На столе, под единый метроном пальца, Баха и ранца, танцевал вечерний солнечный луч, медленно подбираясь к незаслуженно забытой в сторонке кружке с кофе, Лировой руке и механическим часам на его запястье. Споткнулся Лир, как всегда, на двадцать пятом такте. «Хорошо темперированный клавир» он прилежно учил по прелюдии и фуге раз в полгода одиннадцать лет подряд, с тех пор как наставник посоветовал ему развивать не только левую извилину, но и правую. Сначала Лир плевался, но потом втянулся. Правда, начал с конца и теперь почти добрался до венца сборника – яркой, светлой и чарующей до-мажорной пары, на которую облизывался с самого начала, но оставил на сладкое, как привык откладывать самые вкусные кусочки на край тарелки – на конец трапезы. Смаковать и наслаждаться. А вот что будет, когда он освоит весь первый том ХТК, Лир никогда не задумывался. Впрочем, одно он знал наверняка – второй том он трогать точно не будет, тот ему категорически не по нраву.

Не стал Лир задумываться и сейчас. Сбившись, он сосредоточился на столбе света и недовольно поморщился, заметив в его ровном сиянии пылинки. В вычищенном до блеска, практически выхолощенном до обезличенности холостяцком жилом модуль-блоке наемника экстравагантность приветствовалась только одна: большую гостиную Лир переоборудовал в кухню. Готовить он умел, любил и практиковал в любую свободную секунду.

Какого лысого ежика он согласился на новый заказ? Ребра с прошлой недели порядком побаливали, хорошо, что обошлось ушибом, а не трещинами или переломами. Ладно, был бы с подработки реальный денежный выхлоп такого же размера, на какие суммы экологи навесили штрафов на трижды проклятущий закрытый химзавод, куда ему предстояло проникнуть. Так ведь нет. Ему, Лиру, светил лишь легкий финансовый бриз да розовые экологические сопли. Мол, гляньте, что там по ночам творится, а то завод стоит, но дым из труб по ночам валит, и у нас, владельцев сего безобразия, сердце не на месте. А оно у вас на месте было, когда вы природе Третьей колонии козу безрогую решили подстроить?

Лир возмущенно фыркнул, пролистывая записанные в блокноте от руки сведения. Несмотря на всю любовь к технологиям и недоверие к шестеренкам, механизмам и ручной работе, данные наемник предпочитал хранить при себе. И не в цифровом виде.

Содержатели завода обанкротились за несколько месяцев до окончания его строительства, насколько наемник успел узнать. Производить там должны были смеси для пищевых принтеров. Очередная новомодная игрушка, которая требовала картриджи с белками, жирами и углеводами, конвертеры для вкусовых присадок и программное обеспечение. Купил, и хочешь – мясные чипсы с перцем печатай, хочешь – ириски, хочешь – что хочешь. Лира пищевые принтеры искренне восхищали. И он не понимал, где ошиблись инвесторы: спрос на сами смеси и прочие комплектующие к технике такой, что можно пять заводов открыть, не то что один до банкротства довести.

Он еще раз фыркнул: довести завод до запуска, значит, у его хозяев денег не хватило. Судя по документации, на откуп от Совета синдикатов и дорогущие экофильтры – тоже. А на него, наемника едва ли не с самым высоким ценником на Третьей – наскребли с полпинка? Что-то здесь нечисто. Вот зря он туда лезет, и афедрон о том же недвусмысленно говорит. Чутью задней части тела Лир безоговорочно доверял – оно выручало не раз, не два и не десять.

Следующие несколько часов Лир провел в инфранете. Локальная закрытая информационная подсеть для своих в Третьей колонии обновлялась, как и все сервера внешнего инфонета, раз в несколько дней, как только инфошаттлы с копиями сетей прилетали с Земли и остальных четырех миров. Впрочем, свежих сведений особенно не потребовалось: проанализировав то, что есть, наемник быстро понял с какой стороны к владельцам завода незаметно подкрался злобный карачун.

