Убираясь в лофте, Тапочка обратила внимание на женский портрет маслом, где была запечатлена женщина лет двадцати с небольшим, с приятным, миловидным лицом, тонкой фарфоровой кожей и восточным разрезом глаз. Красавица в зеленом платье вышла в сад, чтобы поиграть в петанк с остальными. Тапочку интересовала группа игроков с шарами на заднем плане и даже удалось рассмотреть курьера в красной шапочке на заднем плане. Рядом с ней стоял человек и напротив – еще двое. Один, с коробкой конфет, явно направлялся к хозяйке.

Вероятно, флюиды, исходящие от образа на картине, производили на хозяйку особенное воздействие. Тапочка поинтересовалась, кто эта приятная женщина на холсте.

Долгушева дёрнулась и разлила кофе – столь сберегаемая ею кружка с танцорами, полетела на пол, и осколки разлетелись по полу. По окончании уборки к вопросу о картине больше не возвращались, из чего Тапочка сделала вывод, что она имела ценность для хозяйки. Спокойствие и утонченность дамы не вязалось с взбалмошностью и необразованностью Валеры и Волка, из чего Тапочка сделала вывод, что прежняя владелица Колшево (а это была, несомненно, она), не имела отношения к внебрачным сыновьям Голикова. Вероятно, дети появились в доме уже после её смерти.

Продолжая разбирать семейный архив, Тапочка нашла фотографию Голикова в одежде для спорта, которую теперь донашивал за ним Волк. Того же происхождения была и дорогая сорочка с галстуком, в которых щеголял Валера, они не были ему в пору, может, поэтому он нервничал – плечи напрягались, а челюсти сжимались.

Какое ей дело до чижих? А вот какое! Теперь Красная Тапочка работает помощницей по хозяйству в большом доме. Конец джинсам и толстовкам. Она носит серое приталенное платье бывшей г-жи Голиковой, самое скромное, какое только старушка смогла отыскать в шифоньере.

На её попечении не только лофт «Алеко», к нему прибавился и лофт «Калифорния», с гостевой площадью, оборудованной креслами и модулями-столами, и зоной отдыха с диваном и коврами. Требовал присмотра и коридор с книжными полками, где хранились собрания сочинений: Анатоль Франс, Сервантес и другая мировая литература – они располагались на двухметровой высоте от пола, и достать их можно только с высокой стремянки.

В лофтах не было недостатка в роскошных предметах – изящном фарфоре ленинградской фабрики, столовых приборах из мельхиора, здесь хранились банки английского чая и зернового кофе, подаваемые по особым случаям.

Только одно поручение оставалось невыполненным. В раздумьях Тапочка возвращалась к пирогу с целебными травами, который Долгушева заказала у фермерши из красного магазина, но не смогла получить. Девушка решила испечь его сама и нашла в интернете рецепт, а Тамара доставила с рынка ингредиенты, когда же пирог подали к столу, старушка его раскритиковала, заявив, что готовить Тапочка не умеет.

Если Надежде Анатольевне не нравился горьковато-пряный вкус зверобоя и мяты, то зачем требовалось заказывать такой пирог у фермера и посылать за ним курьера? В любом случае, самодеятельность в этом доме не приветствовалась – этот урок преподали новенькой.

В свободное от уборки время Тапочка обходила помещения первого и второго этажа, большинство из которых жилым не назовешь. Тронув открытую дверь. Тапочка входит в комнату, бормоча, что забыла что-то из вещей.

– Боюсь тебя разочаровывать, Остапия, но сейчас не до тебя, – произнес Волк.

Он был занят, разговаривал с девушкой модельной внешности. Его вкрадчивый голос завораживал, вползал в уши:

– Ты зависаешь, милая. Двигайся побыстрей.

– Я не могу кончить. Снизу вверх или сверху вниз? – спрашивала красавица.

– Смотри, как естественней ложится. А потом режь.

Оба ножницами размахивают, стригут Надежду Анатольевну.

– Хотите мандарина? – предложила им Тапочка.

– Его мы съедим после. А пока работаем. Ты готова? – Вопрос был к девушке

– Я стараюсь, – пискнула та.

– Плохо выходит. Неправильно. У тебя спина напряжена.

– А как чиркать или чопить?

– Сейчас посмотрим на практике. Нам понадобится кто-нибудь с волосами.

Тут Тапочка и сбежала. Теперь она понимала, почему от Волка все старались держаться подальше, он до лыса застрижет.

Изгнав Волка с подружкой из своей памяти, Тапочка начала с яростью крушить овощи для салата. И тут появляется новый персонаж. Он уже в возрасте и так близорук, что и не видит того, что творится у него под носом. Он и Тапочку не разглядел, пока не надел очки. А в очках вроде бы не он, а кто-то уродливый, которого и человеком не назовешь.

