Более трезвый взгляд на мифы высказывал современник братьев Гримм К. О. Моллер. Он опроверг мысль о некоем едином прототипе для всей европейской мифологии. Моллер утверждал, что мифотворчество представляет собой неизбежную ступень развития каждого народа, а мифы в эмоциональной форме отражают опыт познания первобытным человеком окружающей действительности.
Во второй половине XIX века существовали две основные школы изучения мифов. Первую представляли немецкие ученые А. Кун, В. Шварц, В. Манхардт, английский ученый М. Мюллер и русские ученые Ф. И. Буслаев, А. Н. Афанасьев, А. А. Потебня и др. Все они были сторонниками романтических традиций и в своих изысканиях опирались на исследования Я. Гримма в области научного сравнительно-исторического индоевропейского языкознания.
М. Мюллер заложил основы лингвистической концепции возникновения мифов в результате «болезни языка». Согласно этой концепции, первобытный человек обозначал отвлеченные понятия через конкретные признаки, используя при этом метафорические эпитеты. Когда первоначальный смысл последних утрачивался, возникал миф.
Богов Мюллер представлял как солярные (солнечные) символы. В то же время Кун и Шварц считали их образным обобщением метеорологических (грозовых) явлений. Затем на первый план выдвинулись астральные и лунарные мифы (о происхождении звезд и луны), была определена роль животных в возникновении мифов и т. д. Эта школа носит название натуралистической, или солярно-метеорологической. Впоследствии ее концепция претерпела серьезные изменения. Теория «болезни языка» была признана ложной. Уже в XIX веке ученые пришли к выводу о крайней односторонности сведения мифов к небесным природным явлениям. Но, несмотря на все несовершенство взглядов приверженцев натуралистической школы, их разработки были первым серьезным опытом использования языка для реконструкции мифов, который в дальнейшем получил более совершенное развитие.
Возникновение второй школы, антропологической, или эволюционной, которая сложилась в Англии, связано с массовым привлечением к изучению мифологии этнографического материала. Выразителями ее идей стали Э. Тайлор, Э. Лэнг, Г. Спенсер и др. Основной целью их исследований было сопоставление архаических племен и цивилизованного человечества.
Э. Тайлор считал, что мифология и религия возникли на ранних стадиях развития первобытного общества, однако в основе их лежали не натуралистические, а анимистические представления о душе, которые сформировались в результате размышлений дикаря о смерти, болезнях и снах. Иначе говоря, Тайлор высказал убеждение в том, что первобытный человек познавал мир именно таким рациональным, логическим путем. Возникавшие же в процессе познания мифы являлись как бы своеобразным ответом на вопросы по поводу различных непонятных явлений.
Таким образом, мифологию Тайлор отождествлял с «первобытной наукой», или наивным донаучным способом объяснения окружающего мира. В результате возникало некоторого рода противоречие: с одной стороны, подобные воззрения предполагали научный подход к изучению мифологии, а с другой – создавая впечатление исчерпывающего объяснения мифа, по существу, приводили к его полному развенчанию.
Существенные изменения в анимистическую теорию Тайлора внес Дж. Фрейзер, который считал универсальной формой мировоззрения древних магию. Ее он и противопоставил анимизму Тайлора. По мнению Дж. Фрейзера, магия, религия и наука являются последовательными этапами развития мировоззрения. Миф ученый рассматривал не как сознательную попытку объяснения окружающего мира, а как осмысление определенного магического ритуала.
Фрейзер внес немалый вклад в развитие мифологической науки благодаря своим обширным исследованиям, материалом для которых служили различные источники – от древних рукописей до личных сообщений этнографов и миссионеров. Основное внимание ученый уделял изучению мифов, связанных с аграрными календарными культами умирающих и воскресающих богов.
Результаты исследований нашли отражение в работе Дж. Фрейзера, которая получила название «Золотая ветвь». Впервые книга была издана в 1890 году, а ее двенадцатитомное издание вышло в свет в 1907–1915 годах.
