Мама Олега Александровича, Татьяна Леонидовна, была театральным критиком и любила поговорить об актёрах и драматургах. Будучи у неё в гостях, я часто встречала чету Муровых, и казалось, что наша компания походит на участников небольшого литературного салона. Анна Семёновна и Валерий Алексеевич Муровы могли говорить долго и о чём угодно. Так, например, однажды разговор зашёл о чае. Татьяна Леонидовна поставила на журнальный столик изящные чашки из китайского фарфора и, разливая чай, сказала:
– Зелёный чай сейчас в моде. Признаюсь, не сразу к нему привыкла.
– Экзотика, – причмокнув толстыми губами, воскликнул Валерий Алексеевич.
– Олег говорит, зелёный чай мягче, в нём много витаминов, но, знаете ли, многолетняя привычка пить чёрный чай даёт себя знать.
– Да-да. В нашем возрасте трудно менять привычки, – вступила в разговор Анна Семёновна. – Головой понимаешь – полезно. Ан нет, рука тянется к маслу, сырокопчёной колбасе и традиционной заварке.
– Всё это так. Однако в нашем возрасте надо прислушиваться к мнению диетологов. С их лёгкой руки зелёный чай сейчас весьма популярен. Читала, в нём нет калорий, а тонизирующий эффект очень высок.
– Что вы говорите! Никаких калорий? – вскрикнул Валерий Алексеевич и повернулся к жене: – И нам, Аннушка, не мешало бы перейти на зелёный чай.
– Право, не знаю.
– А вы попробуйте «Зелёную жемчужину», – вступил в разговор Олег Александрович. – Я рекомендовал его и маме, и Маргарите. – Олег Александрович тепло посмотрел на мать, затем на меня и продолжал: – «Зелёная жемчужина» растёт в Китае, и порой её называют «Жемчужиной дракона».
– Как романтично, – закатил глаза Валерий Алексеевич. – Люблю, когда обеденная церемония сопровождается легендами.
– В данном случае, Лерочка, не обеденная – чайная, – заметила Анна Семёновна.
– Не спорю, не спорю. – Валерий Алексеевич повернулся к жене и поцеловал ей руку.
– Но почему же «Жемчужина»?
– Потому, что молодые побеги скручивают в маленькие шарики, – ответил Олег Александрович.
– Ты говорил, внутри этих шариков находятся распустившиеся почки, – добавила Татьяна Леонидовна.
– Да, так рассказывал продавец.
– Олег покупает чай только в специальных магазинах – он не любит подделок.
– Кто же их любит, любезная Татьяна Леонидовна? Другое дело, не все могут отделить зёрна от плевел. – Валерий Алексеевич взял очередное пирожное. – Вы уж извините меня, Олег Александрович, но я скажу. Такого светлого ума, как у вас, не встречал. Нет, не встречал.
– Помилуйте, так и захвалить можно, – воскликнула Татьяна Леонидовна. – Начали с чая, закончили умом.
– Что есть, то есть, Татьяна Леонидовна. Не постесняюсь милой барышни, которая, к слову сказать, украшает наше чаепитие, – выскажу своё мнение: Олег Александрович – выдающийся учёный.
– Давайте лучше поговорим о чае, – улыбнулся Олег и положил в тарелку Валерия Алексеевича три пирожных.
– Спасибо, друг мой. Слаб я на сладкое, ох как слаб! Анна Семёновна не даст соврать.
– Будем считать, это твой единственный недостаток, – заметила Анна Семёновна, поправив салфетку на коленях мужа.
– Я вам не рассказывала, кто Риточкины родители? – спросила вдруг Татьяна Леонидовна.
– Интересно, интересно.
Стряхнув крошки с колен, Валерий Алексеевич умилённо посмотрел на хозяйку.
– Ритин папа – знаменитый лётчик-испытатель, а мама – искусствовед
– Что вы говорите?! А как имя-отчество вашего батюшки? – обратился ко мне Валерий Алексеевич.
– Владимир Максимович Белых, – ответила я.
– С удовольствием познакомился бы.
– Он погиб, когда мне исполнилось семнадцать лет.
– Как это ужасно!
Анна Семёновна в волнении подняла пухлые ручки и прижала их к шее, переходящей в три подбородка.
– У Маргариты были славные родители, – продолжил разговор Олег Александрович. Он сделал ударение на слове «славные» и посмотрел в мою сторону. – К сожалению, они так мало пожили.
– Милая вы моя, как вам одиноко! – Валерий Алексеевич потянулся через стол и сочувственно пожал мою руку.
Я вздохнула. Острая боль меня уже отпустила, однако чувство утраты ещё не прошло.
