А гусеница упруго вскинулась, встала на хвост, и послышался тонкий свист. Тварь покачивалась на ступеньке, открыв белесое волосатое брюхо, пошевеливала рожками, и на мясистой морде начало открываться круглое черное отверстие.

Полосатый стрелец. Смертельно ядовитый полосатый стрелец, который водится в джунглях Палингана-2. И эта тварь собирается плюнуть!

Забыв обо всем, Таури с силой тряхнул правой рукой, и в ладонь, раскрывшись, лег узкий, похожий на иглу кинжал. Под нарастающий свист «полосатика» Таури метнулся – и взрезал снизу доверху белесое складчатое брюхо. Раздался вопль, огромная гусеница обмякла и повалилась ему на плечи, завизжала Эльжбета.

– Черт вас всех дери! – заорал Тони, кидаясь вперед и сдергивая стрельца с Таури. – Сволочь! Мозги куриные! – заходился он и тряс гусеницу, которая беспомощно моталась у него в руках. – Сколько раз говорено: не сметь приставать к новым людям! А ну как он бы тебе кишки выпустил?!

– Да помилосердствуй же! – взмолилась гусеница человечьим голосом.

И пропала. Разъяренный громила, точно пес котенка, трепал тщедушного мужичка, у которого была распорота штанина.

– Я помилосердствую! Попомнишь мое милосердие, гаденыш! Штраф пятьдесят стелларов. Пошел вон!

– Но я…

– Вон пошел, кому говорю! – Тони дал оборотню заключительного пинка, и мужичонка понуро заковылял вверх по лестнице. Болталась располосованная штанина, мелькала голая тощая нога.

Таури убрал кинжал, подавил злость. Из-за идиотских шуток едва человека не прирезал.

– Одного понять не могу: кто тут спятил?

Задержала смерил его оценивающим взглядом. Эльжбета поднялась обратно на площадку.

– Мальчики, не надо драться.

– С таким подерешься, пожалуй, – задумчиво протянул Тони и усмехнулся: – Молодец, парень. Реакция – класс.

– Не жалуюсь, – сухо отозвался Таури. – Мне что-нибудь объяснят?

– А ты еще не уразумел? – громила почесал в затылке. – Знаешь, братец, погуляй-ка до завтра, а там, если понадобится, я тебе растолкую. Но сейчас отдай ножичек.

– Еще чего! Самому в хозяйстве нужен.

– Да ты пойми, – Тони проникновенно понизил голос, – у нас не положено. Иначе я попрошу тебя покинуть гостиницу, пока еще не оброс долгами и можешь спокойно уйти.

– Ну и порядочки у вас. – Таури подтянул рукав, обнажив запястье, и предъявил свое личное именное оружие и разрешение на него – закрепленную на браслете кинжала пластинку.

Громила изучил ее и поглядел на Таури с новым уважением.

– Это да, это я понимаю. Солидно. Ладно, оставь, только постарайся в ход не пускать.

– Тони, – тронула его за рукав Эльжбета, – что там?

– Душа моя, – он выразительно посмотрел на нее с высоты своего роста, – не будь столь любопытна.

– Ну, милочка, это и я могу тебе сказать, – донесся сверху новый голос.

Таури поднял голову. Поставив на перила локти, с площадки этажа на него глядела рыжая растрепанная девица.

– Привет, маленький. Смотри, как я хорошо про тебя угадаю. Разрешение на оружие имеет полиция и Космическая Спасательная служба. Ты – не полиция, потому что оружие у них другое, значит, спасатель, ага?

– Ага, – хмуро передразнил задержала. – Шла бы ты своей дорогой, подружка.

– Моя дорога вниз ведет, к нашему гостю. – Рыжая двинулась по ступеням, клацая каблучками и для виду придерживая умопомрачительно скудную юбчонку. Длинные ноги смотрелись бесподобно. – Ты, маленький, никого не слушай – будут только зря морочить тебе голову. Слушай лучше меня. – Она улыбнулась, блеснув синими, как сапфиры, глазами; Тони шумно вздохнул, а Эльжбета скрестила руки на груди и прислонилась к стене. – Меня зовут Вега, это главное, что тебе нужно запомнить. – Проходя мимо зеркала, она бросила на себя как бы совсем случайный взгляд. – Ах, забыла причесаться – вот память девичья! У тебя расчески нет? – Встав перед Таури, она тряхнула всклокоченной шевелюрой. – Неужто нет для меня расчески?

