Клара нажала на кнопку седьмого этажа и только тогда заметила, что она в кабине не одна. Это был сосед по дому, которого она видела от силы один-два раза, но который, как и все в доме, прекрасно знал, что она не последнее лицо в престижной и знаменитой Клинике на Холме.
– Добрый вечер, мэм, – поздаровался сосед и, помявшись, добавил: – У меня к вам огромная просьба. Умоляю, не откажите. Поверьте, я не позволил бы себе беспокоить вас по пустякам.
Она подняла на него вопросительный и далеко не дружелюбный взгляд.
– У сына второй день высокая температура и сильные боли в животе. Просто не знаем, что делать. Если бы вы согласились осмотреть его, я был бы вам безмерно благодарен.
– Раз уж вы знаете меня, то знаете наверное и то, что я не врач, а всего лишь медсестра, – холодно отозвалась Клара.
– При вашем-то стаже и опыте какое это имеет значение, – поспешил заверить ее сосед. – Мне кажется, медицинские работники, постоянно имеющие дело с больными, могут поставить диагноз лучше и точнее любого врача.
Мужчина умоляюще сложил руки лодочкой. Клара возвращалась с работы злая и усталая. Ей не терпелось добраться до своей берлоги, чтобы побыть одной. Лифт остановился на седьмом этаже. Двери разъехались. Во взгляде соседа застыли тревога и разочарование.
Не сказав ни слова, она осталась в лифте.
– О, благодарю вас, мисс! Вы так добры.
Она сосредоточенно смотрела себе под ноги. За долгие годы общения с Эрихом Гроссе, Клара, вольно или невольно, переняла многие его манеры, особенно – в обращении с пациентами и их родственниками.
Мальчик лежал в испарине, ослабевший от перепадов температуры, и время от времени икал, что явно причиняло ему сильную боль. Взгляд затуманенный, отсутствующий. Клара присела на край постели, сжала двумя пальцами его влажное запястье – нитевидный лябильный пульс едва прощупывался. Подняла веко, осмотрев глазное яблоко, затем попросила открыть пошире рот и заглянула в горло. И наконец, откинув одеяло, обследовала живот. Он был тугой и вздутый, как барабан. Даже от легких прикосновений ее пальцев мальчик корчился и стонал. Клара поднялась.
– Его нужно срочно госпитализировать, – жестко сказала она.
– Вы уверены? – встревожилась мать ребенка.
– Абсолютно.
– Но…
– Если мои слова вызывают у вас сомнения, зачем было меня звать.
– Не обижайтесь на нее, мэм, – поспешил вмешаться отец. – Конечно же мы верим вам. Но, видите ли… больница… Это так неожиданно.
– Советую поторопиться, если не хотите потерять сына. – Клара направилась к двери.
Муж с женой переглянулись. В глазах обоих застыл панический страх.
– Куда же вы? – прошептала женщина севшим голосом. – Останьтесь с нами хоть немного.
– У вас нет времени заниматься гостями. Звоните в «скорую». Ребенку необходима срочная операция. И не вздумайте заставлять его есть или пить. Единственное, что вы можете сделать до приезда бригады, это положить ему на живот лед. Всё.
Мужчина вышел за ней на площадку, по дороге роясь в бумажнике. У самого лифта она обернулась, бросив брезгливо-презрительный взгляд на деньги, зажатые в его руке, и зло процедила:
– Немедленно уберите это.
С виноватой поспешностью он засунул обе руки в карманы, сбивчиво бормоча слова извинений и благодарности. И под конец снова спросил:
– Это действительно так серьезно?
– Я ведь ясно сказала: ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНО.
– Но все-таки, что с ним?
– Перитонит. Поторопитесь.
Едва шагнув в лифт, она поспешила нажать на кнопку своего этажа. Захлопнувшаяся дверь надежно отгородила ее от дебильно застывшего лица.
И почему слабые духом люди так легко теряют голову, – подумалось ей. – Причем именно тогда, когда от них требуется особая собранность и быстрота реакции.
История с мальчиком, благополучный исход болезни которого был более чем сомнителен, ее не занимала. С проблемами жизни и смерти она сталкивалась ежечасно на протяжении многих лет. Клара работала старшей медсестрой со дня основания Клиники. Но этим отнюдь не ограничивались ее обязанности и полномочия. Она была доверенным лицом самого Гроссе, причем единственным и бессменным.