Судя по всему, им-таки Совет синдикатов на хвост и наступил. Тут, в другой галактике, Межмировое правительство организованной преступности не указ, с Земли до Третьей экзопланеты и колонии на ней особенно не дотянешься. А бизнесу и подавно надо с оглядкой устраиваться. Это только ему, Лиру, руки развязывает порядком: на Земле наемников не любят, и лицензии дают неохотно, зато в колониях – за милую душу и красивые глаза.

Но это и мешает: мелкой шушеры, как и на окраинах земных мегалополисов – пруд пруди. Хотя, с другой стороны, заказы постоянно есть – тому помоги, того сохрани, груз сопроводи, рейдерский захват предотврати… Заказы на убийство Лир принципиально не брал: не любил, когда заказчики путали профессионального наемника с профессиональным киллером. Глазурь, может, у этих конфеток снаружи и одинаковая, но начинка – разная.

Лир продолжил размышлять. Если учесть, что аккурат позавчера глава Совета синдикатов выдал ему и всему его Стрелковому клубу карт-бланш на заказы по синтоглину… Ясно. Похоже, что варщики глинта на заводе и засели. Идеально же! Оборудования полно, реактивов полно, и не трогает никто.

Для клуба отлов синтоглинщиков мог оказаться золотой жилой, и Лиру не было жалко тех, кто создает и распространяет один из самых страшных и дорогих наркотиков современности – синтоглин, или попросту глинт. Опасен он был и тем, что вызывал мгновенное привыкание, красочные галлюцинации и чувство собственной гениальности, и тем, что подсаживал на себя мгновенно, с первой дозы. И потому на веществе во всех Пяти мирах, кроме Земли, сидела большая часть творческой и интеллектуальной элиты, которым было глубоко параллельно на тот факт, что живут синтоглиновые наркоманы не больше пяти-восьми лет – наркотик постепенно «съедал» глиальную ткань мозга, позволяя нейронным цепям работать быстрее до определенного предела, после которого истонченная миелиновая оболочка нервов не выдерживала, и человека начинало «замыкать». Как неисправную проводку.

Но что-то тревожило подсознание. Лир было почти отказался от заказа, повинуясь интуиции, да червячок в глубине души не дал пройти мимо скользкого и дурно пахнущего. И Лир абсолютно не понимал, почему.

Так и не раскопав в себе причины странного порыва искоренить очаг варки глинта, наемник тяжело вздохнул и принялся собираться, для начала – просто на разведку. Вопреки предрассудкам и интерактивным игросериалам – или попросту визгеймам, где игроки-зрители должны были долго и муторно собирать броню, вооружение и команду, чтобы победить опасного врага и получить свой приз вместе с катарсисом – реальная работа наемника не подразумевала килограммов снарядов, взрывчатки и сверхъестественного оборудования. Не так рассчитаешь боезапас или гаджеты – или перевес себе устроишь, потеряв мобильность, или в трубу вылетишь, потому что покупать все это не особенно пригодившееся, что шальным выстрелом убило, тебе потом на свои кровно заработанные, и никто ничего не компенсирует.

Перигравитационный ранец за спину, в укладку над ним пара запасных обойм бронебойных игл с усиленным сердечником, упаковка паракорда и пяток карабинов к ней (намного надежнее магнитных наручников, Лир по опыту выяснил). На пояс-разгрузку – портативный игломет и запасными обоймами игл с парализантом и аптечку. Ах, да, не забыть туда сунуть пару водных таблеток и пищевой батончик-концентрат – после смертоносных плясок адово хочется сначала пить, потом есть. На правое и левое запястье – электромагнитные бомбочки, на левое предплечье – заряженная умными мини-ракетами портативная пусковая установка. За плечо – тяжелую бронебойную снайперку. И то придется активировать экзоскелетные элементы брони, усиливая плечи, поясницу и колени, многовато по весу, но меньше никак нельзя.

