Цитаты из книги «Прогулки с Бродским и так далее. Иосиф Бродский в фильме Алексея Шишова и Елены Якович»

особенно, когда это касается культуры. То есть самый главный человек в обществе – это человек более-менее остроумный и издевающийся. И это мне колоссально не нравится. Я опять-таки повторяю: я говорю издалека

чего ни одному народу, населяющему северную часть Евразии, не выпадало. Мы увидели абсолютно голую, буквально голую основу жизни. Нас раздели и разули и выставили, в общем, на колоссальный экзистенциальный холод. И я думаю, что результатом этого не должна быть ирония. Результатом этого должно быть взаимное сострадание. И этого я не вижу. Я не вижу этого ни в политической жизни выраженным, я не вижу этого в культуре. И это тем горше

Есть колоссальное достоинство, есть колоссальная мудрость – сидеть на одном месте и смотреть на мир, и в тебе тогда все отражается как в капле воды. И есть в этом некая привлекательность.

Он добавил, что в разные периоды в стихах Бродского была разная музыка, и тогда, в тот период, у него звучал джаз в стихах – как будто бы сам город на своих трубах и башнях что-то играет.

это уже другая страна, это уже другой город. И не только потому, что там другие трамваи, но это просто уже другие молодые люди, это люди вашего поколения, которые обладают экзистенциальной силой и контролируют реальность. Это может нравиться, не нравиться… Если ты живешь в этом, то ты бессознательно к этому приспосабливаешься. Если ты не живешь в этом, это для тебя, в общем, колоссальная перемена. Я не знаю этих людей. Я не очень хочу их знать, по правде сказать. Мне не очень интересно настоящее и не очень интересно будущее. Мне дорого то, что я любил, люблю и, видимо, с чем я в землю лягу. Да? Другим я уже не стану. Мне не хочется, в общем, особенно модифицировать свои ощущения. Но я не возвращаюсь в возлюбленное отечество отнюдь не поэтому. Это все равно как, вы знаете, до известной степени вернуться к первой жене. Ну, конечно, это, с одной стороны, интересно. С другой стороны, в общем, особенного смысла не представляет. Вот что ты ее любил и чем ты стал в результате этой любви, куда важнее, чем то, во что она превратилась.

твоя память всего лишь проявляет пленку

Ибо, в конце концов, человек, перемещающийся с Востока на Запад, перемещается из более сложного контекста, сурового контекста существования, в более выносимый. Это была перемена сложного на простое, переход из сложного в простое, в более простой вариант.

Ну, английский не очень восприимчив к каламбурам, – ответил Бродский. – Каламбур по-английски считается признаком низкого интеллекта или низкого воспитания, я не понимаю почему. Но англичане несколько косо смотрят, когда человек каламбурит. Я сплошь и рядом, потому что иначе невыносимо. И поэтому… твоя репутация повисает в воздухе. Но это не так страшно

Все эти загадки мира, бытия, поведения человека на свете и так далее, и так далее – их можно до некоторой степени приблизительности разрешить довольно простым образом: поделить все это на известные четыре темперамента. То есть меланхолик, сангвиник, холерик и флегматик. Если вы посмотрите на эти плеяды, они всегда делятся на четыре. Ну, действительно делятся! Там, конечно, больше-меньше, плюс-минус, но в принципе делятся на четыре. Они делились так в Риме при Цезаре и Августе, они делились в первой четверти девятнадцатого века, и они делились в первой половине двадцатого века. То есть природа более или менее… природа, провидение, как это ни называйте – язык, если хотите, – заботится о народе, о читателе, о человеке, который им владеет. Что делает с этим человек? Он идет в школу и получает себе одного. А других не читает. И поэтому он оказывается в колоссальном дупле рано или поздно, начинает метаться и так далее, и так далее. То есть, например, что было бы лучше для человека, нормального русского человека, чем сказать себе: «Ага, я либо Пушкин…» Или сказать: «Я вроде Баратынский». Или там, скажем, «Я Вяземский». И так дальше и жить. Уж по крайней мере было бы во многих отношениях спокойней, да? Чем все – Пушкины. Потому что Пушкин не всякого спасает. И не каждого устроит. Если уж на то пошло.

Мне когда-то давным-давно пришло в голову, что при всем том, что Бах писал эти самые «Страсти» для нормальной церкви, и так далее, и так далее, это музыка не католическая, а весьма и весьма по тону ветхозаветная. Ибо в этой музыке вы слышите слово «мы». В то время как Моцарт – это действительно христианская музыка в том смысле, что в ней вы слышите лирическое «я». Это ужасно интересно, да. И вот от всех этих темных тонов у меня это ощущение – «мы»…