Чудо на богомолье

А расскажу я вам сегодня, мои хорошие, как дед Яков из Ильинки на богомолье ходил.

Ну, это сейчас он, положим, дед. А в те времена, про которые я речь поведу, был он совсем молодым парнишечкой, не женатым даже. Было Якову годов семнадцать, когда собрался он с другими богомольцами в город Киев, в Киево-Печерскую лавру, святым мощам поклониться, со старцами побеседовать, коли Бог даст, да и просто исполнить давнюю свою мечту. Мальчонкой ещё, глядя на проходивших через их деревню странников с котомками, останавливающихся, бывало, в их избе на ночлег, решил он, что во что бы то ни стало сходит и он однажды в Киев ко святым местам. И вот наступил такой день, снарядился Яков в путь. А долго ли оно? Как бабушка его старенькая говорит:

– Нищему одеться – только подпоясаться.

Лапти обул, рубаху чистую с собою завернул, это чтобы, значится, на святой-то земле переодеться, в котомку заплечную каравай положил, матушкой испеченный, луковицу, да несколько картофелин. От маменьки с тятенькой благословение получил в путь-дорогу, да и подбился к идущим мимо паломникам. Так и пошли.

Ладно. День идут, другой, путь неблизкой, почти три тыщи вёрст. Да всё пешком. Обычай такой благочестивый, чтоб всю дорогу своими ноженьками пройти, вот как. Только уж хворым да старикам послабление было, где на подвозе, где и попутчики понесут…

С Яковом вместе семеро человек шло, трое мужиков, двое баб, да двое ребятишек, мальчишек лет десяти. Яков восьмой. Шли неспешно, день с молитвы начинали, завтракали, чем Бог пошлёт – сухариком ли с водой из ручья, яичком ли, коли кто подаст, хлебом с луковичкой. Затем снаряжались в путь, мимо лесов да деревень, мимо озёр да полей, мимо лугов да перелесков… А чтобы идти веселее было, песни поют да псалмы. А мальчонки-то оба на дудочке ещё умеют, подыгрывают. Ноги сами бегут. Где дождичек настигнет, под деревьями обождут, где жарко невмоготу станет – в речке искупнутся, а время скорёхонько катится, ровно колесо – день да ночь, сутки прочь. Идут наши страннички. Вечером старались поближе к жилью человеческому прибиться, до села какого али до деревни добраться, возле людей не так боязно, как в лесу, в те времена разбойники на дорогах орудовали. Коли попадёшься им, последнее снимут. У голого да нищего и то найдут, что забрать. Ничем не брезговали. Потому и старались паломники хоть под забором, да всё ж таки не на дороге ночевать. Встречались и добрые хозяева, кто на ночлег пускали в избу, не брезговали путниками. В то время странников привечали, ведь за ними ангелы шли.

А как хорошо-то идти по Руси-матушке! Дорога так и стелется, будто все святые тебе помогают в деле благом, по краям от дороги луга разноцветные стелются, что одеяло лоскутное, птицы поют-заливаются, славят Божий мир, в траве кузнечики стрекочут, дух стоит пряный, мёдом липовым разливается, там вон – поле пшеничное золотом под ветром волнуется-колышется, вдалеке река разлилась полноводная, широкая, свежестью веет от неё и прохладой, блики солнечные на волнах играют, а вон там, под пригорком – деревенька очередная, выплывают избы из утреннего тумана, или полуденного жара, или заката розового, и как картинки лубочные мелькает, кружится перед глазами жизнь люда простого многострадального… Идут наши богомольцы… Дальше и дальше… Мимо храма Божьего идут, остановятся, в земном поклоне головы приклонят, где и на службу зайдут, исповедаются да причастятся, а тогда и вовсе крылья за спиной вырастают, и ещё слаще путь и невзгоды земные, как услада на пути к главной награде – к миру душевному, ко Господу.

В ту ночь остановились Яков с попутчиками в одном постоялом дворе, хозяева пустили за копеечку, мол, много не возьмём. Ну, согласились богомольцы. Ночь пришла, уснули все сном крепким, безмятежным. И Яков уснул. И снится ему вдруг женщина прекрасная, в чудесном голубом одеянии, платье на ней длинное, небесного цвета, а сверху вроде как плаща какого, голова капюшоном прикрыта. Расшита одежда её каменьями драгоценными, и блестят они так, что глазам больно. Подходит та женщина к Якову и рукой машет, мол, идём, идём со мной! А Яков смутился, думает:

– Да куда же мне идти-то с такой богатой царицей? Верно не меня она зовёт.

