Наконец наступила ночь. Когда Монфор уже собирался лечь спать, дверь в его комнату тихо отворилась. Он как раз закончил умываться и, повесив на спинку стула полотенце, оглянулся. Стоял с голым торсом, одетый лишь в нижние штаны. Графиня остановилась в дверном проеме и как-то странно смотрела на него.

– Что, еще что-нибудь придумали? Может, теперь собаку на меня натравите? – холодно проговорил он.

– Она вас сильно поранила? – спросила даже, как показалось шевалье, с некоторым сочувствием. Может и правда не желала, чтоб до такого дошло?

– Нет, все нормально, – уже более мягко ответил мужчина.

– Бедняжка… Я совсем не думала, что так получится, уверяю вас!

– Ладно, забудьте.

– Пожалуй, так и сделаю.

Ее насмешливая улыбка окончательно привела его в замешательство. Графиня явно хотела сказать еще что-то, но колебалась. Потом все-таки ступила в комнату, прикрыв за собой дверь.

– Надеюсь, вы не решили, что я хотела вас сегодня утром?

– Ну что вы, даже в мыслях не было, – спокойно сказал он.

При этом его глаза с наглой откровенностью скользили по ней сверху вниз.

– Это прекрасно, что мы правильно понимаем друг друга, – усмехнулась она.

Как она соблазнительна! Мишель вспомнил ее появление в купальне, и вновь представил себе, как спускает лиф платья, открывая ее нежные груди, и ощутил вкус ее кожи, губ, языка… В животе шевалье начал сворачиваться тугой комок возбуждения. Он даже подался к ней, но Анна сделала шаг к двери.

– Кстати, насчет вашей попытки переманить моего мужа на сторону Мазарини… – сказала, уже выходя. – Как можно так сглупить? Да, мой дорогой, вы оказались крайне неосмотрительны. Человек, который мечтает когда-нибудь сделать блестящую карьеру при дворе, не должен совершать таких безрассудных поступков.

Перед глазами то и дело всплывали картины этих нескольких дней – поразившая его встреча с графиней, оживленная и язвительная Анна в разговоре с испанцем, беззащитная и теряющая рассудок в его объятьях, ее показное веселье во время импровизированного концерта, неуловимые нежные взгляды и прикосновения, которыми они постоянно обмениваются с графом, и наконец, графиня, насмешливая и ироничная в его комнате… Монфор почти всю ночь пролежал без сна, терзаясь от сознания того, что она возносится сейчас к вершинам блаженства, утомленная и пресыщенная ласками своего мужа.

На следующий день дон Саласар с сыном должны были покинуть замок графа де Куси. Но утром Арман неожиданно сообщил, что ему тоже придется уехать на пару дней, поэтому он проводит их. На самом деле графу предстояла очередная встреча с фрондерами, которые планировали организовать побег герцога де Бофора из Венсенского замка. И естественно всего этого он никому не сказал. Сославшись на неожиданные дела, Арман попросил Монфора дождаться его возвращения, и покинул замок рано утром.

Во время встречи он, конечно, сообщил остальным о визите посланника Мазарини.

– Думаете, этот человек опасен? – нахмурился принц Конти.

– Вряд ли. Монфор беспринципный карьерист. Ему все равно за кого драться, – пожал плечами граф.

Известие о том, что случилось несчастье, пришло на следующий день вечером. Графиня сидела в кресле в гостиной. Ее волосы были заколоты таким образом, что локоны спускались густыми волнами вдоль лица на грудь. На графине было мягко отсвечивающее в свете свечей золотом парчовое платье.

Монфор, стоявший напротив, вдруг опустился рядом на колено, положив ладонь на ее пальцы.

– Сударыня… – с бесконечной печалью говорил он. – Позвольте сказать вам. Я приехал сюда не для того, чтобы воевать с вами или чтобы как-то опорочить вас.

