Когда я проснулся, за окном уже было светло. День наступал ясный и погожий. О вчерашнем дожде напоминала только расквашенная дорога, но небо было голубым, и лёгкий ветерок, колышущий занавески на приоткрытом окне, уже обдувал землю.
Я сел, протирая заспанное лицо, и осматриваясь. Славяна хлопотала у стола, в светлом платье, с синей лентой в волосах, вся в облачке белой муки, она напоминала сказочную фею и была поистине прекрасна. Влад сидел за столом и, подперев рукой голову, любовался девушкой, а та месила тесто. Бабки нигде не было видно. Я поднялся, потянулся, и прошёл к столу.
– Доброе утро всем! А где можно у вас умыться? – обратился я к Славяне.
– Мы летом во дворе умываемся. Там рукомойник прямо за крылечком, а вот тебе полотенце.
Девушка протянула мне чистое полотенце, приятно пахнущее горькими травами, я сразу вспомнил бабушкин шкаф, в котором развешивала она полынь, чтобы моль шерстяные вещи не портила, и на душе разлилось тепло.
Я уже дошёл до порога, но тут же развернулся и спросил у Славяны:
– А кто ещё с вами живёт?
Девушка удивилась моему вопросу:
– Никого. Мы вдвоём с бабушкой живём… А почему ты спрашиваешь?
– Да бабушка твоя ночью разговаривала с кем-то в углу, за печью.
Славяна вспыхнула и, опустив глаза, принялась усерднее месить тесто:
– Она просто старенькая уже и верит во всякое… Ну, как сказать, у нас раньше тут люди поклонялись существу, вроде как паука огромного, Мизгирь называется. Оттого и деревню-то нашу так прозвали, кстати. Ну, и считалось, что души умерших предков тоже пауками становятся и продолжают жить после смерти в своём доме. Вот бабушка и «кормит» их, и разговаривает. Ну, верит она в это всё.
– А ты? – спросил Влад, – Ты тоже веришь?
– Я? – девушка помолчала, – Я не знаю. Я уважаю память предков, но считаю, что Мизгирь это всё лишь некая аллегория. Нужно было людям в тяжёлые времена верить во что-то, что их, якобы, защищает, помогает. Говорят, что в лесу есть даже некий храм в честь этого Мизгиря. Но я никогда там не была. Может и нет его вовсе, так, выдумка одна.
– Понятно, – кивнул я и позвал с собой Влада, – Идём умываться!
Влад нехотя поднялся со стула и оторвал взгляд от Славяны.
– Идём, – ответил он и поплёлся за мной.
Когда мы вышли на улицу, я спросил у него:
– Ну, и что ты обо всём этом думаешь?
– А что мне думать? Саныч в принципе поведал мне всё то же самое, что и Славяна нам сейчас рассказала.
– Бабка ночью говорила с кем-то за печью, – сказал я.
– Так ведь Славяна объяснила, что она в духов верит и кормит их своей бурдой, – усмехнулся Влад.
– Да, – ответил я, – Только вот в чём загвоздка, я слышал ночью ещё один голос – ей кто-то отвечал.
Влад выслушал меня с долей иронии, и, как я и предполагал, списал всё на мою усталость и сказал, что мне просто приснился этот голос за печью. Я махнул рукой, устав доказывать, что всё было наяву, и пошёл умываться.
Рукомойник, прибитый к стене дома, был полон свежей прохладной воды, и на её поверхности плясали искристые блики от солнца, поднимающегося из-за леса. Я повесил полотенце на заборчик, отделяющий двор от сада, и, зачерпнув полную пригоршню воды, плеснул себе в лицо. Кожу тут же обдало сотнями тонких ледяных иголочек, заморозило, защипало, а я плескал ещё и ещё, пока не перехватило дыхание, а после жар разлился по всему телу, и я почувствовал необыкновенный прилив сил и бодрости. Утро занималось над деревней. Где-то вдалеке закричал петух, и я удивился, что здесь и правда, оказывается, течёт мало-помалу жизнь и есть люди. Влад тоже умылся и мы пошли в дом.
Бабка уже хлопотала на кухне, невесть откуда пробравшись в избу, ведь мимо нас она не проходила, мы всё время были у крыльца. Видимо, в доме имелся ещё один вход. Мы встали у двери в ожидании бабкиного нападения, сейчас наверняка скажет, чтобы мы пили чай и поскорее мотали отсюда. И каково же было наше удивление, когда та вдруг открыла рот и елейным голоском пригласила нас к столу:
– Проснулись уже, ребятки? Дак айдате к столу, завтрекать станем, чем богаты тем и рады. Не обессудьте.
