Недоумение

– Но он был тут, прямо тут, – настаивала Птица, указывая место, где остался лежать мертвец.

Старушки недоверчиво качали головами.

– Кто-то убил его! – выкрикнула, в отчаянии что-либо доказать, Птица.

Полицейские, два неторопливых упитанных мужичка в форме, придирчиво осмотрели чистый асфальт.

– Шел дождь, – напомнила Птица и протянула полицейским перочинный ножик.

– Лезвие чистое, – заметил один полицейский.

– И маленькое, – сказал другой.

– Таким ножичком даже хлеба нарезать не удастся, – высказался первый полицейский.

Старушки молчали и шарили по кустам в поисках улик.

– Вы считаете, я сошла с ума? – сухо поинтересовалась Птица у стражей порядка.

– Не считают! – вмешалась тут одна старушка, держа двумя пальцами огромный кухонный нож для разделки мяса.

Длинное лезвие и черная рукоятка были покрыты багровыми пятнами. Вот это да, убийство в темном парке! Уж чего-чего, а убийств, здесь, не бывало. Драки между алкашами, изредка сексуальные домогательства и то со стороны эксгибиционистов, выбегающих к пухленьким дамам решившим похудеть за счет утренних и вечерних пробежек. Эксгибиционистов при этом не смущали облака настырно жужжащих над ухом, комаров. Маньяки любили спортсменок и выпрыгивали из кустов всегда с распахнутыми плащами, под которыми ничего не было, кроме бледных, заросших волосами, тел. Но и только, дело заканчивалось истеричным визгом растревоженных отвратительным зрелищем, женщин и поспешным бегством, сексуально озабоченных, мужиков.

Иногда, на эксгибиционистов устраивали засаду старушки и преуспев в деле поимки, тащили «преступника», а то и нескольких «преступников» в участок, который, по старинке, упорно называли отделением милиции. Таким образом, все «маньяки» были известны стражам порядка.

Смекнув что к чему, вместе с парой особенно активных старушек и Птицей, как главной свидетельницей, полицейские объездили на «бобике» адреса всех известных эксгибиционистов.

К полудню вернулись в участок подвести итог. Без сомнения, все маньяки были живы и здоровы. Получается, на Птицу напал новый, никому не ведомый преступник и другой, никому не ведомый преступник его убил?! Полицейские смотрели на Птицу с сомнением, но старушки поддерживали девушку, твердо считая, убийцу равно, как и убитого, непременно надо отыскать. Это не дело бояться неизвестно кого, шныряющего неизвестно зачем, в любимом всеми, городском парке.

Но пока суть, да дело, холодное орудие было отдано на экспертизу, а в парке развернулись следственные действия.

Вечером, после дотошного допроса, уставшая Птица добрела в обществе старушек, до дома.

– Мы будем тебя встречать из университета и провожать до дверей квартиры, – торжественно пообещали старушки.

А мать уже успевшая ободрать старые обои на кухне, спросила:

– Ты купила хлеба?

Птица отрицательно покачала головой.

– Значит, будешь ужинать без хлеба! – категорично решила мать. – Ужин, в кастрюле, на плите!

Отец что-то пробормотал из родительской спальни, как всегда выпивший, скорее всего, выклянчил у матери, на бутылку красненького.

Птица устало сидела на кровати, на коленях у нее была тарелка с рисовой кашей, а в мыслях сплошной хаос и недоумение.

На улице, между тем, сгущались сумерки и птицы, звеня прощальными криками, разлетались по гнездам. Елена взглянула на окно, прикрытое прозрачной, кружевной занавесочкой и вздрогнула, на нее пялился окровавленный мертвец.

Защита

– Мне часто снятся страшные сны, – успокаивал Птицу, отец.

Будто маленькая, она лежала у него на руках, и он покачивал ее, напуганный истеричными воплями дочери.

– Правда твоя, – вздохнула мать, отходя от окна, – и, кто бы смог добраться да еще заглянуть в твою комнату, ведь мы живем на четвертом этаже?

– Во сне, я всегда оказываюсь в мрачном месте, полном скелетов и ищу, разыскиваю свои кости.