Оказавшись наконец в своей квартире, она тщательно протерла руки медицинским спиртом и только после этого подошла к холодильнику. Пока в тостере-овене запекался обед – замороженный полуфабрикат из Trader Joe’s, Клара сбросила одежду, засунув ее в стиральную машину, быстро приняла душ и, завернувшись в махровый халат, пристроилась на высоком неудобном табурете у стойки бара, заменявшей ей кухонный стол.
Медленно, без аппетита пережевывая кусочки мяса, тушеного с шампиньонами, брокколи и спагетти, она так же лениво и без настроения перебирала в памяти события минувшего дня. Сегодня ей пришлось заменять Гроссе во второй операционной, выполняя в основном роль надзирателя, а потом ассистировать ему во время долгой и нудной «реконструкции» двух обгоревших влюбленных. Теперь они, спеленутые бинтами, словно коконы, долго еще будут беспробудно спать, не зная, что лежат в одной палате, на соседних кроватях, что оба остались живы. Много дней пройдет прежде чем снимут первые повязки. А потом вторая операция, третья, пока не вернется окончательно человеческий облик. Только вот знакомиться им предстоит заново.
Снизу донесся вой сирен, оборвавшийся где-то совсем рядом.
Должно быть прибыла «Скорая помощь» со свитой из пожарной и полицейской машин. Надеюсь, парню удастся выкарабкаться, – подумала Клара и тотчас забыла о нем.
На душе не проходила горечь от мимолетной встречи с Гроссе в коридоре, после операций. Он отмахнулся от нее с оскорбительным раздражением, как от надоедливой нищенки, и пролетел мимо. Она знала причину, знала, что усталость тут не причем. И все же… Ему следовало быть с нею помягче.
Подобрав с дивана полусевшую трубку радиотелефона, Клара набрала его домашний номер.
– Мистера Гроссе нет дома, – ответил ей неприветливый, почти враждебный голос, мгновенно выродившийся в короткие гудки.
Мерзкая старуха! – Клара в сердцах швырнула трубку обратно на диван. – Отлично знает мой голос, и никогда даже не поздоровается.
Звонить ему на мобильный было бесполезно, он никогда его не брал, да Клара и не собиралась с ним говорить. Ей только нужно было знать, где он. Ее мучило странное беспокойство, очень похожее на ревность, хотя она отлично понимала, что ревновать его нелепо и абсурдно.
В комнату с тягучей медлительностью вползали сумерки, растворяя в себе очертания предметов и ее самою, но включать свет Клара не стала. К чему? Так редко выпадала возможность побыть наедине с собой, со своими мыслями и чувствами, с самым дорогим ее сокровищем – воспоминаниями.
Тесная, погруженная в полумрак комната вдруг заиграла, заискрилась мирриадами солнечных зайчиков, скачущих по неспокойной воде. Океан, могучий и вечный, разлегся у ее ног, играя кружевом прибоя, облизывая утопающие в тропической зелени берега. Непроходимые заросли гигантских кактусов, усеянных съедобными плодами. Слоновые пальмы, чьи толстые, короткие стволы и впрямь походили на ноги слонов. Идиллически живописные улицы Лас-Пальмаса, оранжевые от мандарин, свисающих над самой головой. Материализованный библейский рай на погрязшей в грехах Земле! И посреди этого рая черноволосая девочка-подросток, смотрящая на мир широко распахнутыми глазами в радостном предвкушении грядущих чудес.
О, эти дни, проведенные с родителями на Канарах, Клара запомнила на всю жизнь. Пестрые попугаи, обезьянки, полосатые бурундучки, свободно разгуливающие под ногами. Приветливый, сказочно-добрый мирок, где даже хищные звери не водятся. Мирок, символ которого преданнейший друг человека – собака. Ее скульптурные изображения во всем многообразии собачьих пород попадались повсюду.