Вся его наглость, что так злила ее, куда-то улетучилась. На ее место пришла мрачная тоска. Графиня внимательно посмотрела на шевалье.

– Мне кажется, я вас люблю, – не дождавшись ответа, проговорил он.

Анна отвела глаза и нервным движением освободила свои пальцы из его руки.

– Граф и догадываться не должен, – сказала сухо.

– Не тревожьтесь, то, что случилось здесь, умрет навек.

– Так уж и навек? – бросила она холодно.

– Да, – словно не слыша издевки в ее тоне, кивнул Мишель.

– Он мне очень дорог… – вдруг тихо сказала Анна.

– Так дорог, что вы даже жили в Испании в разных домах? – не выдержал де Монфор.

Повисло странное молчание. Он ждал. Графиня чуть заметно вздохнула, собираясь что-то сказать, когда дверь в комнату распахнулась, и запыхавшийся слуга в запыленном от долгой езды верхом костюме вбежал в помещение. Молодой человек поклонился. Графиня встала.

– Почему вы приехали один? Где Ангеранн?

Слуга молчал, опустив голову.

– Мне велено передать это письмо его сиятельству, – наконец сдавлено проговорил он. – Это послание от господина Кромвеля.

– Граф уехал. Вы можете объяснить, что случилось?

Слуга нерешительно переминался с ноги на ногу, робея под взглядом графини.

– Господин виконт… Он погиб во время боя с королевской армией.

Лицо графини стало каменеть прямо на глазах. Вмиг словно тень накрыла.

– Что? – только и выдохнула женщина.

Пытаясь осознать это страшное известие, она на секунду замерла. Как можно было поверить в такое? Как? Зачем? Умер Ангеранн, а земля разверзлась перед его матерью… Графиня вскрикнула. Громко и коротко, как от рванувшей боли. Начала оседать и упала бы на пол, если бы не подхватившие ее мужские руки. Монфор прижал Анну к себе. Она рыдала, билась, захлебывалась плачем, в то время как он с силой обнимал ее, пытаясь успокоить. Но сколько бы не утешал, графиня никак не могла остановиться. В памяти так и стоял Ангеранн – маленький, светловолосый, скромный ребенок, совсем не похожий на отца и совершенно не такой уверенный в себе, как ее второй сын Армэль. Так горько ей было, и страшно, и жаль сына! И казалось, что никогда к ней больше не вернется ее прежняя жизнь. Наконец перестав упираться, горячим от слез лицом она уткнулась, как слепая, Мишелю в плечо в том месте, где оно переходило в шею. Он чувствовал ее дыхание на своей коже, гладил ее по волосам, вздрагивающим от рыданий плечам, спине.

Какая огромная беда так неожиданно обрушилась на нее! На нее одну, ведь никто больше так остро как она, мать, не ощутит эту потерю. Монфор даже подумал: хорошо, что она смогла сорвать первую боль слезами. Хуже, если бы затаила все в себе. Именно это больше отвечало ее характеру.

Не знал, сколько он так простоял с ней, прижимая к себе свою мечту … Он шептал какие-то слова утешения, которые, конечно, сейчас ничего не значили. Но тихий звук его голоса, ощущение сильного плеча рядом постепенно немного успокоили графиня. От долгого плача на нее нашло какое-то оцепенение. Анна просто уже не могла рыдать, поэтому чуть слышно вздыхала, постанывала, не решаясь оторваться от этой поддерживающей ее опоры. Она не чувствовала, как нежно он целует ее волосы, виски, лоб, как мягко его рука прижимает ее за талию к его телу. Она просто хотела спрятаться от всего мира…

В это время Александрин скакала на лошади по лесной тропинке. Ей навстречу ехал верхом на белом жеребце молодой человек. По виду он был на три-четыре года старше ее. Темноволосый, зеленоглазый, юноша был довольно хорош собой. Увидев его, девочка улыбнулась.

– Александрина, я так рад вас видеть! – воскликнул он.

– Это взаимно, Филипп, – ответила она.