– Твои кости? – машинально переспросила мать, с удивлением взирая на мужа. – Ты никогда мне об этом не рассказывал.

Отец заплакал, роняя горячие слезы на руки дочери.

– Это такое горе, быть не отпетым.

– С чего ты взял? – забеспокоилась мать, присаживаясь рядом, на кровать. – Может, тебя отпели и чинно похоронили, где ты говоришь?

– В склепе, – кивнул отец.

– И как же тебя звали?

– Не помню! – говорил отец, продолжая покачивать дочь, прижавшуюся к его груди.

– А где этот склеп?

– Не знаю! – всхлипнул отец.

– Подожди-ка, – деловито произнесла мать, – ты не помнишь своего имени, но знаешь, что не отпет, как такое возможно?

Отец лишь пожал плечами.

– Тупик, – резюмировала мать и дернула Птицу за руку, – а ну, рассказывай, долго нам еще ждать?

Птице пришлось рассказать.

– Что же это такое? – рассердилась мать. – Какие-то старухи тебе дороже родителей. Отныне, либо отец, либо я будем сопровождать тебя на учебу.

– И встречать тоже! – поддакнул отец.

– У меня есть оружие! – вспомнила мать, хлопая себя по лбу.

– Какое? – воскликнули в один голос, отец и дочь.

– Мой кулак! – продемонстрировала мать свой кулачище.

Мать у Птицы всегда была здоровой женщиной. В молодости участвовала в областных соревнованиях, метала тяжелое ядро и преуспевала. Многочисленные кубки блестели на полках серванта, тут же в прозрачной пленке хранились цветные почетные грамоты.

Отец не мог похвастаться такими успехами, но он играл на скрипке. Звуки мелодий его скрипки успокаивали дочь в детстве, и теперь он сыграл ей.

Без лишних слов, Птица забралась в постель и уснула, пока отец играл колыбельную собственного сочинения. Он всегда сочинял, но никогда и ни перед кем, кроме домашних не афишировал своими творческими достижениями, считая себя недостаточно гениальным, недостаточно нужным для общества любителей скрипичной музыки.

Ночью, родители попеременно несли вахту возле окна комнаты дочери и выглядывая во двор, видели маячившие тени нескольких старушек воинственно машущих дубинками в сторону темного парка.

Бегство

– У этой девочки есть сила! – произнес незнакомый грустный мужской голос.

Птица подскочила, оглядываясь.

– Ты флягу взял? – спрашивала мать у отца.

– Для чего? – суетился отец, собирая рюкзак.

– Чаю нальем, пить захочешь, а тут, пожалуйста! – широко развела руками, мать.

– Что происходит? – вмешалась Птица.

– Собирайся! – хором воскликнули родители.

– Мы уезжаем! – кивнула мать.

– Ненадолго! – сказал отец.

– Пока ситуация не исправиться, – добавила мать.

– И пока не схватят маньяка!

– Но я учусь! – напомнила родителям, дочь.

– Ничего, я уже звонила в деканат, договорилась с деканом, он тебе прислал темы занятий на электронную почту!

– На почту? – переспросила Птица.

– Да, пойми ты, – взвился отец. – Если маньяк убил маньяка, ему и с тобой расправиться не составит труда!

Отец прошел в комнату дочери, распахнул створки окна и указал на подоконник. Птица, следовавшая за ним по пятам, посмотрела и ахнула. На подоконнике четко виднелись отпечатки двух грязных ладоней.

– Но как? – оглядев совершенно ровную стену, спросила Птица.

– Может, спустился с крыши? – неуверенно предположил отец, взглянув наверх.

– Как альпинист?

– На веревке, – подтвердила мать, тоже выглядывая в окно, – а что, если проверить, подняться на крышу?

Они поднялись. Внимательно осмотрели крышу с торчащими антеннами и заметили-таки моток веревки, петля была затянута надежно вокруг вентиляционной трубы.

– Надо вызвать полицию! – замирая от ужаса, сказала Птица.