– Я расческами не торгую и в аренду их не сдаю.

– Какая жалость, – Вега огорченно повела плечиком. – Я видела, как ты храбро сражался с гусеницей. Маленький, ты просто героически на нее бросился! Но, знаешь ли, зря. У нас такого добра навалом, по этажам бродят без стеснения – то гусеницы, то змеи, то еще какая нечисть. Но только они не настоящие. Понимаешь? Это все иллюзии, их можно наплодить сколько хочешь. Наговоришь сказок всяческих, лжей заработаешь – и вперед, гуляй, ребята. Слу-ушай, так здорово! Ты себе не представляешь. Ну, представь: вот, допустим, я Эльжбета. На вид ничего из себя особенного – ножки тоненькие, грудка щупленькая – а выглядеть хочется. Я и создаю иллюзию…

– Послушай, иллюзия, – оскорбился Таури за униженную Эльжбету, – как бы мне от тебя отвязаться? Я, видишь ли, в номер к себе иду, отдыхать.

– В но-омер? И я с тобой, ага?

– В номер ты ко мне пойдешь, – вмешался Тони. – Я тебя разложу, бесстыжую, и выпорю как полагается.

– Лады, – безропотно согласилась Вега. – Но это потом. А сначала я с ним, ага? Номер обустрою, позабочусь о том, о сем. Маленький, ты ведь не против, верно?

– Заботливая ты моя… – начал Таури, сдерживаясь.

– А что я тебе еще скажу, – с таинственным видом продолжала рыжая. – Я-то как раз иллюзиями не пользуюсь. Ничегошеньки у меня иллюзорного нет, все настоящее. Вот проверь сам. Что ты хочешь проверить? Волосы можешь, а хочешь – бусы, – она приподняла нитку зеленых камней, лежавших на полуобнаженной груди.

– Доброй ночи, – Таури обогнул настырную девицу и взбежал по ступенькам на этаж.

– Напрасно, маленький! – крикнула ему вслед Вега и расхохоталась, так что по лестничным маршам загуляло эхо.

– Скверная девчонка, – догнал Таури задержала. – Она у нас одна такая, на весь отель славится. Хотя, надо отдать ей должное, в известных аспектах вполне ничего.

– В гробу я видал ее аспекты… А ты, дружище, правду сказал или сбрехал?

Тони помотал головой.

– Истинная правда. Я девушек не обижаю и нисколечко про них не совру. Ну вот, пришли. Обрати внимание: живешь ты на восьмом этаже. С новосельем! – громила распахнул ведущие в холл двери коричневого стекла.

Холл был большой, с двумя высокими окнами в противоположных концах. В одном сияло закатное небо над небоскребами, в другом виднелся сумеречный внутренний сад. У дверей стоял овальный стол с диваном, с которого поднялись двое: здоровенный амбал, под стать Тони, и хрупкая брюнетка в красивом платье. Таури вздрогнул: Диана! Ох, черт, неужто мне в каждой черненькой будет мерещиться Ди?

– О-о, кто к нам пришел! – хором приветствовали его амбал и брюнетка.

– Это верно, что вы служите на «Каскаде»? – спросила девушка.

– Ничего подобного. «Каскад» давно списан как морально устаревший, а я… я и вовсе не служу. Был когда-то вторым помощником третьего повара, но меня вышибли с корабля за аморальное поведение. Теперь я на вольных хлебах, пиратствую на трансгалактических трассах, – любезно объяснил Таури, скрывая досаду; служба информации тут поставлена куда лучше, чем следует.

– Молодец, – похвалил Тони. – Язык твой – друг твой. Знакомься: Ника и Густав, короли восьмого этажа, твоя защита и опора. Если случится какое недоразумение или произойдет непорядок – прямым ходом к ним.

– Понял. Один непорядок уже произошел. – Таури повернулся к Густаву: – Почему у вас на лестничной площадке валяется дохлая кошка?

Ника охнула.

– Ты что плетешь? – возмутился Густав. – У нас дохлых нет.