– Мама Маргариты, Елена Павловна, имела благородное происхождение. – Олег Александрович обнял меня за плечи.
Он сидел рядом и прижимался ко мне своим большим телом.
– Она из рода Лопухиных.
– Бог ты мой! В это трудно поверить.
– Лерочка, ты сказал бестактность, – воскликнула Анна Семёновна и строго посмотрела на мужа. – Что значит «трудно поверить»?
– Язык мой – враг мой. Право, не думал сомневаться.
– Покойная бабушка Маргариты – урождённая княжна Лопухина, – заметил между тем Олег Александрович.
– Это не имеет никакого значения, – вмешалась я. – О своих корнях я узнала недавно. Мама рассказала бабушкину историю только перед смертью.
– Какая скромность! – Анна Семёновна сладко посмотрела на меня и обхватила руками уже не шею, а полные щёки.
– Думаю, в своём молчании Елена Павловна была абсолютно права, – проговорила Татьяна Леонидовна. – Разве вы забыли, в какое время мы жили?
– Как же, как же… Меня, например, при поступлении в институт просили заполнить анкету… – Валерий Алексеевич округлил глаза и сделал паузу. – Одним из пунктов было: «ваше социальное происхождение».
Анна Семёновна перевела взгляд с тарелки на мужа:
– Тоже мне вспомнил! В каком году ты поступал в институт?
– Сразу после войны.
– После войны от дворян и памяти не осталось. Те, кто остался в России, сменили фамилии и постарались забыть о своём происхождении.
– А те, кто не забыл, очутились в ГУЛАГе, – добавила Татьяна Леонидовна.
– Слава Богу, сейчас другие времена.
Валерий Алексеевич выпрямил спину и обвёл присутствующих блестящими глазами.
– В наше время благородное происхождение в моде. Я читал, что появились Российское Дворянское Собрание и Геральдический совет.
– Да-да, – перебила Татьяна Леонидовна. – Моя знакомая даже заказала составление своего генеалогического дерева.
– Интересно, – улыбнулась Анна Семёновна. – Вы тоже изучаете генеалогию?
– Я? Нет, у меня и других дел достаточно. – Татьяна Леонидовна бросила на Анну Семёновну взгляд кобры и обиженно замолчала.
– Что говорить, проблема существует, – не замечая пикировки дам, заявил Олег Александрович. – Однако, если ею заняться, родственников Маргариты можно найти.
– К сожалению, у меня нет в России родных, – вздохнула я.
– Откуда ты знаешь? Может, кто-то и остался, – возразил Олег Александрович. – Не здесь, так за границей.
Не скрою, внимание к моим корням было приятно. Я с симпатией взглянула на людей, сидящих вокруг стола, и благодарно улыбнулась.
– Отыскать родственников – ваш долг, Риточка, – сказала Татьяна Леонидовна. – Долг перед предками.
Она встала с кресла и заходила по комнате. Её полная фигура излучала такую решительность, что я подумала:
«Несмотря на рыхлость, она энергична».
– Надо пораскинуть мозгами, – продолжала Татьяна Леонидовна. – Если постараться, можно найти тех, кто имеет отношение к поиску родственников.
– Вот это правильно! – вскочил со своего места Валерий Алексеевич. – Тогда Маргарита Владимировна будет не так одинока.
– По-моему, Рита не одинока, – одёрнула мужа Анна Семёновна. – У неё есть Олег Александрович.
Я смутилась и покраснела.
– Очаровательно! – рассмеялся Валерий Алексеевич. – Будто тургеневская барышня. – Внимательно посмотрел на меня и добавил: – Какие у вас тонкие черты лица! Сразу видно благородное происхождение.
Олег Александрович прижался ко мне, а Татьяна Леонидовна с гордостью посмотрела сначала на меня, затем на сына.
С тех пор прошло тринадцать лет. Мои родственники так и не нашлись, Олег Александрович по-прежнему жил у меня, а я, забросив учёбу в аспирантуре, стала работать в лицее преподавателем литературы. За это время Олег защитил докторскую диссертацию, написал множество научных статей, возглавил отдел института теоретической математики. Казалось, всё хорошо. Однако на подсознательном уровне я понимала: в моей жизни, что-то не так. Мир, окружавший меня, был зарегулирован и размерен. Дом, лицей, ежедневное общение с Олегом Александровичем, подруги – Лялька и Нюта. Я чувствовала, что чего-то не хватает. Тысячу раз задавала вопрос: «Чего?» Сначала думала, не хватает собственных детей и официального статуса жены. Затем поняла – эти проблемы вторичны. Первична другая – нет любви. Настоящей мужской любви.