Мы настолько оторопели от такой перемены в бабкином поведении, что застыли у порога, не решаясь сделать хоть шаг.
– Дак чего стоите-то, как не родные? Садитесь, баю, исть станем. А опосля я вам дорожку-то подскажу, как к самому грибному месту пройтить.
Мы сели за стол, полные изумления и недоверия. С чего бы вдруг такое благодушие? А бабку словно подменили, она и улыбалась нам, как долгожданным внукам, приехавшим наконец-то в гости, и подкладывала пшённой каши в тарелки, и заглядывала нам в глаза, будто пытаясь прочитать там ответы на какие-то свои вопросы. В конце-концов, бабка заявила:
– Я вас до опушки-то провожу, а дальше сами ступайте. Там недалёко. Места у нас и правда грибны да ягодны, это Анатолий не соврал. Только я вам всё-таки про одно место скажу, где особливо грибов-то много. Значится так. Как в лес войдёте, ступайте прямо, там тропку видать, дойдёте до горелого дуба, повернёте налево.
– А как нам этот горелый дуб найти? – спросил я.
– Да там мимо не пройдёте, он аккурат возля тропки стоит. Много лет уж как молния в яво попала, надвое расколола. Чёрный весь, до самой земли раскроен, а стоит однако ж, не падает, крепко корнями-то держится. Как мы все тут…
Бабка задумалась, но тут же осеклась и вновь заулыбалась своими сухими тонкими губами.
А у меня на душе становилось всё тревожнее. Ещё вчера я смеялся над Владом и его затеей, считая рассказ Саныча бреднями, но сейчас, находясь в этой деревне, рядом со странной бабкой, разговаривающей по ночам с кем-то за печью, мне было не по себе.
– После того, как у дуба завернёте, всё прямо шагайте, выйдете к болоту, обогнёте его по правую руку, и придёте на поляну. Там как раз место самое грибное. Раньше-то мы всегда туда бегали, а теперь уж силы не те.
После завтрака, поблагодарив хозяев, мы с Владом вышли на крыльцо.
– Слушай, а может ну их, эти рубины? – сказал я другу, – Может и нет их там. А мы попрёмся в незнакомый лес, неизвестно куда. Тем более тут же болота кругом, а мы с тобой каждый день в походы не ходим, и в таких местах не ориентируемся.
– Да ты чего, – хлопнул меня по плечу Влад, – Испугался? Мы уже на месте, и я просто так не уеду, найдём этот их храм, и проверим есть ли там обещанное богатство.
– Влад, за столько лет тут куча народу прошла, всякие там охотники и прочие, да и сами местные наверняка перепрятали рубины, с чего бы им оставлять их в лесу.
– Саныч говорил, что местные не тронут камни из-за священного страха, они верят в то, что Мизгирь разгневается, если сотворить такое кощунство над его идолом. А насчёт охотников – вариант, конечно, но пока не проверишь – не узнаешь. Короче, давай собираемся, идём до машины, берём всё необходимое и вперёд.
Мы шли мимо разбросанных по пригорку домов, а бабка семенила за нами следом. Дойдя до машины, мы переоделись, взяли с собой воды, перекус, фонарики, вёдра для виду (всё ж таки за грибами идём!) и двинулись к лесу, что начинался сразу за деревней. Еловый, густой, тёмный лес с редкими лиственными деревьями встал перед нами стеной, из него тянуло сыростью, мокрой землёй, прелой листвой и чем-то таким, отчего моя тревога начала перерождаться в уже вполне себе хороший страх и предчувствие чего-то плохого.
Бабка тем временем отдавала последние напутствия:
– Ступайте по прямой. Да у болота аккуратней будьте, не хлюпните, глядите, палку по дороге какую подберите, чтоб ощупывать дорогу-то. Да по краешку пройдёте, ничаво, справитесь. Зато грибов там видимо-невидимо.
Бабка как-то странно ухмыльнулась и мы вступили под сень леса. Отойдя немного, я оглянулся, и увидел, что бабка всё ещё стоит на опушке, глядя нам вслед, и опираясь на свою палку.
Мы шли уже около получаса и никакого горелого дуба не видели. Тропинка, вначале бывшая широкой и утоптанной, давно сошла на нет, и теперь мы шагали по высокой мокрой траве, которая липко цеплялась за наши штаны, оплетая ноги, словно плети, и не давая идти.