Зайти на завод оказалось проще, чем обмануть стайку рапторов – мелкие динозавры в тамошних лесах водились в изобилии, но умом и сообразительностью не отличались. Сторож новенького нерабочего завода, впрочем, тоже. Он оказался жадноват, недалек и нечист на руку и кошелек, и за относительно небольшую мзду зацикловал запись с цеховых дронов. Ему было все равно, кто и какие разборки будет на заводе устраивать.

Наемник хотел было поинтересоваться, в каком цехе запись уже заменена, и почему руководство завода сначала сторожа не потрясло за грудки, но не стал: высока была вероятность спугнуть алчного мужика предпенсионного возраста. А информация может еще понадобиться. Вероятно, заказчики руководствовались теми же соображениями. Лир слегка позлорадствовал: а вот если б заводчане не поскупились, и обратились сразу к ним в Стрелковый клуб, а не к частным охранным агентствам… Но тогда и заказа бы не было. И денег.

Лир чуть слышно вздохнул и пошел осматривать завод. Он медленно крался вдоль цехов, осматривая их один за другим, громадные, пустые, полутемные (электричество ради его зарплаты экономят, усмехнулся наемник). Дегидратационный цех, цех лиофилизации, цех сублимационной сушки, цех липидо-протеиновой стабилизации, цех глюкозонирования и витаминизации (Лир едва слышно хрюкнул в шлем, представив зонирование глюков), да где она… Как всегда, на газоне у соседа трава зеленее, девки в соседнем баре краше, флаер у коллеги-наемника блестит круче, а лаборатория химико-технологического контроля оказалась в числе последних помещений, что Лир еще детально не обшарил.

Он активировал визор, включив и все спектры просмотра, и защиту от обнаружения. Восемь человек, трое с тяжелыми штурмовыми иглометами, у остальных мелочь, наркоманов на точках пугать, но со счетов списывать не стоит. Лир сбросил с плеча в руку снайперку, положил палец на спусковой крючок, готовясь в любой момент снять игломет с предохранителя, и снова вздохнул. Может, не стоит?

Колеблясь, он на секунду бесшумно приоткрыл щиток шлема, принюхался, чтобы удостовериться в верности выводов, и, учуяв знакомый по нескольким стычкам с нарколабораториями запах варки синтоглина, поморщился и закрыл щиток обратно – и куда только наркоконтроль смотрит? Впрочем, понятно, куда: пока новички будут пытаться завоевать освободившуюся долю рынка, взъерепенится вся налаженная уже существующая сеть, тем более, если ее будут больно жалить подопечные Лирова Стрелкового клуба. А накрыть всю свору грызущихся собак будет намного проще, чем вылавливать их по подворотням поодиночке.

Он снял снайперку с предохранителя, напрягся… И вздохнул еще раз, бесшумно отступая. Нет, не стоит ввязываться, одному тут не справиться, и вздохами он себе не поможет. Лучше понаблюдать, составить график варок, расписание работы охраны, если у них оно вообще есть, и поискать подмогу. Втроем, пожалуй, проблем не будет. Да и вдвоем бы не было, но чутье настойчиво подсказывало перестраховаться. Он запустил дрон-паучок и ретировался.

Выходя с завода, Лир еще раз внушительным переводом поблагодарил сторожа за верную службу, попутно пообещав тяжеловесным взглядом далеко идущие последствия, если вдруг что. Сторож слегка побледнел и судорожно кивал в ответ на инструкции. Синтоглинщикам не перечить. Деньги с них исправно брать. Руководству не докладывать. Лиру тоже ничего не докладывать, он сам справится. А как на камерах (вторая, шестая, одиннадцатая) появится раз в сутки знакомая переливчатая броня-«хамелеон» – закрывать глаза и спокойно идти пить чай.

Лир похлопал сторожа по плечу и вернул предохранитель на место. Не услышав щелчка, сторож с преувеличенной осторожностью поинтересовался:

– Синтетическое масло? На курке? Соленоид на сколько?

