Это было ужасно. Гораздо ужаснее, чем обычно. Одно дело, когда ты суешь два пальца в рот по болезни, по собственной воле, из вредной привычки, из мазохизма. Тогда ты отвечаешь за то, что делаешь, и в какой-то момент, после нескончаемой череды рвотных позывов, когда пальцы уже целиком проникают чуть ли не в пищевод, гортань душит кашель, в глазах начинают мельтешить цветные кляксы, а колени мелко трястись, ты можешь приказать себе остановиться. Потому что понимаешь, что внутри тебя уже не осталось ненавистной тебе пищи, что это просто рефлекс.

Другое дело, когда процесс неуправляем. Когда ты не в состоянии контролировать, когда это начнется и в какое мгновение закончится. Когда единственное, о чем ты мечтаешь – это немедленно принять горизонтальное положение, а сама вынуждена стоять, согнувшись в три погибели над унитазом и не имея возможности даже выпрямиться, так как каждое твое движение вызывает новый приступ тошноты.

И вино, само по себе, ужасная вещь. Терпкий, ароматный напиток, проведя в желудке некоторое время, превращается в зловонный яд, в едкую черную кислоту, которая, исторгаясь, сжигает пути, по которым устремляется наружу.

Мне отвратительно и больно отплевываться от него, и горло мое потом жжет так, что я даже не могу говорить какое-то время. Только кашляю.

Я помню, как сижу на холодном полу, рядом с унитазом, держусь за горло, молчу, с трудом сглатываю и думаю о злокачественных опухолях. Мне чудится, что в голове перекатывается свинцовый шар, размером с яблоко. Он катается по моему мозгу тяжеловесно, и череп медленно раскачивается в такт его движению, меняя местами пол и потолок.

Вокруг меня суетится Нельсон. Он понимает, что мне плохо и тревожно мяукает, трогает мою руку лапкой, заглядывает мне в глаза, словно спрашивает, чем он может помочь. Этот кот любит меня.

Из последних сил я доползла до постели и мгновенно заснула. Просто выключилась.

Я открыла глаза. Часы показывали три часа ночи. В голове гудело, горло продолжало мерзко саднить. Заснуть мне больше не удалось. Благо, завтра была суббота. Интересно, до чего доведет меня мое обжорство? До рака? До сумасшествия? Или до самоубийства? Сколько можно уже, в конце концов. На кого я становлюсь похожей? На скотину без толики самосознания. На безвольную тварь. Что бы я сказала своему любимому Кеану? Что я – зацикленная на своем теле обжора? Не так уж и красиво мое тело, чтобы таким образом о нем печься. Сколько лет еще мне надо потратить, стоя лицом в унитаз, чтобы это понять?

Я ворочалась с боку на бок. Я вдруг обнаружила, что все мое тело представляло собой туго сжатый ком. Я умоляла свои мышцы расслабиться, но ни единый мускул даже не дрогнул. Я с трудом сглатывала, ощущая, как жгучая боль скатывалась от гортани к пищеводу. Наконец, мне удалось разжать кулаки. Ногти оставили глубокие, беловатые следы на ладонях.

Интересно, я одна такая самоликвидаторша, или в мире есть еще кто-то?

Мне внезапно представилось, как вся планета вмиг опустела, и я стою одна посреди бескрайних зеленых лугов, голубых озер, где на тысячи километров нет ни единой живой души кроме меня. Нет ни щебета птиц, ни рыка зверей, только пустое шептание ветра в зеленой траве.

Сделалось невыразимо страшно. Так страшно, что захотелось кричать. Мне немедленно нужно было удостовериться в том, что я не одна на этой земле.

Я порывисто вытянула руку и нащупала выключатель ночника. Выключатель громко щелкнул. В освещенной, до мельчайших подробностей известной моим глазам комнате, сразу сделалось легче. Нельсон с недовольством покосился на ночник. Его глаза блеснули в тусклом свете лампы. Мерное урчание кота немного успокоило меня. Я поднялась с кровати, сунула ноги в тапочки и нетвердой походкой побрела на кухню.