– Знаешь что, – сказал Влад, – Судя по описанию Саныча, паучий храм находится как раз в той стороне, что и грибная поляна, на которую указала нам бабка.
– Случайно ли? – вздрогнул я и остановился.
– Чего встал? Идём, – потянул меня за рукав Влад и продолжил разговор, – Да, только Саныч говорил, что к храму от болота нужно идти налево. Так что повернём туда. Обратно всё равно вернёмся уже затемно скорее всего, так что грибы для виду нам собирать ни к чему, только время терять. Сразу сядем в машину и уедем.
– Хотя, – добавил Влад, – Я бы тут задержался с радостью на несколько деньков.
– Что, – не удержался я от ехидной усмешки, – Бабка приглянулась?
– Да иди ты, – ответил Влад, – Вот разберёмся с рубинами, и я сюда вернусь как-нибудь попозже, якобы снова за грибочками.
– Мало тебе что ли в городе барышень? Любую позови, побежит, с твоей-то харизмой.
Влад скривился:
– Надоело.
– Во те раз, – опешил я, – Ты не заболел часом, родимый?
– Хорош тебе уже, – вспылил Влад, – Должен же когда-то был прийти этот час икс, ну, вот и пришёл.
– Как заговорил-то, – не удержался я всё же, – Час икс… Славяна тебе значит голову вскружила?
Влад промолчал и мы пошли в тишине, лишь похрустывали под ногами опавшие ветви, да в верхушках деревьев, над нами, переговаривались птицы.
– Она другая, – неожиданно сказал Влад, когда я уже и забыл про разговор, – Особенная. Понимаешь?
– Это да, – согласился я, – Потому и не советую я тебе портить ей жизнь. Ты ведь что, порезвишься, как обычно, и до свидания, а ей что делать? Она ведь тут, в своей деревне, как книга открытая, вся на виду. Хочешь, чтобы до беды дошло? Это тебе не городские барби.
– А почему ты думаешь, что я собираюсь резвиться?
– Да потому, что знаю тебя с малых лет и всегда ты таким был.
– Вот спасибо!
– Да пожалуйста.
– А если у меня всё серьёзно?
– С чего бы? – спросил я.
– А что я, не человек что ли? Не могу полюбить?
– Так сразу и полюбить?
– А ты не веришь, что такое возможно? – возразил Влад, – Хотя я тоже до вчерашнего дня не верил. Думал это так, для бабьих романов придумано.
– Да-а-а, брат, – протянул я, – Не узнаю тебя. Неужели и правда влюбился?
Влад пожал плечами, помолчал.
– Короче, вернусь я сюда по любому.
Мы прошли ещё метров двести и тут впереди показался дуб. Он был гигантским, я видел такие деревья разве что где-нибудь по телевизору в передаче «Вокруг света», где показывали баобабы. Дуб был в обхвате таков, что внутри с лёгкостью можно было бы устроить келью для одинокого монаха-отшельника.
– Фьюи-и-и-ить, – присвистнул я, обходя этого великана кругом, и ощупывая его монументальные бока, чёрные, пахнущие гарью, словно въевшейся в его ствол, и представляя его таким, каким он был до того, как в одну из летних гроз в него ударила молния, и какой же силы она должна была быть, чтобы повергнуть этого богатыря.
Влад так же, как и я, был воодушевлён и покорён величием несломленного гиганта, и молча осматривал его со всех сторон. Кажется, на миг мы даже позабыли, зачем мы вообще здесь находимся.
– Итак, – наконец сказал я, – Пришли мы отсюда. Значит, если встать лицом к дубу, то лево выходит там.
Я махнул рукой в ту сторону, куда нам следовало идти дальше.
Мы подобрали две толстых ветки, валяющихся под дубом, и двинулись в путь.
Внезапно сзади хрустнула громко ветка и мы, вздрогнув, обернулись на звук. Каково же было изумление, когда мы увидели, что всё это время мы были в лесу не одни. На примятой нашими сапогами траве, стояла перед нами Славяна и потирала ушибленную руку. Мы молчали, не понимая, зачем она здесь, и как тут оказалась. Следила за нами? Но для чего?
– Славяна? – наконец произнёс Влад, – А ты чего тут?
Девушка помолчала, а после сказала:
– Не ходите туда, ребята. Нельзя вам туда идти. Иначе беда будет.