– Здравствуйте, я Фермер. Жилец этого дома. – А сам приник к Тапочке совсем близко.

– Я вас помню, на дороге встречались. У вас на машине фара была разбита.

– Зрение у меня неважное. Извини, не приметил.. Хочу тебя разглядеть, моя милая. Не пойму, какого цвет волосы. Ты брюнетка или блондинка?

Русые с золотистым отливом – вот, как назывался этот цвет.

– В зависимости от времени года. Зимой я темнею, а летом – светлая, – с вызовом отвечает Тапочка.

А сама выдохнула, осторожно и облегченно. Опасность миновала.

– Вообще-то, мне нужна Надежда Анатольевна, – говорит этот чудак.

– Она занята.

– В таком случае передайте от меня арендную плату, – и отдает книгу.

Когда он ушёл, Тапочка пролистнула книгу. Джек Лондон «Рассказы». Среди страниц лежала внушительная пачка банкнот.

Кто-то поскрёбся в дверь, и Тапочка впустила, не посмотрев – решила, что пришла собака. Ничего подобного, это Волк дал о себе знать.

– Черт, старуха разлила чай на мой телефон. Растяпа, честное слово! Или это нарочно? Она что-то заподозрила?

– А зачем ей?

– Вроде незачем? Может, это ты ее подговорила? Признавайся.

От липкого страха все внутри у Тапочки сжалось: таким подозрительным Волка она не знала.

– Молчишь, значит, виновна. Что делать, что делать. Просушить его до утра не выйдет. Надо найти откуда позвонить.

Он цапнул телефон Тапочки, но ему не ответили. Очевидно, абонент осторожничал и не принимал звонки незнакомых людей.

Вдруг телефон звякнул, это пришло сообщение от Мами́ны.

Раз – и Волк прочитал его. Тапочка замерла в напряжении. Волк перевел взгляд на книгу. Жёсткая линия его губ дрогнула, и он едва заметно улыбнулся.

– Милая, – произнес он проникновенным голосом, – почему бы тебе не отдать эту книгу ближайшему родственнику хозяйки? Её надо передать по назначению, и я это сделаю!

Наклонился над ней и шепнул ей в ухо:

– Быстро. – Он излучал магнетизм, противостоять которому было невозможно.

Схватил книгу и тотчас исчез в темном коридоре.

Тапочка уединилась в лофте «Алеко» – во время войны, которую Волк вёл против всех, это была нейтральная территория. Сейчас она поговорит с Мами́ной, расспросит про дочку. И Тапочка задает вопрос, какие сказки нравятся Лауре.

– Разные. Ей бабушка много читает, – отвечает сообщением Мами́на.

– А сама ты ей какие рассказываешь?

– А сама я ей про свою жизнь рассказываю, это ей нравится. Надо же мне с кем-то поговорить.

Фигня полная! Как можно делать доверенным лицом маленькую девочку. Не годятся истории взрослой жизни для детей!

– А это что за крокодил? – спрашивает Тапочка у Мами́ны.

– А кто его знает. В зоопарк Лауру не водили. Может, из сказки какой. Помнишь, какой-то зверь пообещал девочку отвести короткой дорогой, самой короткой, но они ехали очень долго? Чего трясёшь головой, или ты уже все знаешь?

Да ведь это лакостовский крокодил, решила Тапочка. Рассматривала она где-то эту этикетку, вот и запомнила. Впрочем, можно проверить.

У Валеры этих лакостовских теннисок с крокодилами полный шкаф, так сказал Волк. За завтраком он потешил старушку рассказом про Тапочку, как она расспрашивала про его глаза и уши. Все смеются, а Валера серьёзен, объясняет Тапочке:

– У нас особая порода, голиковская. Обрати внимание, у всех крупные черты лица, а уши мохнатые. Угораздило же получить такое сокровище в наследство.

Валера по сравнению с Волком тот еще простак.

По случаю сбора семьи завтрак сервировали по высшему разряду – льняная скатерть, белый фарфор, но Волк намеренно толкнул бутылку и разлил красное вино. Бутылку выставляли всякий раз, но выпивали по маленькой рюмочке с наперсточек, потом больше не притрагивались.

Вот и вся скатерть в красном. Негодник, испортил им завтрак. Ему не нравилось слушать жалобы старушки за завтраком. «Сыр пармезан, тот, что со сладким вкусом, я не люблю». – «Он называется маасдам, тётя», – поправили её.