Выпитый залпом стакан ледяной воды сделал жжение в горле острее, но зато привел нервы в порядок.

Одиноко светящееся окно в доме напротив, которое поймал в темноте мой мимолетный взгляд, полностью удостоверило меня в том, что на свете точно есть еще хотя бы один живой человек.

Я откинула занавеску, и какое-то время глядела на желтый прямоугольник прямо напротив моих глаз. Я вдруг представила, что за занавеской того освещенного окна стоит Кеану и, в свою очередь, глядит на мое, тоже светлое от электричества окно. Теперь перспектива внезапного опустошения Земли показалась мне весьма даже привлекательной: только двое на весь этот прекрасный мир!

Кеану и я.

Эта фантазия так взволновала меня, что ни о каком сне теперь не могла идти речь. К сожалению, силуэт Кеану появился в моем воображении, но вовсе не в том окне.

И все же. Есть ли еще кто-нибудь на всей земле, такой же, как я? Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, каким образом получить ответ на свой вопрос.

На соединение с интернетом ушли какие-то жалкие секунды, и вскоре весь мир был в моем распоряжении. Как некая книга мудростей, он был раскрыт передо мной. Я должна была только задать свой вопрос.

И это внезапно оказалось гораздо сложнее, чем я ожидала. Прошло, пожалуй, минут десять, пока я собралась с духом и напечатала это слово: «булимия». Внутри меня все замерло, томительные мгновения ожидания длились немыслимо долго.

Тем не менее, страница со списком результатов поиска развернулась как-то неожиданно.

–      И что, ты оказалась одна на всей Земле?

Бог мой! Стоило мне проскользнуть глазами строку отчета о результатах поиска, как у меня похолодел затылок, и кончики пальцев онемели. Я перечитала строку заново:

«По Вашему запросу найдено Сайтов – 1765, документов – 17 745»!!!

Семнадцать тысяч семьсот сорок пять!!! И я что-то говорила о том, что была одна на всей Земле?!!!

Сразу за отчетом начинался просто бесконечный перечень всевозможных источников информации. От научных статей, коих было явное меньшинство, до ссылок на сомнительные сайты, содержавшие сплетни о звездах, якобы страдающих от «булимии».

ХХХ

«Булимия», в переводе с греческого языка, означает: «бычий голод»!

Бычий голод… Отвратительно!

Честно признаться, я ожидала многого. Но к тому, что я обнаружила, я все-таки оказалась не готова.

Щелкнув на первую попавшуюся ссылку, я неким странным образом, в мгновение ока оказалась внутри другого мира.

Какого-то жуткого мира, словно скопированного со сценария самого кошмарного из всех триллеров, что я видела за всю свою жизнь. Это был мир извращенной жестокости, изощреннейших мук, на которые только способен человеческий разум, безотчетного садизма, доведенного до его самых уродливых форм.

И этот мир был тем ужаснее, что он жил, он был реален. Он не являлся плодом чудес компьютерной графики или воспаленного воображения писателя-извращенца, через бумажные листы удовлетворяющего свои скрытые пороки. Этот виртуальный Аид наполнялся звуками страданий настоящих, а не выдуманных женщин. Сотен женщин, тысяч женщин.

Надежда в этом мире отчаяния теплилась лишь едва, она тлела в каждой строке череды посланий, слишком слабая, чтобы разгореться и слишком сильная, чтобы вовсе погаснуть.

И самое страшное заключалось в том, что я оказалась частью этого жуткого мира, это был и мой мир, я пребывала в самом его эпицентре. Я встретила свой персональный ад, от которого мне было теперь не скрыться.

В этих виртуальных мириадах зеркал самым правдивым образом отражались все мои чувства, все мои терзанья, все мое ежедневное самобичевание.

