– Вот ты сказываешь, что в твоей книжке про подземный народец написано, как их там…
Дед Семён почесал в затылке.
– Гномы, деда, – напомнила Катюшка, откладывая в сторонку книгу со сказками.
– Вот, точно, – обрадовался дед, – А между прочим, в наших-то краях тоже маленькие человечки водились.
– Да ты что, деда, правда? – удивилась Катюшка, – А я думала, что они заграничные.
– Да прям, чем это заморье лучше нас? Я вот тебе расскажу, как наш кузнец с тем маленьким народцем встречался. Слушай.
Жил в старые времена в деревне нашей кузнец, Власом звали. Жена у него была и ребятишек трое, всё как полагается. Сам хоть и молод ещё был, и тридцати годов не было, а уважением большим пользовался у людей, поскольку кузнец он был отменный, рукастый, да и характеру беззлобного, всем помогал, никому не отказывал.
Модницам деревенским такие ли серёжки да колечки ковал, диву давались люди – ручищи-то у него были о какие!
Дед Семён свёл два своих кулака вместе да потряс перед Катюшкиным носом.
– А какие мелочи выделывал из железа, какие финтифлюшки, у-у-у. Ребятишкам опять же колокольчики затейливые мастерил, звенели они так, что душа раскрывалась и рот сам в улыбке расплывался от какой-то неведанной простой радости.
Кузница у Власа далече от дома стояла, близко-то, вишь ли, нельзя – иначе пожар может быть. Ребятишки Власовы к тятьке в кузню, бывало, прибегали, то от мамки чего передать, то поглядеть, как отец работает, приглядывались потихоньку, запоминали. Для учёбы-то они малы ещё были. Дочка Власова, Малашка, самая младшая из детей была, трёх годов от роду. Больно уж девчонка кукол любила. Нашила ей мать всяческих потешных куклят, и в штанишках, и в сарафанчиках, и в колпачках, и в платочках, и с мочалом вместо волос. Каких только не было. Повсюду Малашка за собой таскала своих любимцев. Домашние уж привыкли их повсюду находить, да домой возвращать к хозяюшке.
Вот и в этот раз работал Влас в своей кузнице, работал, притомился, вышел воды попить да умыться (возле двери у него чан с водой стоял), зачерпнул он воды своими ручищами, только собрался в лицо плеснуть, как видит – куклёшка Малашкина плавает в том чане. Улыбнулся Влас – снова дочурка разбросала свои игрушки, потянулся и достал куклу. Только хотел было её на лавку бросить, как кукла возьми да оживи. Влас как стоял на месте, так и сел наземь. Глядит он на лавку, а там человечек махонький сидит, а никакая и не кукла вовсе, как поначалу он подумал. Кафтанчик на человечке полосатенький, штанишки зелёненькие, да колпак красненький. Сам вроде как старичок, с бородой белой, бровями седыми да личиком морщинистым. Забавный такой. Влас даже заулыбался, и про испуг забыл.
– Надо же, – думает, – Что за диво?
А человечек прочихался, прокашлялся и говорит вдруг:
– Ну здравствуй, Влас!
– Вот это да, ты и имя моё знаешь! – ещё больше подивился кузнец.
– Знаю, – улыбнулся старичок, – Наслышаны мы про тебя, человек ты хороший и мастер своего дела, о таких далёко в народе молва идёт.
– Кто это – мы?
– Мы, лесной народ, – ответил человечек.
– И много ли вас?
– Так много, что и числа не знаем, одна лишь лесная хозяйка ведает сколько нас есть. Ей мы служим. Она меня и к тебе-то прислала, да кот твой меня испугал, залягай его комар, побежал я от ентого чудища, да и угодил в бочку. Чуть было не утонул. Спасибо тебе, кузнец, спас ты меня!
– Не за что, – отвечает Влас, – Что же за дело у вашей хозяйки ко мне?