– Они мне будут говорить! И ты не видел? – обратился Таури к задержале. – Вон там, у самой двери. Прямо под ногами. Черная, и хвост еще такой… тощий. Шнурок, а не хвост. И никто не видит! Служащие, называется.

– Нет, я не заметил… – озадаченно промолвил Тони. – А-а! – хлопнул он себя по лбу. – Мне-то показалось: платок потерянный валяется.

Огромный Густав сорвался с места и ринулся к дверям, распахнул коричневые створки. Встал в проеме. Таури захохотал, швейцар – тоже.

– Ну, ты гигант, – выговорил он сквозь смех. – Таких корифеев обманул!

Густав тем временем нагнулся, поднял что-то с пола и повернулся к остальным. Тони взвыл и повалился на диван: амбал держал за хвост громадную черную крысу.

– Убери! – завизжала Ника.

Тони оглушительно хохотал и дрыгал в воздухе ногами. У Густава в лице не дрогнул ни единый мускул; держа уныло висящую находку в вытянутой руке, он прошествовал к Таури:

– Возьми. Добыча принадлежит тебе по праву.

Крыса покачивалась в воздухе, тусклые глазки были полузакрыты.

– Че… черт побери… – простонал Тони. – Зачем ты крысу-то наколдовал?

– Я не колдовал, – отозвался космоспасатель. – Она сама народилась.

– Да уберите же ее! – взмолилась Ника.

– За чей счет убирать будем? – Густав выразительно посмотрел на Таури. – По справедливости надо.

– Ладно. Готов изъять. Как?

– Щелкните пальцами правой руки, – подсказала Ника.

Таури щелкнул, и крыса пропала.

– Умница, – похвалил Тони. – Орел!

В уходящем вдаль коридоре вдруг распахнулась дверь и раздался вопль, перешедший в визг, а затем – в клокочущий хрип. Из двери повалил серый дым, вырвалось оранжевое пламя, и в коридор выскочил человек. Его мгновенно объяло огнем, он с криками заметался от стены к стене, а оранжевые языки перекидывались на стены, на пол, разбегались во все стороны, охватывали этаж, и дым, чернея на глазах, заполнял коридор.

Тони и Густав, вскинув руки, разом щелкнули пальцами. Ничего не изменилось. Метался живой вопящий факел, закашлялась в накативших черных клубах Ника. Схватив ее за руку, Таури рванулся к выходу на лестничную площадку, но со стен сбежали огненные ручейки, растеклись по полу и отрезали путь. Дым ел глаза, было нестерпимо больно, точно в лицо плеснули кислотой. В ядовитых клубах мелькнул силуэт Тони, кинувшегося к столу при входе, и донесся хриплый, задушенный голос Густава:

– Тут не работает.

– А где?…

– У двадцать шестого.

Тони растаял в дыму, бросившись бежать по коридору.

– Нету ни хрена. Не вижу… А-а-а! – он захлебнулся криком.

Ника отчаянно кашляла, уткнувшись лицом Таури в плечо.

– Это иллюзия, – выговорила она с трудом. – Сейчас они уберут… сейчас…

От дыма текли слезы, раздирало горло, рвало кашлем грудь. Иллюзия иллюзией, но что-то у Тони с Густавом не заладилось. Таури огляделся. Кругом сплошная пелена, и сквозь нее подступают мрачные рыжие проблески. Ника вдруг пошатнулась и повисла у него на руках.

Задохнемся! Сдохнем, потому что вокруг не осталось ничего, кроме черной ядовитой тучи и дышащих жаром языков пламени. Он бросился на пол, одной рукой придержав безжизненно повалившуюся девушку, прижался щекой к ковру. Дымная пелена колыхалась в двух-трех сантиметрах от пола, и узенькое пространство оставалось чистым до самого конца холла – до окна, выходящего в сад. Таури вскочил, снова подхватив бесчувственную Нику, и сквозь пронизанный отблесками огня дым ринулся к окну.