И, как полная неожиданность, среди всей этой лубочной доброты фантастически-мистический «злодей» – дерево Дракона! Причудливое, нелепое корненогое существо. Густо разветвляющийся ствол был похож на пучки гигантских сарделек или обрубков узловатых пальцев, покрытых не корой, а гладкой, мертвенно-серой кожей. Обрубки увенчаны метелками жестких, узких и длинных листьев. Корни этого растительного вампира, начинавшиеся где-то высоко над землей, вертикально устремлялись вниз. Впечатлительная девочка живо представила себе, как они со зловещей жадностью впиваются в почву, вытягивая из нее все соки, превращая их в обрубки ветвей, в остроконечные листья-ножи.
Какой-то местный житель, желая удивить заинтересовавшуюся деревом чужестранку, достал складной перочинный ножик и у нее на глазах сделал надрез в коже-коре. Из раны засочилась смола, но не золотистая, как она ожидала, а темно-красная. Смола или кровь? Клару передернуло от суеверного страха. Она осторожно потрогала порез – ее руки окрасились. Переполнившись через край, «кровь» тонкой струйкой стекала вниз по стволу. Что это?! Шутки природы или дерево-хищник?
Местный житель рассказал любознательной девочке о старинном предании, согласно которому дерево Дракона впервые выросло на том месте, где в единоборстве со слоном пролилась кровь дракона. Жители Канар считают, что его красная смола целебна. Но Клара упрямо видела в нем только дерево-монстра. Долго еще оно будоражило потом ее воображение, являясь даже в ночных кошмарах.
По иронии… а может по предостерегающему знаку судьбы, именно у этого дерева она впервые повстречала юношу, которому предначертано было стать ее идолом и проклятьем, ее роковой неизбежностью и проводником в ад.
Юноша был высок и строен, с надменным мужественным лицом и отсутствующим взглядом холодных желто-серых глаз. Казалось, он излучал таинственную, загадочную и оттого притягательную силу.
Разглядывая дерево Дракона, юноша разумеется даже не заметил черноволосой загорелой девочки, не сводившей с него зачарованного взгляда. Она и сама не могла бы предположить тогда, что, повзрослев, разыщет его, более того – изучит ради него медицину…
Клара открыла глаза. В комнате было абсолютно темно, она так и не зажгла света. Он не позвонил. А это означало, что ей предоставляется редкая возможность выспаться. Не снимая халата, она свернулась калачиком на диване, натянув до самых бровей шерстяной плед, и мгновенно уснула.
Разбудил ее звонок в дверь. Буквально скатившись на пол, Клара вскочила, едва не потеряв со сна равновесие, и бросилась в переднюю. К ней никто никогда не звонил и не стучался. Это мог быть только один человек – Гроссе. Но и он никогда не появлялся в ее квартире спозаранку. Может что-то стряслось в клинике?
Растрепанная, заспанная и босая, она распахнула дверь.
На лестничной площадке стоял вчерашний сосед с огромным букетом темно-красных роз и смущенно улыбался.
– Ради Бога, извините за мое самовольное вторжение. Я знаю, что вы рано убегаете на работу, и боялся не застать вас.
– Что теперь вам от меня нужно? – Клара недовольно хмурилась, прикрывая рукой зевок и не обращая внимания на цветы.
– Я… мы с женой только хотели выразить вам свою огромную признательность. Сыну сделали ночью операцию. Хирург сказал, что если бы мы опоздали хотя бы на два часа, было бы уже поздно.
– Ну вот и хорошо. Как он сейчас?
– Еще толком не отошел от наркоза. Но операция прошла удачно.
– Рада слышать. Извините, я спешу. – Она собралась захлопнуть дверь.
– Мэм! Пожалуйста, примите от нас хотя бы эти цветы. – Сосед смотрел на нее умоляюще.
– Ладно. Давайте. Будьте здоровы.
Забрав из его рук букет, который ей пришлось удерживать двумя руками, Клара ногой захлопнула дверь. Вернувшись в комнату, она бросила цветы на журнальный столик и, опустившись перед ними на корточки, пыталась сообразить, что с ними делать.
Розы были свежайшие. Они источали нежный аромат, уносивший ее куда-то в прошлое. Почувствовав в ногах онемение, Клара села в кресло, продолжая недоуменно-задумчивым взглядом изучать букет, как давно забытого нежданного гостя. Только сейчас она сообразила, что у нее нет в доме ни одной вазы. Потому что никому никогда не приходило в голову дарить ей цветы.
О проекте
О подписке