А женщина не унимается, машет настойчиво Якову рукой, зовёт за собой и дальше показывает, вроде как вдаль куда-то. Ничего Яков не поймёт, что она от него хочет? Может подсобить чего надобно? Тут женщина ближе подошла, да как махнёт рукой перед самым лицом Якова, да так нетерпеливо, что он проснулся. Проснулся, сел на лавке и думает:

– Что это было? То ли сон, то ли явь? Чудо какое-то.

Одно понятно – знак это был.

– Уходить отсюда надо! – осенило его неожиданно.

Принялся он попутчиков своих тормошить, те не поймут ничего, самый сладкий сон перед рассветом, а сейчас как раз за окном только-только зорька алая стала заниматься, на востоке полоска неба заалела, ветерок утренний чуть подул. Трудно людям ото сна отойти, ведь устали они за предыдущий-то день.

– Что случилось? – спрашивают они Якова, не поймут ничего спросонья, – Зачем нам так рано вставать, ведь ещё поспать можно.

А Яков на своём стоит – уходить надо отсюда и поскорее. Торопит их. А вид у него как есть блаженный сделался, людям аж не по себе стало, с вечера парень как парень был, а сейчас глаза горят, как у лихорадочного. Что ты станешь делать! Ну, пойдём, коли так. Да надо хоть хозяв-то поблагодарить за постой.

– Нет! – отвечает Яков, – Быстрее уходить надо, никому не сказывайтесь.

А про женщину ту, что из сна, молчит.

Вышли потихоньку со двора, Яков за собой всех ведёт. Отошли уж далече, двор тот постоялой за поворотом остался, и тут слышат – топот. Кони скачут вдалеке. Огляделся Яков по сторонам, видит – мостик впереди деревянный, под мостом речушка протекает, а по берегам её заросли ивовые.

– Давайте под мост, родные! – торопит Яков странников.

Только под тот мост-то засели, как выскочили из-за поворота трое всадников на конях быстрых. Туда-сюда метнулись, и встали на мосту. А там дорога, надобно сказать, надвое разделялась – одна шла через мостик в лес, другая в чистое поле, степь даже.

– Не могли они в степь далеко уйти, увидели бы мы! – говорит один другим, – А там не видать никого.

– Значит лесом пошли, – отвечает ему второй.

– Поехали туда, авось нагоним! – отозвался третий.

Ну, и ускакали они в лес, а путники наши так и остались под мостком сидеть, ни живы-ни мертвы со страху, теперь уж поняли они, что дело тут нечисто. Молчат, и ждут только, чем дело кончится. Спустя какое-то время вернулись всадники, снова встали на мосту и давай балакать:

– Да куда ж они подевались-то? – злится один.

– Как сквозь землю провалились, – рычит второй.

– Видать, ничего мы с них не поимеем, – сплюнул наземь третий, – А у того, что с бородой, видел я, денежки-то были при себе, в портке замотаны. Э-ех, упустили! Ну, что будешь делать, ворочаем домой.

Сказали так, и ускакали назад, только пыль подняли. А богомольцы наши так и сидели под мостом, покуда окончательно не рассвело, да народ мимо не потянулся. Тогда только и решились они выйти из своего укрытия, да путь продолжить.

– И как только ты, Яков, беду почуял? – спрашивают.

А Яков снова про женщину молчит.

К вечеру следующего дня дошли они до небольшой деревеньки, тут пустила их на ночлег бабушка одна, что на краю деревни жила в небольшой избушке. Накормила она путников, да спать уложила, а перед сном разговор завели в сумерках – откуда идут, да куда путь держат. Вот и спрашивает их та бабушка:

– А где вы, миленькие, вчерашню-то ночь ночевали?

– Так вот, бабушка, – отвечают, – На том-то постоялом дворе, незадорого нас пустили, за копеечку.

Как услыхала старушка те слова, так руками всплеснула:

– Родненькие мои, да как вы оттудась живые-то ушли?

– А что там, бабонька?