Несколько мгновений мы все трое стояли и с глупым видом пялились друг на друга.
– Нельзя вам туда, ребята, – снова повторила Славяна.
Подол её длинного платья был мокрым от росы, глаза широко распахнуты, будто от удивления или же испуга, косы растрепались, и в них тут и там торчали маленькие веточки и листья. Вид её был забавен и трогателен одновременно, но нам было не до смеха, мы понимали, что девушка шла за нами втайне от своей бабки, которой явно не понравилось бы, узнай она про её поступок, не просто так. И причина, побудившая её отправиться в лес, явно была веской.
– Почему нам нельзя туда, Славяна? – тихо спросил Влад, подойдя ближе к девушке и взяв её ладони в свои руки, – Что случилось? Мы ведь не хотим ничего плохого, просто набрать грибов и…
– Хватит, – оборвала его Славяна, – Вы всё соврали! Вы приехали к нам не за грибами.
Влад удивлённо отпустил её ладони и хотел было открыть рот, чтобы оправдаться, но девушка не дала ему сказать и слова:
– Да, вы соврали и это нехорошо. Но я не хочу сейчас слушать ваши объяснения, да вы и не обязаны оправдываться передо мной. Это дело вашей совести. Но то, что вам грозит теперь беда, это я вам могу сказать совершенно точно. Возвращайтесь скорее в деревню, садитесь в свою машину и уезжайте отсюда!
– Да что произошло-то? – ничего не понимая спросил я.
– Давайте уйдём с видного места, – попросила Славяна, – Мне неуютно здесь, кажется, что за нами следят. Вот, давайте присядем здесь, под дубом.
Когда мы уселись на бархатистый, изумрудный мох, девушка продолжила:
– Не успела бабушка вернуться в дом, проводив вас, как во дворе послышался какой-то шум. Бабушка сразу как-то смутилась и сказала, что может поленница упала, сказала, что сходит поглядит, а мне нечего беспокоиться и пугаться.
Бабушка вышла во двор, а я осталась в избе, послонялась туда-сюда, и решила, что чего мне тут сидеть, ведь в огороде много дел, ну и направилась туда. Только не успела я сойти с крыльца, как услышала, что в сарае кто-то разговаривает. Сначала я решила, что к бабушке кто-то пришёл, из её посетителей, тех, что за помощью обращаются. Но потом уловила, что разговор идёт на каких-то повышенных тонах, словно бабушка спорит с кем-то. Мне это показалось странным и я решила подслушать.
Я осторожно подошла к стене сарая, не той, где дверь, а сзади, чтобы меня не увидели нечаянно, и присела на траву. В сарае разговаривали двое – моя бабушка и какой-то мужчина. Голос был незнакомый, низкий, с хрипотцой. Они говорили на повышенных тонах.
– Столь лет тебя тут не было, а теперь приехал да указывать начал, – говорила бабушка.
– Да разве ж я указываю? – горячился мужчина, – Я как лучше хотел, нарочно всё рассказал этому молодому, расписал всё в радужных красках, что и нет там никого возле храма, что рубины смогут взять безпрепятственно, и всё в этом роде. Он и клюнул. Да ещё и друга с собой прихватил. Ну, отлично же. Глядишь, всё и получится.
– Получится, – передразнила бабушка, – Об такех делах надось заране договариваться, а не с бухты-барахты. Вчерась эти двое упали, как снег на голову. Я сначала-то решила, что грабители какие припёрлись. Опосля решила испытать, ночевать у себя оставила, а перед тем духов подкормила, да совета испросила. Ночью и ответили они мне. Сказали, что от тебя эти двое прибыли. Я и смекнула, что может ты Мизгирю-батюшке пищу прислал долгожданную. Сколь лет он голодный сидит. Некому теперь его кормить. А ведь всё твоя вина!
– Что моя вина? – спорил мужской голос, – Я как уехал отсюда с молодых лет, так и жил на стороне, могли бы и другого переизбрать.
– Э, не-е-ет, – протянула бабушка, – Как это – переизбрать? Тебя Мизгирь выбрал!
Я заглянула в щёлочку между досок сарая и увидела, как бабушка ткнула пальцем в грудь стоящего перед ней мужчину в голубой клетчатой рубашке и светлой ветровке.
– Тебя Мизгирь выбрал! И служителей народ не избирает, ты это должен знать! Он сам решает кто будет ему служить. И это на всю жизнь, понимаешь? Не отвертеться тебе от своей доли, хоть бы ты на край земли отседова уехал.