– И они защитят тебя? – скептически поджала губы, мать. – Разве в нашей стране на защиту стражей порядка можно рассчитывать?! По-моему, никто, никого не защищает. Достаточно вспомнить те многочисленные случаи, когда бедные женщины, избитые до полусмерти жестокими мужьями, как правило, психически больными людьми, не могут добраться до правосудия и выпросить себе защиты и помощи. Полицаи в открытую, им говорят, вот, если бы муж вас убил, тогда бы мы завели уголовное дело!

– Что тут творится? – высунула нос из чердачного люка одна из старушек.

Родители Птицы объяснили. Старушка впала в абсолютную ярость, как, на чердаке ее мирного дома сидел маньяк да к тому же, зарезанный? Ведь Птица видела в окно мертвеца! И старушка, вытащив из кармана фартука здоровенный хлебный нож, ловко отсекла веревку от трубы, а веревку, словно змею, сбросила с омерзением вниз, в глубину двора, где другие старушки немедленно набросились, затолкали «змею» в мусорный пакет и бегом отнесли к далеким мусорным бакам.

В тот же день Птицыны сели на поезд, следующий в Крым. Относительное тепло южных берегов позволяло даже отдохнуть. Птица сжимала в руках свою гитару и думала о том, как же ей повезло с родителями! Большинство ее друзей и подруг не могли похвастаться столь заботливыми предками. После восемнадцати, дети – уже не дети, а взрослые. Плохо то, что претензии родичи начинают предъявлять сразу, после окончания школы. Но мало кто из бывших школьников, привыкших к родительской опеке, может так быстро адаптироваться и перейти от беззаботного детства к загруженной проблемами выживания, жизни взрослого человека. Однако, родители требуют и хорошей учебы в высшем учебном заведении, куда, как правило, поступают после школы все учащиеся, и заработков в свободное от учебы, время. Тем временем, у бывших детей начинаются игры любовного содержания, которые требуют максимального количества времени и сил, но как тут быть?!

И хотя Птица почувствовала нечто, родители особо не требовали ее денежных вкладов в семью, но намекали.

У нее были хорошие родители, что, правда, то, правда. Грубоватая, приземленная мать, надежная, как скала и одухотворенный, талантливый скрипач, отец, правда, выпивошка, но эту маленькую слабость Птица готова была ему простить.

Счастливая весть

– Мы должны возвращаться! – выслушав собеседника по сотовому телефону, доложил отец.

– Что такое, что случилось? – всполошилась мать.

– Они велели вернуться!

Отец выразительно потряс телефоном.

– Кто? – напирала мать.

– Полиция!

Мать категорично помотала головой:

– Никуда мы возвращаться не станем, я уже настроилась на Крым. Хочу на море! – топнула она ногой.

– Но там, наверное, холодно? – слабо попытался возразить отец.

– Давайте съездим на море! – попросила Птица. – Там здорово!

– Тем более, мы уже едем! – напомнила мать.

Отец поднял руки, признавая тем самым, свое поражение.

В Крыму оказалось не теплее, чем дома, самом центре Великороссии. Мало того, с утра зарядил нудный дождь и подул ветер, вздувая пенные шапки на гребне набегающих на берег, волн. Пляж был пустынен и посоветовавшись, родители решили не доставать из рюкзака палатку, провожаемые пронзительным ветродуем, они направились к железнодорожному вокзалу. Поезд, следующий в обратную сторону, почти пустой из-за отсутствия отдыхающих, гостеприимно распахнул двери.

В родном городе их встречали. На перроне толпились старушки.

– А мы ждем вас! – затараторили они, бросаясь к Птицыным.

– Видим! – сурово прервала их мать.

Старушки всплеснули руками:

– Вы же ничего не знаете! Ведь вы ничего не знаете?

Семья Птицыных, молча, ожидала продолжения. И тут старушки заторопились, радостно сыпля словами, передавая последние новости, из которых следовало, что обнаруженный в кустах нож с длинным лезвием был вовсе не в крови, а в кетчупе. Шашлычном, счастливо улыбаясь, сообщили старушки. Но самое главное, убитого обнаружили живехоньким. Засекли, когда на крышу пробирался!

– Однако ведь я его мертвым в парке видела?! – удивилась Птица.

– Притворялся! – тараторили старушки и продолжили выкладывать новости одну чуднее другой.