– Слыхала она, – отвечал человечек, – Что мастер ты всякие узоры ковать да так искусно ты это делаешь, что словно живые выходят у тебя листики да ягодки. Вот и просит она тебя, чтобы выковал ты ей три пары серёг да колечко. А уж она тебя щедро отблагодарит.
– Вон что, – задумался кузнец, – Ну что же, я сделаю, а каков подарочек будет?
– О том не переживай, не скупа она на подарки. Только уговор, приду я к тебе в следующее новолуние, на третий день, так ты зверя своего полосатого на то время спрячь, больно страшен он.
Засмеялся Влас:
– Спрячу, не боись! Да ведь ты житель лесной, тебе ли зверей бояться?
– Лесные те нас не трогают, – обиженно надул губы человечек, – То хозяйки приказ. А твоему зверю закон не писан, а ну как поймает он меня да съест, как мышь полевую? А мне ещё только третий век и пошёл. Можно сказать и жизни-то ещё не видел.
– Сколько же вы живёте? – спросил Влас.
– Да по разному бывает. Коль никто нас не погубит, так долго мы живём. Я вот твоего прадеда помню, ох и похож ты на него, Влас. Такая же сажень в плечах да волос курчавый. Его силища-то в тебе. Ну что же, значит, договорились мы с тобою? Жди меня на новой луне.
Спрыгнул человечек с лавки, оправил свою бороду, юркнул к двери да и пропал.
Никому Влас о той встрече не рассказал, даже жене своей.
– Дождусь, – думает, – Когда снова он придёт, да погляжу, что подарит, тогда и расскажу супруге-то своей.
Вот и времечко пролетело. На третий день, как месяц остророгий на небе засиял, запер Влас кота в хлеву, а сам стал гостя поджидать. И тот не заставил себя долго ждать. Прямо с утра появился на пороге Власовой кузни.
– Ну, здравствуй, – говорит, – Влас, добрый человек! Готово ли то, что я заказывал?
– Готово, – отвечает Влас. И протягивает человечку коробочку деревянную. Взял тот её в руки, открыл, а там на травке сухой три пары серёг да колечко лежат, красоты такой, что глаз не отвести.
– Вот спасибо тебе, Влас! – сказал человечек, – А вот и подарок твой.
И протянул ему старичок крохотную куколку. Взял её Влас в руки, повертел со всех сторон, поглядел, да на лавку отложил.
– Что? – спрашивает старичок, – Аль не по душе тебе подарок?
– Да отчего же, – отвечает Влас, – Вещица занятная, дочке отдам, она любит таки игрушки, пущай играется.
Улыбнулся человечек:
– Подари, подари Малашке. Только знай, что куколка эта не простая, обережная она. У кого такая будет, тому никто не страшен – ни дух, ни зверь, ни человек. Сила в ней особая. Хозяйка сама эту куклу шила. Нарочно для дочки твоей. Для другого человека бесполезная она будет. Да и ещё есть у неё одна тайна, кто куколкой владеет, тот может помощи нашей просить, а ты не гляди, что мы маленькие, мы много чего умеем. Может и пригодимся когда. Ну, Влас, кланяюсь я тебе, мне пора. Может ещё когда свидимся.
Попрощались они и исчез человечек. Тут Малашка как раз прибежала, увидела новую куколку, обрадовалась, схватила её и убежала.
Пришёл Влас вечером домой, ужинать сел, и видит, Малашка в углу сидит на полу и вроде как с котом играет. Прислушался он, а она беседует с ним. Посмеялся:
– Вот затейница!
А Малашка говорила, говорила с котом, а после к тятьке подошла и бает:
– Тятя, а серёжка-то под полом лежит, во-о-он под той доской.
– Какая серёжка? – удивился кузнец.
– Которую ты прошлым летом потерял.
– Ты-то откуда про то знаешь? Ведь малая совсем ты была тогда.
– А мне котик наш сказал, Васенька.
– Ну и ну, нешто ты его понимаешь?
– Ага, – головёнкой Малашка в ответ кивает, – Понимаю, мол.
