Вдали виден был горный массив с пиками, покрытыми снежными шапками. Они сверкали в лучах восходящего солнца, вспыхивая мириадами бриллиантовых искр. Облака, раскрашенные рассветом нежными пастельными цветами, плыли к сказочно прекрасным вершинам. Но даже они не могли подняться так высоко и, цепляясь за горы, оседали туманом. Внизу голые отроги скал перемежались с зеленым ковром верхушек лесных деревьев. Среди них спрятался водопад. Далеко. Здесь его шума не было слышно и казался белым как молоко. Засмотрелась, представляя, насколько он великолепен вблизи в своей могучей природной брутальности, в диком неистовстве летящих с огромной высоты тугих струй, разбивающихся о камни, грохочущих, пенящихся и разлетающихся маленькими звенящими каплями. От водопада брала свое начало река, бурля и перекатывая огромные валуны. Разламывала гневными потоками надвое глубокое ущелье. Требовательно прокладывая себе путь к свободе, к будущему спокойному и неспешному бытию. Значит, долина вниз по ее течению. Там должны быть поселения.

Реки всегда привлекали людей. Вода – колыбель всего сущего. Вода дает жизнь. А реки подобно кровеносным артериям несут эту жизнь всему, что есть на земле. У рек всегда селились люди. Чтобы вместе с рекой быть в жизненном потоке. Нестись из забытого прошлого в неизвестное будущее, восхищаясь и горюя, созидая и разрушая, рождаясь и умирая в настоящем.

Что ж, нужно каким-то образом выбираться из башни. Идти вниз по течению в поисках людей и помощи. Если я действительно каким-то невероятным образом перенеслась из больницы мегаполиса в горы Кавказа, то помощь я обязательно найду. Тем более, у земляков. Гостеприимство кавказцы впитывают с молоком матери.

Площадка совершенно ровная, если не считать жертвенного алтаря³ в центре, значит, вход внутрь башни должен быть где-то у стены. Не на вертолете же мои похитители сюда поднимаются. Или на вертолете?

Обошла вокруг стены. Мелкие камешки больно впивались в голые ступни. В древности на Кавказе строили сигнальные башни с открытыми площадками. Они стояли обособленно, так, чтобы дым от зажженных костров был виден издалека. Так горцы предупреждали друг друга о нападениях врага и постигших бедствиях. Но меня совершенно сбил с толку жертвенный алтарь в центре. В йердах⁴, древних нахских⁵ святилищах языческих времен, задолго до прихода в эти места ислама и христианства, алтари были. Но их не ставили на верхних площадках башен.

А вот и вход нашелся. Осторожно, стараясь не шуметь, стала спускаться по каменной лестнице. Остановилась. Прислушалась. Тихо. Еще несколько ступеней. Массивная деревянная дверь. Сердце бешено колотилось в груди, мне казалось, что эхо отвечало на его стук. Тронула черную кованую ручку. Налегла слегка. Дверь подалась, даже не скрипнув. Заглянула в щель. Выдохнула. Похоже, никого нет. Приоткрыла дверь шире и шагнула в комнату. Действительно, никого. Огляделась. Вдоль стен деревянные скамьи. Красивые, с затейливым резным узором. Но больше ничего. Совершенно пустое помещение. На стенах петроглифы⁶.

Рисунки, довольно яркие, лишь кое-где выцветшие, повествовали о каком-то ритуале. Вгляделась, пошла вдоль стены изучая. Вот жрецы зажигают четыре костра. На следующем они кружатся в танце, воздев к небу руки. А вот жрец держит чашу. Хм, с жертвенной кровью, наверное. И апогей – главный жрец поджигает саван⁷-кокон. Мурашки побежали по телу. Подошла поближе, дотронулась до стены. Шершавый, холодный камень. А петроглифы не сказать, чтобы древние совсем. Может музей стилизованный «Быт на Кавказе во времена язычества». Новодел? А если нет? Надо ниже спуститься, посмотреть, что там.