Идеи Фрейзера послужили отправной точкой для распространения ритуалистической доктрины, которая была взята за основу так называемой кембриджской школой классической филологии. Среди ее представителей следует назвать Д. Харрисона, Ф. М. Корнфорда, А. Б. Кука и Г. Марри. Так же как и Дж. Фрейзер, в своих исследованиях эти ученые исходили из безусловного приоритета ритуала над мифом и именно в ритуалах видели важный источник развития религии, философии и искусства Древнего мира.
Крайний ритуализм характерен для работ Ф. Рэглана, который все мифы отождествлял с ритуальными текстами, а те, которые были оторваны от обряда, относил к сказкам или легендам. В течение последних десятилетий был написан ряд работ, содержащих критическую оценку крайнего ритуализма. Они принадлежат таким ученым, как К. Клакхон, У. Баском, В. И. Гринуэй, Дж. Фонтероз и К. Леви-Строс.
Австралийский этнограф Э. Станнер, занимавшийся исследованием мифологии северо-австралийских племен, установил, что у них существуют мифы и обряды, не связанные друг с другом. Тем не менее это обстоятельство не мешает мифам и обрядам иметь одинаковую структуру.
Английский этнограф Б. Малиновский стал основоположником функциональной школы в этнологии. В своей книге «Миф в первобытной психологии», опубликованной в 1926 году, ученый обосновал идею, согласно которой в архаических обществах миф не был средством познания человеком окружающего мира, а выполнял чисто практические функции, т. е. служил для поддержания традиции и непрерывности племенной культуры, устанавливал определенные правила поведения и укреплял мораль. По мнению Малиновского, миф – это не простое повествование с выраженным в нем аллегорическим или символическим значением. Архаическим сознанием он воспринимался как своеобразное устное «священное писание», как некая действительность, способная оказывать влияние на судьбы людей и мира.
В отличие от английской этнологии, которая рассматривала первобытную культуру с точки зрения индивидуальной психологии, представители французской социологической школы, в частности Э. Дюркгейм и Л. Леви-Брюль, ориентировались на психологию коллектива.
Дюркгейм попытался найти новое обоснование проблеме соотношения религии, мифологии и ритуала. Согласно его теории, религия, неразрывно связанная с мифологией, противостоит магии и отражает в себе коллективные представления.
В поисках элементарных форм религии и мифологии Дюркгейм обратился к тотемизму и показал, что тотемическая мифология служит поддержанию родовой организации.
Дальнейшие исследования в области изучения мифологии были направлены на решение проблем, связанных со спецификой мифологического мышления.
В своих работах, написанных в 1930-х годах, французский этнолог Леви-Брюль исследовал специфику первобытного мышления и определил его отличия от мышления научного. Первобытное мышление он считал «дологическим». «Дологический» характер мифологического мышления проявляется, прежде всего, в несоблюдении логического закона «исключенного третьего»: объекты в мифах могут быть одновременно и самими собой, и чем-то иным.
Коллективные мифологические представления Леви-Брюль считал предметом веры, а не рассуждений. Первобытный человек воспринимал мир единым, не отделяя реального от сверхъестественного. При этом место логических умозаключений занимали эмоциональные и моторные элементы.
Согласно теории Леви-Брюля, в отличие от более позднего логического мышления, основанного на причинно-следственных связях, первобытное мышление опиралось на «закон сопричастности». По его мнению, мифическая сопричастность существовала между тотемической группой и определенной страной, между страной и лесами, реками, цветами, мифическими животными и т. п. Пространство в мифологии отличается неоднородностью. Время также наделено различными качествами и свойствами.
Леви-Брюль показал, каким образом мифологическое мышление делает обобщения, используя для этого знаки, но продолжает оставаться конкретным. Однако, акцентируя свое внимание на эмоциональных импульсах и коллективных магических представлениях, ученый не оценил своеобразной логики мифологического мышления, его интеллектуального характера.
Интересно, что в конце жизни Леви-Брюль пришел к выводу о несостоятельности своей идеи и заключил, что во все времена первобытное и логическое мышления существовали параллельно.
Немецкий философ Э. Кассирер разработал символическую теорию мифа, которая позволила углубить понимание интеллектуального своеобразия мифологического мышления. По мнению Кассирера, мифология потому является символической, что конкретно-чувственное мышление способно обобщать лишь через систему знаков, или символов. Иначе говоря, конкретные предметы могут символически заменять другие предметы или явления, не утрачивая при этом своей конкретности. Поэтому мифическое сознание философ сравнивал с кодом, к которому нужно подбирать ключ.