Как только я это поняла, восторженность куда-то улетучилась, подобострастие испарилось, а вместе с ними исчезло желание открывать душу и что-то объяснять. Олег Александрович отреагировал мгновенно. Его взгляд стал напряжённым, а критика, направленная в мой адрес, приобрела ядовитый оттенок. Между нами повисла напряжённая тишина. Тягучие мысли обвились вокруг моей шеи, и я почувствовала, что задыхаюсь в собственном доме.
– Взрослеешь, – выслушав меня, сказала Анюта.
Лаконичный вывод подруги навёл на мысль, что изменения, происходящие во мне, ведут к неизбежному семейному кризису. Я стала по-другому смотреть на собственную жизнь, видеть то, чего не видела раньше. В голове появилось бесчисленное количество мыслей, они жужжали, как разбуженный улей, и давали многочисленные советы. Слушая их, я погрузилась в меланхолию и думала о своей пресной, одинокой жизни: «Детей нет, с мужем в гражданском браке, впереди старость».
Однако не говори «никогда». Второе предсказание старухи стучалось в дверь и было готово разворошить мою семью и многолетние привязанности.
Чудеса начались за неделю до Нового года.
Серый рассвет ещё вставал над Москвой, за окном были видны только ветки каштана и контуры соседнего дома. Я проснулась в полном миноре и побрела на кухню. Настольная лампа освещала круглый стол, большой холодильник слабо урчал под никелированной поверхностью, в кресле сидел Олег Александрович и просматривал утреннюю газету.
– Как настроение? – спросил он.
– Ничего, – вяло ответила я и поставила на плиту кофейник.
– Выглядишь, прямо скажу, неважно.
– Наступила зима.
– Давно пора. Теперь можно вздохнуть с облегчением – свежий морозный воздух, скрипящий снег под ногами…
– Грязь, перемешанная с солью, ветер, пронизывающий до костей, – продолжала я.
– По-моему, ты не выспалась.
– Зимой холодно и грустно. Наверное, я баропат.
– Хм… Думаю, тебя нужно отнести к другой категории.
Я застыла и вопросительно посмотрела на Олега.
– Боюсь, к категории психически неуравновешенных людей, – неожиданно сказал он и пружинисто встал.
Ничего себе заявление. Впрочем, как ему угодно.
Противная слабость разливалась по всему телу, и доказывать, что я психически уравновешенный человек, мне было лень. Грея руки о чашку, я задумчиво смотрела в окно.
Вот и каштан замёрз. Расставил обледеневшие ветки в разные стороны и просит о помощи.
– У меня сегодня напряжённый день. Заседание в Академии наук, пара встреч. По всей вероятности, домой приду к семи.
– Поняла, – наливая вторую чашку кофе, отозвалась я.
– Приготовь, пожалуйста, к ужину какое-нибудь мясное блюдо.
– Я собиралась сделать антрекоты.
– Вот и хорошо. Зимой надо лучше питаться. В нашей полосе, чтобы согреться, требуются большие энергозатраты.
– ???
– Думаю, зимой не случайно варят щи на жирном бульоне.
– В твоём возрасте не надо злоупотреблять жирной пищей.
– Что ты имеешь в виду?
– Сам понимаешь, сосуды.
– С сосудами у меня всё в норме, – с раздражением сказал Олег Александрович. – Лучше со своими сосудами разберись. Посмотришь на тебя утром…
Олег Александрович достал дублёнку и без всякого перехода заметил:
– Хорошая дублёнка.
– Да, в ней ты выглядишь вполне респектабельно.
Я уже проглотила второй «комплимент» и была готова продолжить утренний разговор.
– Можно подумать, что без дублёнки я выгляжу нереспектабельно, – обиженно заявил Олег Александрович, остановившись на пороге.
– Ты не так понял.
– Значит, надо точней выражать свои мысли. Ты же словесник, в конце концов.
– Ладно, проехали, – миролюбиво сказала я и, привстав на цыпочки, подставила щёку для поцелуя.
– Что за школьно-студенческий сленг – «проехали»! – брезгливо воскликнул Олег и закрыл за собой дверь.
– Осталась без утреннего поцелуя, – вздохнув, пробормотала я и отправилась на кухню за третьей чашкой кофе.
До выхода на работу оставалось ещё некоторое время, и, устроившись в кресле, я предалась неторопливым размышлениям: «Мрачный он всё-таки человек. Совсем не умеет радоваться. И тем не менее я прожила с ним тринадцать лет. Но почему?»
Я вопросительно подняла бровь и посмотрела на каштан. Чаще всего он был моим бессловесным собеседником.