Такая же каменная лестница, ведущая вниз, обнаружилась на другой стороне комнаты жрецов, как я ее себе обозначила. Прислушалась. Тишина. Стала спускаться смелее. Вход в нижнее помещение преградила решетчатая дверь с большим засовом. Через прутья решетки комната просматривалась довольно хорошо. Похоже, она предназначалась для стражников или была оружейной. У одной стены стояла пара сундуков, над ними висела одежда: черная бурка⁸, башлык⁹, лохматая белая папаха¹⁰. Рядом сошка¹¹ с копьями, широкий топчан¹², застеленный шерстяным плетеным ковром. Над топчаном на стене крепились лук, колчан со стрелами и два длинных кинжала¹³. У другой стенки я заметила табуретки, маленький низкий столик. На нем стояла глиняная посуда, кувшин. Точно музей. Кто оружие просто так оставляет? Даже если оно бутафорское.

– Эй, есть здесь кто? – тишина.

Просунула через решетку руку. Попыталась открыть засов. Не поддается. Потрясла слегка, расшатывая непослушную железяку. Вот же попала! Со всей злости пнула решетку. Та крякнула и… отлетела мне в лоб. Аж искры из глаз посыпались. Решетчатая дверь, оказывается, открывалась в другую сторону. Вот уж повезло, так повезло! Шишки мне на лбу только не хватало и на ногу теперь наступить не могу. Зато сразу стало понятно, что в башне никого нет. Иначе бы на такой грохот все служители этого музея сбежались. Надо успокоиться, спуститься ниже и попробовать найти выход. Должен же быть выход отсюда.

Если это музей-новодел, то сделан отменно. Не видно ни проводов, ни выключателей, стены с копотью, крепления для факелов. В узкие окна-бойницы вставлены тонкие пластины слюды. Жаль только, зеркала нет, глянуть на себя. Внизу, вполне возможно, обнаружатся экспозиции жилых помещений, а может, рабочий день начнется у местных сотрудников.

Снова каменная лестница вниз. Сбежала быстро, не прячась и не боясь. Встретила меня третья дверь, тяжелая, окованная железом. Как в сказке. Попыталась потянуть на себя, толкнуть. Закрыта. Намертво. Кончилось мое везение. Дергала, стучала, кричала. Все бесполезно. Слезы потекли из глаз, прислонилась к двери и сползла на каменные плиты.

На полу в темноте нащупала какую-то ткань, дернула на себя машинально, утереться бы. Кусок ткани оказался большим, я тянула, а он все не кончался. Даже успокоилась от неожиданности. «Спокойствие, только спокойствие», – как говорил любимец детворы, мужчина в самом расцвете сил с пропеллером на спине. Вот только пропеллера у меня нет. Всхлипнула, вытягивая из темноты ткань. Улетела бы. Но и просто так я не сдамся.

– Пойду наверх, посмотрю, что за богатство мне привалило, там хоть светлее, – ну вот, уже вслух сама с собой говорить начала от этих утренних потрясений.

Собрала в охапку ткань и двинулась вверх по лестнице в оружейную. Если рассуждать здраво, то хранители музея, скорее всего, в сговоре с теми, кто меня здесь запер. Так может оно и к лучшему, что нет никого и дверь вниз заперта?

Поднявшись, бросила свою добычу на пол и кинулась к кувшину. Ура! В нем была вода. С жадностью припала и выпила сразу половину.

– Так лучше, – улыбнулась сама себе, – теперь можно и всем остальным заняться.

Подошла к ткани, оставленной посреди комнаты. Белая, шелковистая, на удивление плотная. Попробовала на разрыв, не получилось, крепкая. Эх, какое бы платье шикарное вышло. Ткань только переводят! Бросают где попало. И тут меня осенило… от догадки покрылась липким холодным потом, поджилки затряслись. Это и есть тот самый саван с рисунка. Но такая материя разве что принцессе для савана годится. Стала расправлять ткань, растягивая во все стороны. Если бы меня спросили, для чего я это делаю, не ответила бы. Делала не задумываясь. Из складок выпало четыре большущих мотка веревки в мизинец толщиной. Прочная. «Четыре в комнате угла…» – всплыла в памяти строчка детского стихотворения. Ага. Четыре костра, четыре жреца, четыре мотка веревки. Многовато совпадений.