Интересно стало Власу, взял он да и вытащил пару гвоздей, и поднял половицу одну. А там в пыли и вправду серёжка лежит.
– Вот так диво, – думает Влас.
Решил он за дочкой понаблюдать. И стал подмечать, что Малашка язык звериный начала понимать. То с птицею заговорит, то с собакой, и те ей в ответ каркают да потявкивают. Смекнул тут кузнец, что то лесной хозяйки подарок.
– Ну, спасибо, – говорит, – Тебе, лесная хозяюшка!
А зимой снова к нему человечек наведался, попросил замочки для хозяйкиных сапожек сковать. И снова помог ему Влас. А в подарок горсть ягод сушеных получил, как человечек сказал – от любых хворей те ягоды. И правда, дети приболели вскоре, заварила жена чаю из тех ягод и наутро дети здоровыми проснулись.
С той поры нет-нет да и приходил к Власу маленький человечек, просьбы от хозяйки лесной приносил да гостинцы в ответ доставлял. А у Малашки, как подросла, занятие любимое появилось – крохотные кафтанчики, штанишки да армячишки шить. Люди посмеивались, мол, девка уже стала, а всё в куклы играешься. Малашка же лишь улыбалась в ответ, ничего не отвечала. А ещё стала она животинку лечить, боль заговаривать, и животные её слушались.
– Так-то, вот тебе и гномы, – закончил дед Семён свой рассказ.
– Чего удумали-то, девки? – дед Семён воззрился на Катю с подружками, перешёптывающихся в сенцах.
– Да так, деда, иди уж, – отмахнулась Катюшка.
Но дед Семён, направившийся было с охапкой дров в избу, застыл на пороге:
– Ишь ты, секреты у неё от деда появились, выросла.
– Деда, – рассмеялась Катюшка, приобняв старика и, звонко чмокнув его в колючую щёку, – Да нет никаких секретов! Просто забавляемся с девчонками.
– Долго ль стоять-то будешь? – послышался из избы крик бабы Ули, – Встал на пороге и стоит, избу мне выстужает!
– Да иду я, иду, – проворчал дед, скидывая валенки.
– Что это там Катюшка-то делать собрались? – спросил дед, усаживаясь за стол, где его ждала дымящаяся плошка наваристых щей.
– А тебе старому всё дело, – усмехнулась баба Уля, – Святки ведь нынче, вот и забавляются молодёжь.
– Али ворожить собрались?
– То и собрались, девкам уже по шестнадцать лет, можно уж и о женихах думать.
– Чего о них думать? Куды они денутся?
– Куды-куды, – передразнила баба Уля, – Растуды. Сам-то давно ли молодой был, колядовать бегал, наряжался в тулуп наизнанку да рожу золой малевал, забыл что ли?
– Так то так, развлеченья.
– Дык и у них развлеченья, не в самделишно же гадают. А повеселиться не грех.
Тут в избу вбежали подружки – Катя, Надя и Люба – и, хихикая, уселись за стол.
– Вот, давайте-ка, чаю с оладушками попьём, а опосля и ворожить станете, – позвала баба Уля.
– Дак, чего ворожить, я вам так всё скажу, – хитро усмехнулся дед Семён.
– Как это, деда? – удивлённо уставились на него девчонки.
Дед, довольный общим вниманием, отхлебнул чаю из своей кружки, не торопясь с ответом.
– А вот так. У Надюхи Колька Макаров женихом будет, у Любаньки Мишка Сырцов, а у Катюшки Димка, Стешкин внук.
Девчонки вмиг раскраснелись и перестали хихикать, опустив глаза.
– У, старый болтун, загнал девок в краску! – махнула на деда полотенцем баба Уля, – Да вы не слушайте его, пейте чай.
– А вот увидите, так оно и будет, помянете мои слова лет через пяток, – не преминул оставить последнее слово за собой дед Семён.
– А вы, девоньки, как ворожить-то собираетесь? – перевела разговор баба Уля.
– Да так, с поленом там, с валенками, – протянули девчонки.
