Переходы третьего корпуса Некроса заполнил отчаянный женский визг. И если бы один. Носатый валялся на полу, изображая павшего героя, а эти визжали на высокой ноте так, что голова раскалывалась.
Я не знала, что ему ответить. Просто не знала. Да и смысла не видела. Вспомнила вчерашний вечер, похожую ситуацию с Дастелом, подумала о том, как не хватает того толстенного, окованного железом фолианта. Грустно. Сейчас «Правила» бы мне не помешали.
И вдруг что-то случилось! Что-то маленькое и неуловимое!
Я вздрогнула, открыла глаза и поняла, что давно идет лекция, наши хихикают, а надо мной стоит профессор Иллинар, у которого в потомках вроде как имелись эльфы, но вот они если и были, то очень злые, и передали потомку исключительно это качество.
– Кардинальное реформирование экономического и социального строя королевства в качестве одного из неизбежных следствий привело к изменениям в сфере мертвого права. Восстановление частнонежитинско-правовых начал и переход к принципиальному делению всей правовой сферы на мертвоправовую и общеправовую привели к тому, что место конфигурации соподчиненных отраслей заняла новая их система, основанная на равенстве частнонежитинского подхода. В этой системе соподчиненные сферы права поглощают множество отдельных правовых отраслей и, несомненно, включают в себя все сферы прав и свобод.
Лично я бы без нее точно не стала бы думать про ложку. А так вообще каша есть, ложки нет. Пришлось выкручиваться и зачерпывать кашку бутербродом с сыром. Между прочим, вкусно, но, кажется у Гобби, помимо знаний о структурировании информации, еще и сведения в этикете имеются, потому как смотрел нежить неодобрительно.
Неожиданно кто-то поскреб в дверь. Пауль, бросив все, включая иголку и посыпавшиеся из матраса артефакты, рванул к двери и заплясал. Гобби подошел, приоткрыл. В комнату юркнула тарелка, накрытая другой тарелкой. Удивленно пронаблюдала за тем, как данное приспособление пробежало по полу, взобралось на кровать и бухнулось мне на колени. Довольная собой саламандра подмигнула мне и принялась строить глазки Паулю. Нежить цвел и смущался.
Тоннель, который только что был монолитным и прямым, вдруг обзавелся сетью прозрачных ходов, переходов, ответвлений, а там, под нами, медленно билось сердце! Огромное, синее, неживое, но билось! Сердце! А мы стояли в одной из прозрачных трубок, и я вдруг поняла, что все эти знаки и стены, они реально существуют, но они огромны, а мы маленькие в маленькой прозрачной трубочке.
Мы помолчали. Мне становилось все хуже, уже ощутимо морозило, не помогала даже мантия, Пауль в нерешительности все так же стоял рядом и бросал на меня тревожные взгляды, а главный некромант Некроса и вовсе глаз не сводил. Я пошатнулась. Положение становилось критическим – третий обморок уже фатально, потому что меня точно отправят к целителям, а те добьют из самых лучших побуждений. И ведь никому ничего не скажешь. И не объяснишь. И сами не поймут: черный шелк – особый материал, позволяющий скрыть от магического поиска очень многое, в том числе и особые свойства сплетенного из него артефакта.
Мое умертвие тенью метнулось по полу, взобралось по ткани на плечо и уселось там, заметно дрожа. Виновато улыбнулась ректору, оборвавшему самого себя на полуслове. Улыбнулась еще виноватее, едва лорд Гаэр-аш сжал челюсти. Поняла, что не хочу возвращать его мантию – с ней хоть какая-то надежда остаться в живых.