Долгушева взяла на себя приготовление кофе, но её напиток показался Тапочке слишком слабым, и она прибавила крепости. Пока хозяйка изумленно таращилась на неё, девушка вытряхнула из банки сушеный перчик – в лофте хватало пряностей, выставленных в красивых банках – и добавила в кофе. После первого глотка жизнь снова приобрела краски и перестала казаться скучной, а потом кофе превратился в огненную лаву, обжигающую горло, которую одна лишь Тапочка и могла вынести.

Волк продолжал дурачиться как ни в чем не бывало. На носу у него золотые очки, наверное, они прибавляли уверенности, что в них он выглядит неотразимым.

– С лёгкой руки отца у меня прозвище «большие уши». Он сетовал, что я родился уродом, эдакая личинка, непропорционально сложенная. Вот Валера вышел ладненьким – до тех пор, пока Леонид Ильич его не избил до полусмерти, тогда у него ухудшилось зрение. Может, он мне уши вытянул, но так глубоко я не анализировал. Ношу длинные волосы, это безопасно.

Не очень подходящие разговоры за завтраком.

– А кто будет заниматься столом? – спросила Тапочка, чтобы переменить тему.

В глубине души надеясь, что это не входит в её обязанности. Как оказалось, напрасные надежды.

– Готовка тоже на вас, мы с мальчиками вам поможем, – промолвила старуха и быстро удалилась.

Надежда Анатольевна ведет с кем-то переговоры по телефону. Она говорит так громко, что в комнате все слышно. Её собеседник – мужчина, а разговор ведется в деловом тоне.

– Голиков? – спрашивает Валера.

Волк мотает головой: нет, но он выяснит. У Долгушевой весьма ограниченный круг знакомых.

Как и предполагала Тапочка, готовку возложили на неё. После телефонных переговоров Надежда Анатольевна куда-то уехала, а молодые люди на кухню не заглядывали, зато в помощь прислали Тамару. Из кухонного полотенца помощница соорудила себе головную повязку. Когда всё было готово, она покричала «Прошу к столу!» Никто не отозвался. В помещении было пусто, холодно и сумрачно.

Наконец, послышались тяжелые шаги.

– Пришёл, – объявила домработница.

Это оказался Фермер, который кивком он приветствовал Тапочку.

– Я вам книгу передавал, помните? Я ваш поклонник. Вас невозможно забыть.

Тут и шагу не ступишь чтобы тебя не заметили, подумала Тапочка.

Вот и Долгушева хмурится. Своего постояльца она не любила, слишком проблем он причинял. И к меню мог придраться, и к обслуживанию. Как заметит грязь на столе или отсутствие какой-то мелочи, вроде бутылки с водой, так и устраивает выговор. Привереда. Так что к его выходу она спешила убраться из столовой.

Тапочка накрывала на стол, не отводя глаз от рук Фермера. На них заметны были синяки и ссадины.

– Животные забредают. Приходится их отгонять, – от него не укрылся интерес.

– А часто нападают? – спросила Тапочка.

– Раньше тут было охотничье хозяйство, животных подкармливали, вот они и расплодились. В лесу встретите кабанов и лис, они тут ходят свободно, – пробормотал он.

День оказался щедрым на сюрпризы. Когда за ужином семья собралась за столом (Валера отсутствовал, вечеряя в своем домике), со двора послышался долгий вой.

Первая мысль Тапочки была о собаках, не забыли ли их во дворе.

– Воют не со двора, а из леса, – поправила её Долгушева, которая во всем любила порядок.

Если бы Тапочка выслушала её рассказ, не перебивая, то старушка могла бы объяснить, однако объяснять не стала, потому что перебивали её постоянно. Такой тут в доме стиль – никому ничего не объяснять. Вот и приходилось разбираться самостоятельно.

Улучив предлог, Тапочка и выскользнула из дома. На дворе она никого не нашла, хотя под светом прожекторов рассмотрела каждый кустик, и отчаялась разгадать загадку, как вой раздался снова. Она свернула по тропе в парк, которым тут называли ближний участок лесного массива.

На поляне в турецкой позе восседал Валера и раскачивался из стороны в сторону. Он набирал силы для следующего вопля. Это продолжалось недолго. На него снова накатило, и он подал голос, исторгая звуки со всей силой, на которую был способен, продолжая раскачиваться в такт. Он отдавался этому самозабвенно, и выходило у него не слишком мелодично, но выразительно.

– Добрый вечер, – поздоровалась Тапочка, когда он перерыв отдышаться.

Раскачивание прекратилось. Валера, переводил дыхание. Пот с него лил ручьем.

– Это помогает? – спросила она.

– Если честно, не очень, но, когда на тебя столько наваливается, рад любому способу избавиться от стресса.

– Можно и мне попробовать?

– Давай. Садись рядом.