«С точки зрения простого обывателя, Олег Александрович – мечта любой женщины. Доктор наук, перспективный учёный. Конечно, изъяны в нём есть… Взять, например, историю с женой и сыном. Ушёл из семьи, когда Никите было два месяца. Это нехорошо. Конечно, он принимал участие в судьбе сына: звонил, передавал деньги, дарил подарки, гулял с ним. Иногда даже приводил Никиту домой и оставлял ночевать».
Я встала с кресла и пошла одеваться. Мысль об официальной жене Олега по-прежнему крутилась в голове.
«Кажется, в молодости она работала лаборанткой. Скорей всего, в том же институте, что и Олег, – продолжая собираться на работу, думала я. – Сейчас Никита взрослый парень. Значит, Олег ушёл двадцать два года назад».
Я закрыла дверь и вошла в лифт.
Но почему он не развёлся?
Этот вопрос озадачил меня в очередной раз, и, размышляя на эту тему, я спустилась вниз.
– Какая встреча! Куда собралась?
Не успев выйти из лифта, я попала в душистые объятия Ляльки.
– Как тебе нравится? – спросила она.
– Что?
Предыдущая мысль унеслась вместе с лифтом, и теперь я принадлежала только себе и Ляльке.
– Ты что, не чувствуешь?
– Новые духи?
– Точно. Решила себя порадовать.
– Какой загадочный запах!
На самом деле я еле улавливала запах Лялькиных духов. Причина была проста и банальна: мой нос бастовал против холода и отказывался служить по прямому назначению.
– А то!
Лялька сделала круг перед почтовыми ящиками и томно закинула голову.
– Какая хозяйка, таков и запах.
– Откуда идёшь?
– С утра забежала в магазин, прогулялась …
Лялька встала в позу манекена и многозначительно застыла.
– Трудно понять, что ты изображаешь, однако разгадывать загадки мне не с руки. Спешу.
– У тебя уроки? – Лялька перестала позировать и нажала кнопку вызова лифта.
– Да, красавица моя. С четвёртого по седьмой.
Моё внимание привлекли Лялькины ногти, и я ахнула:
– Накладные?
– Не совсем так. Правильней сказать, нарощенные.
Она задумалась и, взглянув на свои розовые ноготки, с сомнением сказала:
– Или наращённые. Не знаю, как правильно.
– Тоже подарок себе?
– Ритуль, ты меня удивляешь. Кто ж о нас будет заботиться?
– Только мы сами, – ответила я и, посмотрев на часы, бросилась вниз по лестнице.
– Было бы хорошо, если бы ты почаще вспоминала эти слова, – услышала я вслед и в ту же минуту выбежала из подъезда.
Лялька права. Совершенно права. Надо научиться заботиться о себе.
Однако эта мысль не задержалась в голове, она исчезла на отрезке подъезд – угол дома. Направляясь к Покровскому бульвару, я вспомнила, что завтра родительское собрание, и нахмурилась. Дело в том, что я не любила собраний вообще и родительских в частности. Сколько себя помню, я проводила собрания оперативно и старалась беседовать с родителями или лично, или по телефону. Однако в этом году коротких собраний не получится. Мой класс выпускной, и вопросов для обсуждения достаточно. Например, пора начинать разговор об экзаменах, последнем звонке, выпускном вечере… Вместе с тем, мне давно хотелось выступить с так называемой «тронной» речью, однако я всё откладывала.
«Всё-таки надо выступить, – думала я, переходя Покровский бульвар. – В конце концов, учителя столько возились с детьми, что можно послушать и о наших проблемах. К тому же многие из родителей – люди со связями. Глядишь, наш голос до верхов долетит».
Я перебежала дорогу и начала внутренний монолог.
«Думаю, вы согласитесь: учить детей – это тяжёлый труд, – сделала я небольшое вступление. – Однако у каждого из вас один или два ребёнка, в крайнем случае – три. Теперь представьте, что их тридцать. Тут уже возникают проблемы не в первой степени, а, как говорит мой муж, в десятой и так далее. Именно поэтому очередей на наши должности не наблюдается. Здесь я даже не обсуждаю вопрос зарплаты, хотя иногда хочется сказать: “А на Западе учителя получают…” Попробуй такое сказать, и чиновник от образования тут же ответит: “Мы живём не на Западе, а в России, а учителя – часть передовой интеллигенции. Следовательно, должны работать за идею”. Не спорю. Однако всё чаще и чаще мы, российские учителя, думаем, что нас кинули. Другого слова не придумаешь. Всё равно как лягушку из старой притчи. Однако лягушку кинули в сливки. А нас куда? Я отвечу так: нас бросили в джунгли. А там, как известно, выживает сильнейший. Не мудрейший, позволю заметить, а сильнейший. Вот и приходится выживать: две ставки в школе, в свободное время – репетиторство, вечером – домашние дела».
О проекте
О подписке