– Да знаю я, знаю, – уже совсем другим голосом, как-то обречённо произнёс мужчина, – Измучился я уже весь. Что ни ночь, Мизгирь ко мне является, и требует своего, напоминает о священном долге, шепчет, как он голоден. И никто, никто его не видит кроме меня! Лишь только свет потушим, уснут жена, да дочь с внуком, как начинается. Шорох со всех сторон, шёпот свистящий, после из тёмного угла с потолка тень начинает вырисовываться, всё чётче и чётче, огромная, страшная. И ползти начинает ко мне, ближе и ближе…
Я вижу толстые мохнатые лапы с крючьями на конце, круглые красные глаза, которые во тьме горят, как угли, и крест на его спине, жёлтый такой, будто пульсирует. Выползает он из своего угла и закрывает собою весь потолок, нависает надо мною, так, что я не в силах пошевелиться. дыхание его смрадное душит меня, задыхаться начинаю. И до утра он так висит надо мной. Я уже спать не могу.
– А ты мне на жалость не дави, – сказала ему бабушка, – Сам виноват. Жил бы здесь, мать бы не увозил, Мизгирю служил, как деды наши служили, и всё бы путём было. Прабабка твоя в Избранный День привела тебя в храм и Мизгирь тебя выбрал из двух десятков других. А ты сбёг отседова, решил, что умнее веры отцов, что сам свою судьбу устроишь, ан нет. И там Мизгирь тебя нашёл, спустя столько лет.
– Нашёл, – тяжело проговорил мужик, – Не могу я больше. Я уже и к врачам обращался, ничего не помогает. Думал, может кажется мне всё это. Но нет. Только какой из меня теперь служитель? Годы не те. Да и не смогу я в деревне жить, тут и благ никаких, отвык я от таких условий. Ведь всю жизнь почти в городе прожил.
– А ты внучка своего определи вместо себя, – предложила бабушка.
– Ты что? Ты что? – замахал руками мужчина и попятился, – Не отдам внука! Пусть спокойно живёт. Это что ж ему потом всю жизнь тут провести?
– Почему же тут? Может и из города Мизгиря кормить. Ты же вот отправил в конце-концов людей, как допекло-то тебя.
– Я хотел одного, а тут двое сразу вышло, – ответил мужик, – Так я теперь вот что думаю-то… А что если одного Мизгирь сожрёт, а второго… Второго вместо меня служителем сделать? Только как это всё организовать, я не знаю. Помоги, а, Лукинична?
– Ладно, – сказала бабушка, – Поглядим, что и как выйдет. Я покамест их отправила к нему в жилище. Не сожрёт, так там видно будет. Может и придётся он Мизгирю по душе и оставит он второго себе в служители. Только нам с тобой нужно будет проследить за ними, чтобы суметь всё устроить. Но я тебе ничего не обещаю!
– Хорошо-хорошо, Лукинична, – отозвался с радостью мужик, – Как скажешь! Я машину у дома, где Санаевы жили раньше, оставил. Там неприметно особо. Сейчас тогда переоденусь и пойдём!
Славяна глубоко вздохнула, перевела дух и продолжила:
– Я даже в избу не заходила, как была в одном платье, так и бросилась сразу в лес. Когда мимо дома Санаевых бежала, то увидела машину незнакомца. В марках-то я не разбираюсь, а номер у неё был шесть восемь восемь, голубенькая такая.
– Саныч?! – воскликнул Влад.
Но тут же Славяна зажала ему рот маленькой своей ладошкой и испуганно зашептала:
– Тише-тише, они уже могут быть где-то рядом.
– Да плевать я на них хотел, – отнял её ладонь Влад и нервно заговорил, – Вы что, с ума все посходили тут что ли? Какой ещё Мизгирь? Ну ладно, старые люди раньше верили во всю эту чушь, но ты-то сейчас, да и Саныч тоже, вы-то чего?! Я пришёл за рубинами, и я их заберу, если они там. А все эти сказки были придуманы в старые времена для дураков.
– И я так думала, – ответила тихо Славяна, – До сегодняшнего дня. Думала, что громадный паук, живущий в лесу – это лишь выдумка для того, чтобы ребятишки деревенские в чащу не бегали, тут ведь болота кругом. Но когда я сегодня услышала их разговор… Они говорили так, что у меня не осталось сомнений – Мизгирь не выдумка. Он существует. И вы сейчас идёте прямиком в его лапы.
О проекте
О подписке