Бежал он, казалось, бесконечно долго, обо что-то споткнулся, увернулся от кинувшегося наперерез темного силуэта, чуть не потерял направление, но все-таки не потерял, потому что с разгону врезался в стекло. Ноги ожгло, точно в них разом впилась сотня пчел. Таури глянул: по брюкам стремительно взбегали алые язычки. Вот один перепрыгнул на Нику, промчался по спине, оставив за собой цепочку алых точек… Иллюзия. Это всего лишь иллюзия. Здесь нет огня, нет дыма, тут чистый воздух, обширный пустой холл… Дым как будто немного рассеялся, и уже не так жгло ноги. Огня нет. Дышать легко, и не больно, совсем не больно… Перехватив Нику левой рукой, Таури с силой тряхнул правой – рукоять кинжала легла в ладонь – вдавил кнопку разрядника и острием обрисовал на стекле большой прямоугольник. Затем толкнул ладонью и под гуд упавшего, но не разбившегося стекла шагнул в сад.

Боль сразу отпустила, только першило в горле да пощипывало глаза. Таури сморгнул слезы, уложил Нику на траву и пощупал пульс. Бьется. Он оглянулся. Окно светилось спокойным желтым светом, а по полу как безумный катался и взбрыкивал ногами человек в черном трико, хрипел и мычал.

– Ч-черт…

Таури кинулся назад, в иллюзорный густой дым, распластался на полу. Где? Он вглядывался в полоску чистого пространства. Ничего не разглядел, но расслышал хрип и стоны. Бросился на звук. Дыма нет; ни дыма, ни огня… Темная пелена расступилась, Таури метнулся к извивающемуся телу, ухватил подмышки и сквозь поредевшие облака, сквозь поблекшее холодеющее пламя помчал обратно.

И тут все кончилось. Исчезла мутная пелена, погасли оранжевые языки, воздух стал чист и прозрачен, в пустом холле – прохладно и тихо. Таури затормозил, опустил свою ношу и огляделся в поисках Густава и Тони.

Они были в коридоре, далеко от холла. Скорчившийся Тони лежал на полу, Густав стоял, уткнувшись лбом в стену. Таури зашагал к ним.

– Тони… – Он закашлялся. До чего же ядовитой дрянью тут потчевали!

Громила зашевелился, сел и потер ладонями лицо.

– О-ох, как я плох, – простонал он. – Гус, тебя за это уволить мало.

– Меня за это наградить надо много, – Густав оторвался от стены. – Иллюзия с тремя степенями защиты – ты можешь себе такое представить?

Тони помотал головой, потрогал разбитую в кровь губу.

– Не могу.

– И я не могу, – подхватил космоспасатель. – О чем вы толкуете, ребята?

– Да видишь, что натворил, будь он неладен, – Тони поднялся на ноги.

– Кто?

– Бес его знает. Один из наших славных постояльцев. Твоя крыса имела одну степень защиты: пальцами щелк – и нету. А здесь вон что учудили: мы сняли первую защиту, добрались в дыму до пульта – вот он, – громила указал на стену, где светились завитки какой-то абстрактной картины, – сняли вторую, ждем – и шиш. Полыхает по-прежнему. Я уж думал: настоящий пожар.

– Ну, и?

– Ну и вот. Хорошо, Гус додумался, а то бы так и сгинули все к чертовой бабушке. Зараза какая! И денег ведь не пожалел – такую прорву вгрохать надо было.

Из холла донеслось жалкое блеяние.

– А Ника-то где? – встрепенулся Густав. – Ника! – он двинулся к холлу. – Ни-ка-а!

– Она в саду, – сказал ему вслед Таури. – За окном.

Задержала прищурился.

– А как она туда попала, позволь спросить?

– Надо же было девушку спасать, пока вы тут в пультах ковырялись.

– Но наши окна ни одна собака не разобьет, не откроет.

Таури усмехнулся, хлопнул задержалу по спине.

– У нас, космических пиратов, не зря оружие имеется. Им все можно делать – и стекла бить, и стены ломать, и цыплят жарить.

Громила сдвинул брови, раздумчиво хмыкнул.

– Когда будешь жарить цыплят, меня позови – я вина принесу. Он у тебя вроде дезинтегратора?

– Нет. Но все равно хорошо работает: малая кучка пепла остается. Что от человека, что от гигантского ящера.

Задержала оглядел Таури – с головы до ног и очень, очень внимательно.

– А покажи-ка, мил человек, мне еще раз свое разрешение.

– Пожалуйста. Не доверяешь, но я не обижаюсь. – Таури протянул руку. – Скажи-ка: здесь на этаже никого нет?

– Еще как есть! – Тони закончил инспекцию. – Во всех номерах. А что?