Кассирер видел специфику мифологического мышления в неразличении реального и идеального, вещи и образа, тела и свойства, а также в отождествлении части с целым. Он выдвинул идею «конструирования» символического мира в мифологии по единой модели, на основе противопоставления сакрального (первоначального) и профанного (современного) времени.
В работах немецкого психолога В. Вундта, который пытался создать науку «психологии народов», прослеживается связь мифа с эмоциональностью человека. Ученый подчеркивал особую роль аффективных состояний и сновидений, которые, являясь продуктами человеческой фантазии, родственны мифам, а также ассоциативных цепей. Он указывал на «мощные аффекты, близкие эстетическому сопереживанию, которое является умеренной формой мифологического олицетворения». Для разъяснения этого тезиса следует привести авторскую цепочку ассоциаций: «Душа – дыхание – плывущее облако – птица – птица-мертвец – корабль душ».
Вундт считал, что поэты вносили свой вклад в мифотворчество, изменяя отдельные детали, облагораживая внешнюю форму мира. Внутренняя же его основа всегда оставалась неизменной, так как находилась под защитой соответствующего культа и ритуала.
Новое толкование мифы получили в трудах З. Фрейда, основателя учения о подсознательном, и его последователей. Фрейд был убежден, что первобытный человек был невротиком, страдавшим эдиповым комплексом, который основан на заложенном в подсознание сексуальном влечении к родителю противоположного пола. Мифы фрейдисты представляли как откровенное выражение подобной психологической ситуации. С тем же комплексом, согласно Фрейду, связано также возникновение морали и религии.
Еще одну попытку проследить взаимосвязь мифов с бессознательным психическим началом предпринял швейцарский ученый К. Г. Юнг. Однако в отличие от З. Фрейда, Юнг в своих воззрениях опирался на коллективные представления и символическое толкование мифов. С этой точки зрения его учение родственно теории Кассирера.
Юнг считал, что все люди обладают врожденной способностью генерировать некие символы общего характера, которые назвал архетипами. Эти архетипы проявляются в первую очередь в сновидениях. По словам Юнга, «Бог говорит в основном посредством снов и сновидений».
Символы-архетипы автор теории обнаружил в мифах, легендах, сказках и поэтических произведениях, которые толковал как выражение «коллективного бессознательного», унаследованного человеком от многих тысяч его предков, а не приобретенного в результате личного опыта. Кроме того, Юнг относил к архетипам некоторые зрительные образы, например разделенный на четыре части круг (мандала) или крест, хотя и считал, что в связи с персонификацией бессознательного в виде ограниченного количества образов они могут принимать самые разнообразные формы. Теория Юнга таила в себе опасность растворения мифологии в психологии, а также расширения понятия мифа до продукта воображения в общем. В этом случае в качестве мифа воспринимался бы любой фантастический образ, возникший в галлюцинации, сне или описанный в индивидуальном литературном произведении.
Идеи Юнга развиты в трудах некоторых современных авторов – таких, как Дж. Кэмпбелл, написавший в 1959–1970 годах монографию «Маски бога», или М. Элиаде. Первый рассматривал мифологию как прямую функцию нервной системы человека, а второй выдвинул модернизаторскую теорию мифотворчества как спасения от страха перед историей.
В середине XX века публиковались работы Ж. Дюмезиля, который, пытаясь вслед за Я. Гриммом выявить структуру гипотетической праиндоевропейской мифологической системы, предложил теорию трехфункциональной структуры мифов. Троичность, по мнению ученого, нашла свое отражение, с одной стороны, в кастовом делении первобытного общества на жрецов, воинов и скотоводов-земледельцев, а с другой – в подразделении божеств на аналогичные троицы в соответствии с их специализацией.
Французский этнолог К. Леви-Строс стал основоположником структуралистской теории мифа, постулаты которой во многом противостоят идеям Леви-Брюля. Леви-Строс доказал, что при всей своей конкретности, эмоциональности и метафоричности мифологическое мышление способно к некоторым обобщениям, классификациям и логическому анализу.