Я будто бы слышала женские голоса, которые озвучивали мне мои же мысли.

Как их оказалось неожиданно много! Как нас много! Кого среди нас только не было: модели, актрисы, телеведущие, домохозяйки и журналистки, даже психологи. Они не называли своих имен, скрывая их под масками компьютерных кличек, но почти все упоминали о своей профессии и своем возрасте: 30 лет, 25, 15, 40, 17! Одинокие и замужние, любимые и покинутые, благополучные и бедствующие. У всех были разные причины: у кого-то развод, у кого-то несчастная любовь, кто-то просто хотел похудеть.

Я внезапно вспомнила, как начала сама: как-то, в незапамятные времена, будучи толстой и гонимой всеми девочкой, я, готовая на все в отчаянных попытках принять форму модной манекенщицы, прослышала об одной актрисе, которая за обедом не отказывала себе ни в чем, а потом бодро совершала походы в туалет. Ее пример показался мне достаточно убедительным, чтобы попробовать последовать ему. У меня получилось. Весьма успешно. Только о результатах такой «диеты» я услышала слишком поздно: несчастная актриса скончалась, едва отметив свое тридцатилетие.

Чтение бесчисленных признаний затягивало меня все сильнее и сильнее, воображаемые женские голоса в моем мозгу звучали все громче, у них появлялись интонации и оттенки, они словно бы все обращались ко мне, притаившейся у своего компьютера.

«Я не жвачное двуногое, не свиноматка на убой, я – человек, я красивая женщина! Спасите меня!» «Врачи не в силах помочь нам. Они не знают, что это за болезнь и что с ней делать!»

Здесь мы все были едины.

Здесь мы кричали только об одном: «Я в отчаянии!» «Есть хоть кто-нибудь излечившийся, помогите!» «Я схожу с ума! Что мне делать?» «Больше так не могу! Помогите!» «Я не хочу делать это! Я не могу ничего поделать с собой!» «Мне больно! Мне страшно!» «Мне стыдно!» «Только здесь, только вам я могу рассказать о своей беде! Ведь это так позорно!»

Знаете, булимия ведь сродни изнасилованию: тебе больно и плохо, но ты с насильником один на один, ты никому не осмеливаешься рассказать о том, что с тобой случилось, потому что это мерзко и стыдно, и ты боишься, что все отвернутся от тебя, начнут презирать тебя и брезговать тобой.

Родственники принимаются стыдить и порицать тебя за твою блажь и глупость, как будто бы для тебя это злорадная игра, с единственной целью всех их позлить и поиграть на их нервах. Друзьям ты этого вообще ни за что не расскажешь, потому что ни один, ни единый, даже самый лучший друг не сможет понять того, что чувствуешь ты, если сам не страдает тем же. Не сможет и не захочет понять и тогда не сможет помочь, даже если сильно захочет. Потому что даже большинство врачей, действительно, вовсе не знают такого слова: «булимия», а если кто и знает, то сразу же начинает ухмыляться и глумиться над тобой: «Ах, так ты обжора! Ну, ничего, принцесса Диана тоже обжиралась!»

Какое несчастье, что принцесса погибла, иначе такие как я, спросили бы у нее, как с этим бороться!

Знаете, каково это, каждый день совать себе пальцы в рот до тех пор, пока перед глазами не поплывут черные пятна, и не начнет мерещиться, что еще чуть-чуть, и ты выплюнешь и сам желудок, похожий на пустой, сморщенный мешок! Презирать и ненавидеть себя за это, бояться собственного тела, бояться будущего и быть не в состоянии хоть как-то себе помочь! Знаете, каково это, всегда об этом думать?

Они, эти женщины, об этом знают! Мы, эти женщины, об этом знаем!

Я застыла перед монитором как загипнотизированная. Не останавливаясь, я вчитывалась в их истории, в каждой новой реплике узнавая каждую из своих собственных мыслей. Остро захотелось всплакнуть. Так беспомощно, по-женски, громко всхлипывая и сморкаясь. И жалобно подвывать, обращаясь к моим незримым подругам.