– А может, по веревке попробовать спуститься с башни? Связать куски вместе. Сколько ее в мотке? – не то подумала, не то снова проговорила вслух.

Измерила шагами длину комнаты. Десять больших шагов. Это приблизительно десять метров. Развернула и разложила веревку из одного мотка от стены до стены, получилось шесть раз и еще на треть приблизительно. Привалилась к сундуку, прикрыла глаза. Сознание явно раздваивалось. Я начала говорить сама с собой.

– Это метров шестьдесят с небольшим примерно.

– Шестьдесят три, – уточнил внутренний голос.

– Сакральное число в старых нахских сказках. Богатыри, отправляясь на поиски чудовища, которое нужно победить, скачут шестьдесят три дня и шестьдесят три ночи. Хм, еще совпадение? Но глубина ущелья все равно больше. Кстати, и в ущелья часто по веревке спускаются.

– А если связать куски? – выдвинуло предположение внутреннее я.

– Узлы могут не выдержать. Очень рискованно. Не пойдет.

– Что делать-то? – завопило внутри.

– Что делать, что делать? Думать надо. Веревок много. Тонкие, но прочные. Не стропы, конечно. Стоп. А вот и идея подоспела. Будем мы из тебя, саван, «Дуб» выращивать. Ножницы бы найти или нож. Нужно найти нож. Более вероятно в этом месте.

– А зачем его искать? Вон на стене два кинжала. Да и прикрыться чем-нибудь не мешало бы, – спокойно и разумно подсказала сама себе.

– Точно. Тогда за дело!

В оружейной обнаружилось много всякого добра. В одном из сундуков нашлась чистая мужская одежда. Одежда кавказцев. Взяла то, что больше подошло по размеру: штаны, рубашку, вязаные носки из тонкой овечьей шерсти, сапоги из мягкого сафьяна¹⁴, башлык, ремень. Сняла со стены кинжалы. Настоящие, боевые. Два брата – кама¹⁵ и бебут¹⁶. Оба в деревянных ножнах, обтянутых кожей, только наконечники и устья металлические. Так мастера ножны делают для облегчения общего веса оружия и для того, чтобы сохранить остроту клинка. На обоих был одинаковый скромный орнамент в виде миртового дерева¹⁷. Значит, кинжалы делали для одного воина. Вынула из ножен кама. Залюбовалась. С двумя широкими долами¹⁸, из стали с замысловатым узором и синеватым оттенком¹⁹. Красавец. Вложила в ножны, отдохни пока. Бебут был короче, выкован из другой стали, прочный и гибкий с удобной для хвата костяной рукоятью. Дол шел по всей длине, плавно повторяя форму лезвия. На охоте такой незаменим. Ты-то мне, братец, сейчас и нужен. Подбросила свой волос, взмахнула кинжалом. Стоило только лезвию коснуться, волосок распался на две части. Восторг пробежал теплой волной по возбужденному сознанию. Одним взмахом укоротила ночную рубашку, что была на мне. Оделась в приготовленные вещи. Согрелась сразу.

Другой сундук оказался с хозяйственными мелочами. Там лежали разные приспособления для починки одежды и амуниции, заточки оружия. Там же я нашла оселок²⁰, мешочек с огнивом²¹ и кремнем, суровые нитки с большой иглой и много довольно длинных кожаных полос.

В углу у стены лежала защита из сыромяти²² для какого-то достаточно крупного животного. Для собаки, наверное. Собака – хороший воин, если обучать, становится настоящим живым оружием. И другом, который не предаст.

В мешочек с огнивом и кремнем кинула оселок, привязала на пояс. Забрала все нитки, иглу, кожаные полосы и защиту для животного. Вместе