– Никто не вышел на шум и крики. Обычно чуть что – изо всех щелей народ лезет. А тут как вымерли.

Тони усмехнулся.

– Дураков нет дым глотать. Простое правило: если не хочешь себе неприятностей, подожди, пока откричатся и перестанут. Развлечений у нас и без того хватает, никто не жалуется. Пойдем, братец, я тебя в номер отведу. Вижу, ты совсем умаялся.

Таури подобрал в холле сумку и пошел к Тони, который остался ждать в коридоре.

– А почему…

Задержала театрально всплеснул руками и схватился за голову.

– Опять «почему»! Ты безнадежен.

– Абсолютно, – согласился Таури. – Почему, если пульт в столе неисправен, дежурные сидят рядом с ним, в холле, а не в коридоре?

– Потому что тут вообще должны сидеть не влюбленные, которым только и дел, что целоваться, а трое мужиков по разным углам, у трех пультов.

– Угм. А мы могли бы в дыму задохнуться?

– Запросто. Наши иллюзии надежны и крепки. Особенно, если с тремя степенями защиты; голову скрутил бы тому удальцу, который нас тут потешил.

– Давай скрутим, – невинно предложил Таури.

– Найдешь его, как же. Жертв нет – и виноватых тоже.

– А были бы жертвы – тому потешнику что бы было?

– Про то я тебе расскажу, – вдруг рассердился громила, – когда отрастишь солидный счет в нашем банке. В стелларах. Вот въедливая зараза какая!

– Как ты сказал?

– Въедливый зараз. Да ты сам подумай, собственной головой: как можно допустить, чтоб мы в иллюзии подохли? Теряешь сознание – и все, конец сеанса, дальше ничего нет. Вот твой номер, восемьсот сорок два, приложи здесь ладонь, и больше чтоб ни одного вопроса.

В стене рядом с дверью было мелкое углубленьице, а над ним серый матовый квадрат.

– Ладонь правую, левую?

– Заднюю, – рыкнул швейцар, и когда Таури прижал руку к квадрату, ткнул в углубление пальцем. – Запомни: кроме тебя и служащих отеля, в номер никто не зайдет. Если сам не впустишь.

Дверь открылась, космоспасатель шагнул через порог. В лицо с клекотом метнулось что-то лиловое, пало на глаза, обхватило мягкими лапами голову, защекотало пальчиками шею, забило пухом нос и рот. Вслепую Таури отпрянул назад, хотел оторвать неизвестную тварь, да не тут-то было: пальцы скользили по шелковистому тельцу, ухватиться было не за что, дышать тоже нечем, а упругие лапки тем временем все сильнее сдавливали шею, пережимая артерии.

Кинжал! Рукоять послушно легла в ладонь, Таури провел лезвием у лица. На руку брызнула теплая струйка, но существо не отвалилось, даже не ослабило хватки – оно коротко заверещало, содрогнулось и замерло, кажется, мертвое. Таури пошатнулся. Слабеющими руками попытался разнять сцепленные на шее лапки, хотел было рассечь кинжалом, однако сознание мутилось, кисть не слушалась, он не мог поймать рукояти. Колени подогнулись, он повалился на пол. Где же Тони? Тони!

И уже совсем теряя сознание, он провел большим пальцем по подушечкам безымянного и среднего.

– Да уж, братец, стыд и срам. Простейшая иллюзия, привет от предыдущего жильца – и так попасться. – Задержала поставил его на ноги и подвел к кровати, на которую Таури и рухнул. – Эдак дело не пойдет: у нас медленно соображать нельзя. – Тони стащил с него ботинки. – Ну, будет тебе, не кисни.

– Отстань, – Таури повернулся лицом к стене. Его мутило. Надо же: на такой ерунде – и сломался. Ай да Берк, космоспасатель! На «Каскаде» рассказать – не поверят.

– Ладно, отдыхай. Я тебе сам номер сделаю.

– Что ты сделаешь? – переспросил Таури, не поднимая головы.

– Номер обустрою. Вместо Веги, – громила усмехнулся. – Ты какой цвет всего больше любишь?

– Сиреневый. С хрусталем.

– Это у космических пиратов цвет такой есть?

– Угм.

– Как скажешь. С хрусталем так с хрусталем.