Леви-Строс представлял структуру как совокупность отношений или правил, по которым из одного объекта посредством перестановки его элементов и с помощью некоторых других симметричных преобразований можно получить второй, третий и т. д.
Основную роль в теории Леви-Строса выполняют двоичные противопоставления, например верх – низ, жизнь – смерть, мужское – женское начала и т. п., а также идея о посредничестве между ними, которое способствует преодолению противоречий, характерных для человеческого сознания.
Леви-Строс расчленяет миф на составные части, обладающие различными кодами – этическим, социологическим, астрономическим и др. Коды, в свою очередь, подразделяются на элементы, в результате чего текст, наполняясь знаками различных математических трансформаций, приобретает красивую, научную структуру.
Одновременно с видимостью строгой математизации работы Леви-Строса отличаются необычайным многословием, обилием метафор и других художественных приемов. В настоящее время теория ученого входит в число наиболее признаных в научном мире.
Подводя некоторые итоги изучению мифологии в западной науке, необходимо отметить, что этнология второй половины XIX века рассматривала мифы всего лишь как наивный донаучный способ объяснения непознанных сил природы. Этнологи же XX столетия доказали следующие постулаты:
1) в первобытном обществе мифы были тесно взаимосвязаны с магией и обрядом, служили для поддержания природного и социального порядка и выступали в качестве средства контроля за его соблюдением;
2) мифологическое мышление обладает особым психологическим и логическим своеобразием;
3) мифотворчество представляет собой символический язык, с помощью которого первобытный человек описывал окружавший его мир;
4) черты, характерные для мифологического мышления, проявляются не только в продуктах человеческой фантазии, относящихся к глубокой древности, но и в более поздние исторические эпохи;
5) мифы как преобладающий способ мышления специфичны не только для архаических культур, фрагментарно они могут встречаться в самых различных культурах, в частности в литературе и искусстве.
Эти новые представления нередко граничили с целым рядом противоречащих друг другу преувеличений и идеалистических представлений.
В России изучением мифологии занимались этнографы и филологи. Главным объектом этнографических исследований таких ученых, как В. Г. Богораз, Л. Я. Штернберг, А. М. Золотарев, С. А. Токарев, А. Ф. Анисимов, Ю. П. Францев, М. И. Шахнович и др., были вопросы соотношения мифологии, религии и философии. Кроме того, значительное внимание они уделяли проблеме отражения в религиозных мифах производственной практики, социального устройства, обычаев и верований и т. п.
А. Ф. Анисимов и некоторые другие этнографы утверждали, что миф находится в жесткой взаимосвязи с религией. Всякий сюжет, который не включает элементы религиозных представлений, они отождествляли со сказкой.
А. М. Золотарев в своей книге провел детальный анализ дуалистических мифологий, положив тем самым начало изучению мифологической семантики с точки зрения бинарной логики.
В. Я. Пропп в своей книге «Исторические корни волшебной сказки», изданной в 1946 году, сопоставил сказочные мотивы с мифологическими представлениями, первобытными обычаями и обрядами.
Один из крупнейших специалистов по античной мифологии – А. Ф. Лосев — не только сводил миф к объяснительной функции. Более того, он считал, что мифы не несут в себе никакой познавательной ценности. По Лосеву, миф представляет собой непосредственное вещественное совпадение общей идеи и чувственного образа. Вследствие того что в мифе идеальное не отделяется от вещественного, появляется специфичная для него стихия чудесного.
В 1920–1930-х годах в трудах И. М. Тронского и И. И. Толстого разрабатывались проблемы соотношения античной мифологии и фольклора. Народную сказку эти авторы рассматривали как средство реконструкции первоначальных редакций античных мифов. И. Г. Франк-Каменецкий и О. М. Фрейденберг исследовали семантику и поэтику мифа.
М. М. Бахтин в своей работе о Рабле через анализ карнавальной культуры показал, что литература позднего Средневековья и эпохи Возрождения имеет фольклорно-ритуально-мифологическую основу. По мнению ученого, промежуточным звеном между первобытной мифологией, в частности ритуалом, и художественной литературой является своеобразная народная карнавальная культура античности и Средневековья.