– Дак ить там разбойники орудуют, берут хозява те постояльцев на постой, да высматривают, что у их есть доброго с собой – деньги ли, одёжа ли, ишшо ли кака ценность, а ночью, как постояльцы уснут, нападают на двор разбойники и убивают всех. Да только разбойники те не случайные, это сродственники хозяев. Так они по сговору дела тёмные делают. А несчастных людей опосля находят то в лесу, то в реке, то в логу, то ещё где и без голов.

А Яков опять молчит про женщину в голубом…

***

Вот и остались позади почти три тыщи вёрст. Когда до Киева уж совсем недалече осталось, решили до конца дойти без ночлежек, и вот на рассвете показались на горизонте золотые маковки церквей, дома белокаменные, площади широкие, град великий. Дошли богомольцы! Переоделись в чистые рубахи, да умылись в роднике, и пошли в долгожданный Киев.

А лишь только добрались, да в храм первый вошли, и увидел Яков ЕЁ… Прямо напротив входа икона во весь рост, а на ней Пресвятая Царица Небесная, Богородица, в том самом голубом одеянии, в котором она Якову являлась. Упал тут Яков на колени, заливаясь слезами, и поведал всё своим спутникам, и те тоже диву дались и возрадовались, вознесли хвалу Господу и Матери Его Пречистой, и всем святым за чудесное своё спасение. Слава Богу за всё! Ходят по земле богомольцы и благословенны они, ибо сам Христос посреди них.

– Ты куда идёшь, скажи мне,

Странник, с посохом в руке?

– Дивной милостью Господней

К лучшей я иду стране.

Через горы и долины,

Через степи и поля,

Чрез леса и чрез равнины

Я иду домой, друзья.

– Странник, в чём твоя надежда

Во стране твоей родной?

– Белоснежная одежда

И венец весь золотой;

Там источники живые

И небесные цветы,

Я иду за Иисусом

Через жгучие пески.

– Страх и ужас не знакомы

Разве на пути тебе?

– Ах, Господни легионы

Охранят меня везде!

Иисус Христос со мною,

Он направит Сам меня

Неуклонною тропою

Прямо, прямо в небеса.

– Так возьми ж меня с собою,

Где чудесная страна.

– Да, мой друг, пойдём со мною,

Вот тебе моя рука.

Недалёко уж родная

И желанная страна.

Вера чистая, живая

Нас введёт с тобой туда.

Приворот

Вот уж вечер за окном, месяц ясный светит в дом, значит наступило время вечерней сказки. А в деревне Ильинке их много водится. И сегодня расскажу я вам о том, как бабка Котяжиха помогла мужа вернуть. А началось всё так…

Жили в Ильинке две подружки, Дуняша и Мария. Были они неразлучны с самого детства, и была их дружба такая, что все их за родных сестёр считали. Всюду-то они вместе были, то на озере лягушек ловят, то на речке купаются, то куколок из кукурузных початков мастерят – обернут початочек тряпицей цветной, баской, а волосики наружу выправят, вот и куколка готова. Зимой на саночках вместе катаются, да снежных баб лепят. Весной запруду строят, да из щепочек лодочки мастерят. Дуняшка та побойчее была, а Марийка поспокойнее. Если только мальчишки вдруг Марийку обидят, Дуняшка тут как тут – налетит, тумаков надаёт, мальчишки врассыпную от неё, только пятки сверкают! Боевая девка была Дуняшка, огонь прямо. А Мария та тихая была да задумчивая, сядет у озера на бережку, песню длинную, душевную затянет, а то просто сидит, на воду глядит и думает о чём-то своём, мечтает. Как в лес придут, Дуняшка, не успеешь оглянуться, уж полную корзинку ягод да грибов наберёт, а Марийка сначала все цветочки перенюхает, все травинки переберёт, каждую букашку приметит, каждую пташку послушает. А места-то в Ильинке красивые! Поля бескрайние, луга разноцветные, леса дремучие, поляны душистые, речка певучая, небо высокое, живи да радуйся!