Ее взгляд говорил о многом. Юная дочь графа де Куси и не пыталась скрыть, как ей нравится сын вельможи, чьи владения располагались по соседству. Иногда юноша приходил в замок к графу, чтобы навестить девочку, но его воспринимали только как друга дочери.

– Знаете, Филипп, отец хочет подарить мне на шестнадцатилетние имение! – сообщила она в восторге. – Я слышала, как они с мамой обсуждали это. Уверена, что у меня будет самый красивый дом!

– Это же великолепно. А я рассчитываю быть в нем первым гостем, – лукаво прищурившись, сказал юноша.

– О, безусловно, – одарила его прелестной улыбкой девочка. – Только еще так долго ждать!

«Первый гость… Знал бы граф, какие намеки позволяет себе этот ее ухажер. И что она эти намеки прекрасно понимает», – подумал ехавший на почтительном расстоянии слуга-охранник, сопровождавший юную красавицу во время конных прогулок.

– Батюшка грозится меня отдать замуж по своему выбору, – с печалью вдруг сказала Александрин, – Но я думаю, просто пугает. Не может же граф родную дочь за нелюбимого заставить идти?

Никто в замке и подумать не мог, что у двенадцатилетней Александрин и шестнадцатилетнего Филиппа уже практически роман. Детская первая любовь… Увы, молодые люди еще не знали, какие испытания им уготованы! Через четыре года руки девушки для своего сына попросит маркиз де Ла Рискаль. Этот союз будет очень выгоден обеим семьям. Поэтому граф даст согласие, и они с маркизом решат как можно скорее познакомить будущих жениха и невесту. К слову, кандидатуру друга детства дочери – сына барона де Брионе, чьи владения примыкали к землям графа де Куси, – граф не рассматривал в принципе, о чем и сообщит ей в категоричной форме. До самого дня сватовства юная Александрин не проронит ни слова против. И лишь когда ее будут наряжать в великолепное праздничное платье, а граф и графиня войдут в ее комнату чтобы посмотреть, как идут приготовления к встрече гостей, девушка мрачно произнесет:

– Хороша же невеста. Любит другого.

Граф промолчит, и тогда повернувшись к нему, девушка добавит:

– Невеста с приплодом.

Непорочность и чистота невесты всегда были одними из главных условий для заключения брака между дворянами. Для любого вельможи важно, чтобы в жены ему досталась чистая дева, потому и блюдут так строго честь дочерей все знатные роды. Потеря невинности до брака, а уж тем более беременность – настоящий позор для семьи девушки. А когда все это открывается прямо накануне сватовства… Что может быть хуже?

– Совсем с ума сошла, – графиня только заморгала длинными ресницами, глядя на дочь.

На побледневшем лице Анны в тот момент выразилась растерянность и настоящий страх. Глянула на мужа, словно не видя его, и ее светлые глаза потемнели от напряжения. То, как переменилось и побагровело лицо графа, не на шутку испугало и Александрин, и графиню. Он застыл, словно не веря своим ушам. А потом буквально взревел от ярости. Своеволие и нечистота дочери не просто стали на пути брачного договора, но и поставили его в ужасное положение. Ведь ему придется как-то объяснять маркизу, почему их уговор должен быть разорван. Девушке стало страшно, что отец убьет ее. Графиня бросилась к мужу, заслоняя от него стоявшую опустив голову дочь – такую нежную и хрупкую в своем атласном платье цвета слоновой кости. Сама боялась его, но страх за ребенка пересиливал.

– Арман, остановись! Это же наше дитя! Если ее погубишь, никогда себе не простишь!

Граф кричал, что та опозорила его и что он запрет ее в монастыре. Грозился уничтожить Филиппа за то, что подло поступил с оказанным ему доверием. Вон чем ответил на дружбу и теплое отношение в замке Куси. Конечно, забыл граф, как сам когда-то в юности всех молоденьких служанок перепробовал. Да и одно дело служанки, а другое – графская кровь. Ни о какой любви и слышать не хотел.