– Предохранитель? На крючке, – немедленно отозвался наемник. – Не дополнительный, оружейник основной перенес. Про соленоид не скажу, оружейник мне голову оторвет.

– Весит небось…

– Порядком, – был вынужден признаться Лир. – Но тут блок с перигравом стоит. Да и броник усиленный, сам видишь…

– Заряжать не замахался?

– Ну как тебе сказать…

Лир неопределенно пожал плечами. Он привык. И к увеличенному блоку перигравитации, облегчавшему солидный вес снайперского игломета, и к массивному стволу с соленоидом, и к батарее батарей-охладителей, и к антимагнитным обвесам, чтобы застежки на одежде не расстегивались, и ЭМИ-бомбочки не дезактивировались, и к тому, что снайперка заряжается без малого полдня, дольше, чем ранец, смарт или ботинки.

– А прицел?

– «Пенек».

– Извращенец! – с легким восторженным придыханием произнес сторож, аж привстав со стула, и наемник заинтересовался.

– Глазки еще не выколупнули, – склонился к нему Лир. – Они-то понадежнее оптики, как думаешь?

– Это ты у этих спроси, – сторож с презрением мотнул головой в сторону завода. – Молокососы.

– Приходи-ка потом ко мне, если не убью или не убьют, – решил Лир. – Мне подспорье не помешает, а ты, смотрю, не лыком шит.

– Чем? – не понял сторож, но уточнять не стал, лишь хлопнул себя по колену. – А и приду. Куда?

– В Стрелковый клуб.

– А…

– Бывай! – Лир под шлемом улыбнулся от души.

Отставной полицай такую возможность не пропустит, и лишнего словца не скажет. Он понимает: владелец Стрелкового клуба на Третьем только один.

А преданность, понимал в свою очередь Лир, можно не только купить. И первое впечатление бывает крайне обманчивым, здесь надо найти верную точку приложения доверия. Заводские вот предпочли деньги – и промахнулись. Он – не промахнется, просто это будет дольше. Но ему было не привыкать.

***

Кир поправил магнитную застежку воротничка и в очередной раз поморщился: черт бы побрал эти корпоративные стандарты! Оно, может, с виду в школе намного проще и легче чем, скажем, в офисе какой-нибудь подконтрольной Земле или Совету синдикатов фирме. Но по факту попробовал бы кто-нибудь побыть на его месте!

Грядет серия открытых уроков, и учителю биологии ничего не остается, кроме как смириться с неизбежностью бытия. Если бы только Кир мог хоть что-то сделать с ворохом бумажной отчетности по межпланетарным государственным образовательным стандартам или, на худой конец, показать сочную фигу инспектору от Министерства образования со словами: «Это наша парциальная программа на дошколят и младшую школу»!

Но ему таких прерогатив никто не давал, и Кир был вынужден плясать перед комиссией, родителями и избалованной молодежью, как рыбка на крючке. А самое печальное, что дети об этом прекрасно знали в период проверок и творили элементарный, но пакостный беспредел, зная, что суровый Кир Сергеевич их перед комиссией за ухо не схватит и к родителям не отведет. А отдаленные последствия своих действий они просчитывать еще не научились – у младших логика по возрасту не отросла, у средних шило в одном месте перевешивало, а у старших – играли одновременно гормоны и юношеский эгоцентризм с максимализмом. Маленькие паршивцы!

Кир и восхищался детской изворотливостью, и стремился ее обуздать. Одновременно оба процесса выходили плоховато, и учителю биологии периодически приходилось несладко. Вот как сегодня.

При первом же взгляде на председательницу ведомственной проверочной комиссии Кир понял: во мнениях они не сойдутся никогда. Едва завидев статную деловую женщину с иссиня-черным классическим учительским пучком на голове, одетую в строгий костюм аметистового цвета, безукоризненно белую блузку и такие же ослепительно аметистовые лодочки на невысоком каблуке, он чуть восторженно не выпалил: «Ух ты! Рядовка фиолетовая!»