Так и росли девчатки, зима сменяла осень, а лето весну, пролетело времечко, заневестились Дуняшка с Марийкой, выросли. Красавицами стали, глаз не отвести. Дуняшка кучерявая, тёмненькая, глазищи как изумруды, зелёны, у-ух! Как взглянет, так сердце ёкает. А Марийка светленькая, коса длинная, глаза голубеньки, как небушко. Песню запоёт – заслушаешься. Женихи к ним посватались. И вот сыграли подружки две свадьбы в один день. Вся деревня дивилась их дружбе – и росли-то как сёстры и даже замуж вышли в один день! Вот и жизнь пошла семейная, хлопоты да заботы. Мужья обоим хорошие достались, работящие парни, крепкие, ладные, и руки откуда надо растут, и умом Бог не обидел. Да вот только по разному судьба сложилась у девчат. У Марийки две доченьки-близняшки родились, беленькие, голубоглазенькие, словно два солнышка. Все в мать пошли. Муж Марийкин так и называл их всех троих – солнышки мои. А вот у Дуняшки никак с ребёночком-то не получалось. Уже и муж стал косо на неё поглядывать, серчать вроде как. А что Дуняшка может сказать, молчит да плачет. Думала она, думала, да и решила пойти… А куда, как думаете? Правильно, к бабке Котяжихе. Она много чего знает, непременно поможет. Так и сделала Дуняшка. Вечерком, как смеркаться стало за окном, собралась, да пошла огородами, чтоб никто не видел и вопросов не задавал, к бабке Котяжихе.

Пришла и рассказывает той, так, мол, и так, детей у нас нет и никак не получается, а хочется деток, очень хочется! Что делать? Как быть? Расплакалась от беды своей горько, нету сил в себе боль держать. Выслушала бабка Котяжиха её внимательно да и говорит:

– Помогу я тебе, девка, будут у тебя дети. Как полнолунье наступит, приходи ты ко мне в вечор, да так, чтобы ни одна живая душа тебя не увидела, и мужу ничего не сказывай. Сила материнства она тайны требует.

Вот и созрела луна, повисла на небе тяжёлым оранжевым шаром, полная, брюхатая. Окольными путями прокралась Дуняшка к бабке Котяжихе. И дала ей та пузырёк с настойкой, да и сказала:

– Пить будешь эту настойку по капелькам десять ночей подряд и с мужем спать каждую ночь. Ну, а там увидишь, что будет.

Ушла Дуняшка от бабки Котяжихи с надеждой, сжимая крепко заветную скляночку под складками шали.

Прошло время, всё делала Дуняшка, как ей бабка наказывала, и настой пила, и с мужем каждую ночь ложилась. И в один день почувствовала она, что изменилось всё кругом – и чай иначе пахнет, и молоко, которое она так любила, неприятно ей сделалось вдруг, и от борща её воротит. Пришла она как-то к подруженьке своей Марийке вечерять, а та из сенцев капустку принесла квашеную, сочную, хрустящую, да с клюковкой алой. Ох, и набросилась Дуняшка на эту капусту, ест да нахваливает. А Марийка следит за ней с улыбкой, ничего не говорит, а после уж и сказала:

– Не тяжёлая ли ты, Дуняшка?

Удивилась Дуняшка, глаза на подружку вытаращила, рот раскрыла:

– Да ну, Марийка?

А сама задумалась, поди, правда? Хотела было на радостях поделиться с подружкой тайной-то своей, да вспомнила наказ бабки Котяжихи, чтоб язык за зубами держала, и смолчала. Поспешила Дуняшка домой, скинула шубейку и валенки, подбежала к зеркалу, глянула на себя – глаза светятся, лицо сияет какой-то особой красотой, тихой и вместе с тем величественной! Ой, неужто и вправду сбылось желание её заветное? Но решила Дуняшка пока обождать и никому не сказывать, дождаться тех женских дней, о которых говорить при людях негоже.

День пождёт, другой, третий, а как неделя прошла, поняла Дуняшка – всё! Получилось, понесла она. Как срок подошёл родила Дуняшка доченьку, хорошенькую, гоженькую, вылитая мать – кудряшки вьются чёрные, глазки глядят зелёненькие. Не нарадуются они с мужем на свою кровиночку долгожданную, души в ней не чают. Стали доченьку растить, в любви да счастье жить.

Вот наступила зима холодная, вьюжная. Закончились у них дрова. И поехал Дуняшкин муж в лес. Ждёт-пождёт Дуняшка, нет мужа, вот уж и стемнело за окном, метель поднялась, а его всё нет. Тревожно у неё на сердце, тоска обуяла, чует она, что-то случилось с ним. Уж она и у калитки постояла, и за околицу сбегала – нет мужа. Ночь прошла, Дуняшка и глаз не сомкнула. Лишь только рассвело, побежала она к Марийке.