– А можно и я с вами? – попросилась бабушка.
– Бат-тюшки, – выпучил глаза дед, – Ты ещё куды собралась?
– А стариной тряхнуть!
– Конечно, идём, бабуля, – затараторили девчонки, – Так веселее будет, ты столько всего знаешь! И нас научишь!
– Ну тогда и я с вами, – собрался дед.
– Нет, тебе нельзя, нечего там мужикам делать, где это видано, чтоб парни ворожили! – отрезала баба Уля.
– Эх, – обиделся дед, – Ну вас, ступайте, коли, а я вон с Васькой прилягу лучше, бока на печи прогрею.
Девчонки наскоро допили чай и оделись. Баба Уля накинула шаль и старую фуфайку, и все вышли во двор. Вечер выдался морозным. Тёмное небо расписано было нитями звёздных рек по чёрному бархату. Остророгий месяц наблюдал за всем свысока. Застыла природа в безмолвном, волшебном сне. Только где-то далеко, в лесу, слышалось уханье филина.
– Ну что, давайте валенки бросать, – сказала баба Уля, – Снимайте с правой ноги валенок, становитесь спиной к воротам, да кидайте через левое плечо, а потом побежим глядеть.
Катя, Надюша и Любанька размахнулись, и со всей силы запустили обувку за ворота, а после со смехом поскакали на одной ножке искать свои валеночки. Надюшкин указывал куда-то в поле, Любанькин угодил на берёзу и зацепился за скворечник, полезли его снимать, кое-как достали, а Катюшкин всё не могли найти. В конце концов, когда нога у неё уже совсем замёрзла, несмотря на надетую сверху дедову рукавицу, из ворот бабы Стеши показался её внук Дима.
Он поприветствовал соседей, а после озабоченно глянул в палисадник:
– Вы что ли стучали?
– Ничего мы не стучали, – ответили девчонки.
– В окно стук был какой-то, бухнуло, будто запустили чем.
Девчонки переглянулись и захихикали.
Дима наклонился и поднял из снега валенок:
– Ну вот же. Кто тут валенками разбрасывается из вас?
– Это мой, – смущённо ответила Катюшка.
Димка подошёл к ней и протянул обувку с улыбкой:
– Ну, держи. И чем вы тут только занимаетесь?
Покачав головой, Димка ушёл в дом.
– Ой, ну всё, Катюха, тебе можно дальше и не гадать! – заверещали подружки, – Это уж не знак, а целое знамение – сам Димка валенок нашёл! Ну точно жених!
– Да ну вас, – отмахнулась Катя, – Давайте лучше продолжим. Бабуль, что будем делать?
– А пойдёмте-ка на перекрёсток, слушать станем, кто что услышит, тому и быть. Только погодите, я за кочергой в избу схожу, – ответила вдруг бабушка.
– А на что она? -удивидлись девчонки.
– Кочергой нужно будет круг очертить вокруг себя, чтобы нечисть не напала.
Вскоре баба Уля вернулась с кочергой и все тронулись за деревню, на перекрёсток трёх дорог. За деревней было ещё холоднее, мороз здесь чувствовался куда сильнее, чем возле человеческого жилья, воздух звенел и искрился. Невдалеке стеной стоял лес. С другой стороны застыла уснувшая подо льдом река. Девчонки встали в круг вместе с бабушкой, и баба Уля очертила вокруг всех линию.
– А теперь тихо стойте, да слушайте.
Прошло минут десять, и вдруг Надя заверещала не своим голосом, и, выпрыгнув из круга, побежала в сторону деревни.
– Стой, стой, погоди, нельзя так! – закричала ей вслед баба Уля.
Но Надя, ничего не слыша от стразха, неслась по дороге. Девчонки припустили вслед за подругой. Баба Уля покачала головой и поспешила за ними.
Надя бежала до тех пор, пока не показался крайний дом деревни. Только тут она остановилась, чтобы перевести дух.