Сдержался Кир в последний момент, понимая, что сравнить инспекторшу с грибом будет не самым лучшим его решением.

– Амалия Викторовна, – протянула руку фиолетовая дама.

– Кир Сергеевич, – неожиданно для себя самого лихо щелкнул каблуками биолог, вытянулся в струнку и коротко кивнул. Не дав инспекторше опомниться, он галантно и невесомо обозначил рукопожатие и поцелуй в сантиметре от ее руки.

– Что вы себе… – округлила глаза дама.

– Междисциплинарные взаимосвязи, Амалия Викторовна. Третья образовательная ступень, наши среднеклассники проходят по общемировому языку и литературе период девятнадцатого века. Романтизм, золотой век, манеры, – сдержанно улыбнулся Кир, маскируя озорную выходку, и кивнул ее свите с правой и с левой стороны. Развернулся и величаво прошествовал в свой класс.

Комиссия безмолвствовала пару секунд, потом беспрекословно потянулась вслед за непреклонной спиной учителя биологии. Вслед за ними на открытый урок широким шагом шла, насупившись, Директор, которую иначе практически никто не звал, и семенила мелкими шажками, прижав руки к груди, завуч, молоденькая, пухленькая и миленькая Татьяна Анатольевна.

Войдя в класс, члены комиссии заозирались: им такого давно не приходилось видеть.

Просторное помещение радовало глаз стройными рядами ученических парт, объемными голограммами великих ученых-биологов на стенах, обыкновенной грифельной доской с мелом на подставке и тремя громадными окнами, из которых заливали комиссию, класс и руководство школы лучи утреннего солнца этой звездной системы. Чуть поярче земного, чуть покраснее, но в целом не настолько непривычное, чтобы не чувствовать себя не как дома.

Кир прошел к учительскому столу, положил на него горку предметов: голографический планшет, стопку тетрадей, небольшой пластиковый прямоугольник карты с записью визгейма, классный журнал.

Фиолетовая рядовка, устраиваясь на подготовленных для комиссии стульях в конце класса, поинтересовалась:

– А вы всегда учеников отмечаете на бумаге?

– Всегда, – флегматично ответил Кир.

Только он выложил последний предмет – красную и синюю ручки – как в ту же секунду прозвенел звонок. Ученики уже стояли у своих мест, вытянувшись во фрунт, у каждого на парте красовались до поры закрытые тетради, ручки, цветные карандаши и спящие ученические голопланшеты, а венчал эту геометрическую красоту учебник зоологии за восьмой год обучения, заранее открытый на нужной странице. Сейчас, в мае, закончился раздел «Млекопитающие», и ровно один академический час – по мнению Кира, непростительно мало! – уделялся биоразнообразию жизни той планеты, на которой развивалась колония.

Но на одной парте не было ни карандашей, ни ручек, ни тетрадей, ни учебника. Кир только глаза прикрыл. Снова. Его постоянная головная боль – Дженк. Учитель не стал делать замечания. На открытом уроке только разборок с проблемным учеником не хватало!

– Здравствуйте, класс! – поприветствовал учащихся Кир.

– Доброе утро, Кир Сергеевич! – донес ему в ответ хор детских голосов.

– Садитесь. Кого нет? А, вижу. Итак, кто скажет мне тему урока? Если посмотреть на доску, вы вполне можете догадаться, хотя это и не особенно очевидно, – поддел познавательный интерес своих восьмиклассников Кир.

– Там жук. Это майский хрущ. Вы на доске нарисовали майского жука и его строение, – принялась рассуждать одна из учениц. – Но жуков мы проходили в прошлом году, а по теме у нас эволюционная теория…

– В точку! – просиял Кир. – Мы с вами сегодня рассмотрим, как эволюционный процесс Третьей экзопланеты развивался с момента возникновения насекомых до появления тут извне человека разумного. Да, Дженк?

– Можно выйти? – угрюмо спросил поднявший руку ученик.