Но возникло ли у меня желание примкнуть к ним, присоединить свой тихий голос к этому многоголосому хору, всерьез послать еще один, такой же клич о помощи: «Помогите! Погибаю!»

Нет, мне не хотелось. Не хотелось по двум причинам: во-первых, что бы это изменило, кроме количества отчаянных стонов в виртуальном аду? Ничего. Все это они и без меня знают, все это они уже слышали. Наши жалобы вторят друг другу, повторяясь, считай, до последнего слова.

А вторая причина заключалась в том, что к своему ужасу, за минувшие годы я успела так приспособиться к своей заразе, что она сделалась моей привычкой, дошедшей почти до рефлекса. Все равно, что чистка зубов два раза в день, и сразу после рвоты тоже.

Маленький алчный монстр, что жил в моем желудке, зубастой тенью следовал за мной по пятам, и то, что я сумела свыкнуться с его присутствием, все же не отменяло его желание уничтожить меня, разорвать меня на куски. Он был готов сделать это в любую минуту, на любом этапе моей жизни.

Только вот когда?

Он был со мной всегда и везде. Алчными глазами следя за каждым моим движением, читая и контролируя каждую мою мысль. Пока он выжидал, ждала и я.

Но самое удивительное заключалось в том, что прежде я даже не считала себя больной, хотя на протяжении доброго десятка лет, ежедневно тратила на это несколько часов в день! Каждый день.

Я была все равно, что хронический алкоголик, который под страхом смерти, ни за что не признается в том, что страдает роковой зависимостью.

«Для тех, кто вступил в дьявольский круг булимии, пища становится истинным наркотиком, лишить которого – значит, лишить человека жизни!»

Два года назад я бросила курить, хотя курила до этого больше десяти лет. По две пачки в день. Мучительный процесс избавления от никотиновой зависимости был мною успешно пройден.

Булимия же из года в год, всегда одерживает надо мной верх. Но, признаться честно, моя одержимость сигаретами не шла ни в какое сравнение с одержимостью «бычьим голодом».

Булимия – это такой огромный червь, что сидит в твоей утробе, и держит в своей бездонной пасти все твои нервные нитки, все клетки мозга. И управляет тобой. Полностью управляет.

И ты механически заглатываешь, и заглатываешь, и заглатываешь, и останавливаешься только когда понимаешь, что сейчас твой желудок лопнет, как презерватив, переполненный водой. А перед твоими глазами воображение рисует язвы в желудке, раковые опухоли в желудке, в груди, в горле, в мозгу. И тебе страшно. Но это сильнее тебя и ты ничего не можешь с собой сделать, кроме как безропотно поплестись в туалет.

«Чувствую себя, словно нахожусь в чьей-то власти, и как освободиться от этого – не знаю!» – продолжало мелькать на мониторе.

Думаю, что прекрасно могу понять беспомощность наркомана, алкоголика. Я хорошо знакома с понятиями «обреченность», «мания». Я знаю, что подразумевают люди, когда говорят: «Я стараюсь, но это выше моих сил».

«По данным специалистов, летальность среди больных булимией, составляет 5-6%, в большинстве случаев вызвана длительным голоданием или самоубийством!»

«Специфического лечения булимии не существует, однако, успешной можно считать программу «12 шагов», которая, как известно, применяется для лечения химически зависимых больных. Правда, лечение обычно имеет весьма продолжительный курс, до нескольких лет, и проходит весьма тяжело».

«12 шагов»? Что ж, получается, мы действительно родные с наркоманами и алкоголиками? Принцесса Диана такая же, как и сизый забулдыга, что вот уже два дня как лежит в канаве под забором? И я такая же?

«Держусь уже два дня. Не знаю, сколько еще смогу, но буду пытаться!»