Александрин беззвучно рыдала. Это она предложила Филиппу такое развитие событий, решив, что если понесет от того, кого сама выбрала себе в мужья, другого выхода у отца не будет, как отдать ее за него замуж.

С трудом вымолит тогда пощаду для дочери графиня де Куси. Чуть ли не в ногах у мужа будет валяться, лишь бы не сослали ее младшее непутевое чадо в монастырь, а дали выйти замуж за любимого.

Но до всего этого было еще долгих четыре года, и сейчас девочка просто предложила Филиппу отужинать у нее дома.

– Отец должен уже скоро вернуться, и Армэль утром прислал слугу с сообщением, что будет дома к вечеру. Он по дороге заехал к какому-то своему товарищу. А еще у нас в гостях друг отца. Они с батюшкой когда-то служили вместе.

Граф де Куси тоже во весь опор мчал домой. Он уже знал о том, что случилось. Звеня шпорами, Арман почти бежал к гостиной, где, как сказали слуги, находилась его жена. Анри спешил следом. Когда граф и аббат вошли, им открылась уже известная нам картина – стоявший посреди комнаты де Монфор, прижимавший к себе графиню. Она подняла голову и обернулась на звук шагов. Сердце графа пронзила острая боль, когда он посмотрел в ее заплаканные глаза. «Как же я мог оставить тебя одну в такой момент», – мысленно корил он себя.

Завидев мужа графиня, потянулась к нему, как маленькая девочка тянется к отцу. Граф обнял супругу, потом опустился на диван, усадив ее к себе на колени, успокаивая как ребенка, тихонько покачивая.

Он – ее опора, ее любовник, ее муж и союзник. Вздохнув, Анна мысленно поблагодарила его за мудрость, силу, а более всего – за любовь. «Мне повезло, – подумала она. – Мне так повезло, что он у меня есть. И об этом я всегда буду помнить».

Она положила голову Арману на плечо. Ее пальцы утонули в пене кружев роскошного жабо у него на груди. Казалось, что уже все слезы выплакала, но сейчас опять так и хлынули. Плакала, прижимаясь к мужу, обняв его за шею и не стыдясь никого. Почему-то в памяти графа всплыл момент их венчания. Как в старой церкви, в дымке трепещущих свечей, только для них двоих звучали мудрые и вечные слова священника…

Никто не обратил внимания на тихо вошедших и растерянно застывших в стороне детей – Александрин и ее друга. Но когда за дверью послышался топот, аббат Дюамель-Дюбуа быстро шагнул ко входу.

– Кто там? – Анри собирался прогнать наглеца, так шумно врывающегося в гостиную.

– Виконт Армэль Валентин де Куси де Монмирай! – шутовски отрекомендовался юноша, войдя, снимая шляпу, кланяясь и делая ею круг, так что перо подмело пол.

Монфор поразился – до чего на графа похож! А улыбнулся – что-то от графини в лице мелькнуло. Глядел дымчатыми глазами из-под темных бровей, а все в молчании смотрели на него.

– Что произошло? – едва слышно спросил Армэль.

Он уже понял – что-то не так. Даже сам воздух был пронизан ощущением беды.

– Ваш брат Ангеранн погиб, – ответил аббат.

Александрин заплакала и Филипп принялся ее успокаивать.

– Как это случилось? – виконт побледнел.

– На поле боя.

Будущее пугало его. Еще вчера он не задумывался ни о чем. Его опорой были родители и брат. И вот, так неожиданно он навсегда потерял Ангеранна… Как же странно, что в один момент можно лишиться родного человека. И виконт понимал, что это не последняя его потеря. Еще не расцвело, когда Армэль поднялся с постели, зажег свечу и, опустившись на колени перед распятьем, стал молиться. Юноша еще не ведал о том, какая ему уготована блистательная и благородная судьба.