– Ох, еле поспела за вами, – выдохнула баба Уля, – Ты куда же это побежала-то? Нельзя так просто из круга выходить, беда может быть. Хорошо, что я слова особые прочитала. Не забыла ещё их.
– Там из леса смотрел кто-то на нас, – вымолвила Надя, – Как будто женщина что ли, вся в лохмотьях, тёмная, а глаза большие, жёлтые.
– Да как же ты разглядела её так далёко? – удивилась бабушка.
– А она впереди деревьев стояла, не в самом лесу. Ох, и страх! Я сначала слушала, как и вы, поначалу-то ничего не услышала, а после вроде как шорох раздался, потрескивание. И голос такой скрипучий, как дерево сухое трещит, говорит мне: «Иди сюда, иди ближе!» Я глаза подняла, а там она стоит и рукой меня манит.
– Ну, идёмте в избу, – сказала баба Уля, – Там и побаем.
В избе, обогревшись и успокоившись, девчата уселись за стол.
– Кто же это был, бабуля? – спросила Катя.
– Святочница, – ответила баба Уля, – Любят они людей попугать, на земле их можно встретить только на святках, после Крещения исчезают они до следующего года. Обычно в банях они обитают, но, сказывают, что и в других безлюдных местах можно их повстречать. Хорошо, что мы вместе были, а иначе беда бы могла быть. Как вон с Груней приключилось однажды.
– Ой, бабуль, расскажи! – запросили девчонки.
– Давно это было, – начала свой рассказ бабушка, – Мы тогда молоденькие были, вот как вы сейчас. И вот собрались раз на святках ворожить на женихов. Груня и говорит, мол, идёмте ко мне, у меня родители в гости уехали к тётке, в соседнюю деревню. Мы и рады, вся изба в нашем распоряжении, никто не следит, никто не заругает. Отпросились у домашних с ночевой, и к Груне. Вся ночь наша – вот приволье!
А время святочное оно двоякое. С одной стороны святое, а с другой – нечисть тоже в эти дни не дремлет, и нечисть-то особая, святочная, которая только в это время на земле и бродит – шуликуны, святочницы, вештицы. Ни мёртвое ни живое время нынче. Границы стираются, вот и вылазят через те ворота всякие. Люди, конечно, бдят, кресты над дверьми рисуют мелом, солью вокруг дома обсыпают, веточки рябиновые втыкают в матицу, да и нечисть не спит, старается обмануть, охмурить человека.
Вот мы с девчонками, значит, и так и сяк поворожили – и воск лили, и полена щупали, и карты раскладывали, и к соседям даже под окна сбегали, послушали, с зеркалами только ворожить не стали, страшное это дело. И тут вдруг видим, а Груни-то нет среди нас. Что такое? Где она может быть? Наверное, по малому делу отошла, решили мы, и дальше веселимся. Только время прошло, глядим, а Груни-то так и нет. Тут уже пошли мы её искать, и то думаем – нарочно это она от нас спряталась, напугать хочет, небось.
Всю избу обошли, за печь заглянули и на печь, под кровати, в шкаф, в сенцы вышли, на чердак даже слазили. Нет Груни! Оделись, во двор вышли. Туда-сюда, поискали, покликали, нет нигде. Тут уж нам жутко сделалось. Хотели было уже за взрослыми идти, как вдруг видим, в бане будто свет такой махонький, туда-сюда колышется, ровно как свеча там горит.
– Ага, – думаем мы, – Попалась! И ведь какая храбрая, не побоялась одна ночью в баню пойти! Хочет над нами подшутить, небось.
Пошли мы по тропке к бане. Отворили дверь в предбанник, а из бани шум доносится, будто возится кто-то. Мы туда. Поначалу-то ничего не поняли, а после и разглядели. На полке свеча горит тускло, на полу осколки зеркальные блестят, а на лавке Груня наша лежит, и склонилась над нею то ли старуха, то ли существо какое. Страшное, волосатое, горбатое, волосы длинные свисают, в рваньё чёрное наряжена.
О проекте
О подписке