Тапочка расположилась неподалеку, и они принялись раскачиваться вместе, стараясь попасть в унисон. Валера подал голос, Тапочка подхватила ноту. Вышло не бог весть что, но ведь они не ради музыки старались. Между ними возникла эмоциональная пуповина, которая их соединяла и помогала им не затеряться в потоке других духовных субстанций.

– Пройдёмся, подышим воздухом, – предлагает Валера. – Можем дойти до станции.

Он ни разу не назвал её по имени, словно не расслышал его, а может, нарочно игнорировал.

– Далековато, если пешком, – пыталась возразить Тапочка. – Может, на машине?

– Не выйдет. Ключи забрала пергидрольная парикмахерша Волка.

– А ты ее не любишь или всегда вредничаешь?

– Прости, я с непривычки. Мне домой пора, – и Валера поворачивает к себе.

Тапочка приглашения не удостоилась. Рассерженная, она дает себе слово, что это её последний день в Колшево. Больше она сюда ни шагу.

Вернулась она, когда совсем стемнело, а ужин закончился и со стола убрали. Расходиться никто не собирался, все сидели сытые и довольные, размышляя, чем бы развлечься.

У Волка богатое воображение и способность подмечать детали. Вот он, изображая стыдливую девушки, отбивается от Фермера, а потом садится к нему на колени – и все помирают со смеху. Наконец старушка, отсмеявшись над гримасами Волка, уделяет толику внимания и Тапочке:

– А ты что скуксилась? Волка не знаешь? Нашла на кого обижаться! Он из нас старожил, еще на кинофабрике работал стилистом.

Сейчас он является наставником для стилистов и выезжает с обучающими семинарами, но происходит это не часто и много денег не приносит. Чем занимается Фермер, неизвестно.

– А почему Валеру не позвали? – спрашивает Тапочка как бы между прочим.

– Характер у него тяжелый, он плохо сходится с людьми, вот и живет отдельно, – вздыхает старушка и предлагает посмотреть семейные фотографии.

В альбоме главная роль отведена бывшему биатлонисту. Грамоты и кубки говорили о достижениях Валеры. Закончив спортивную карьеру, он как будто ушел в глубину, куда погружаются якоря – на самое дно.

Получив от Волка свой телефон, Тапочка зависает Вконтакте. В друзья к ней добавилась пергидрольная парикмахерша – на фотках ей двадцать лет, и она хвастает своим бюстом, губами и прямыми кератиновыми волосами. Статус помолвлена. У Тапочки сразу возникает искушение выкинуть её в подписчики. Но обдумав, она соглашается принять заявку. Все-таки дополнительный источник информации.

А веселье только началось. По случаю приезда Тапочки устраивают праздник, у них тут не жизнь, а сплошные бьеннале. Привычная ко всему девочка с периферии удивлена вольными отношениями Долгушевой со своими жильцами. Вечера они любят проводить, напившись настойки (слишком бедны, чтобы покупать крафтовое пиво, они пьют забродивший березовый сок) и рассуждать об искусстве. Фанаты рок-н-ролла, они пляшут у плаката с Мэрилин Монро. Большой розовый плакат остался с детского праздника.

– Дай, Монро, тётя!

Долгушева расстегивает кофточку и вываливает из бюстгальтера грудь, которую и подносит к губам розовой Монро. С нескромною улыбкой Волк фотографирует акт кормления.

Какой ужас! Тапочка закрывает глаза.

Сегодня старушка Долгушева в ударе, но роль хозяйки ей не удалась. Разливая чай, она рванула на себя огромный чайник, выплеснув чуть ли половину содержимого и ошпарив себе ладонь кипятком.

– Неси синтомициновую мазь. Она в лофте, – кричат Тапочке.

Посланница вернулась через минуту с тюбиком мази и пакетом бинтов. Рука старушки побагровела, а пальцы напоминали распухшие отростки, которыми Долгушева непрестанно шевелила, чтобы убедиться, что у неё всё в порядке. Это досадное недоразумение нарушило чаепитие, испортив аппетита.

Вскоре крики и топот возвещают об отбытии Волка с блондинкой на прогулку, а история про семью Голиковых остаётся незаконченной.

– Развлекайтесь, дети. – с этими словами Долгушева тихонько поднялась по железной лестнице на второй этаж, где спряталась под пледом среди подушек и уснула – никому не пришло бы в голову там её искать. Прекрасные у неё манеры – покинуть собственный дом, когда там полно гостей.

Утром она встретила Фермер за завтраком. Он терпеть не мог крикливую семейку с амбициями и предпочитал одиночество.

– Тебе здесь нравится? – слышит Тапочка голос Фермера.

– Что? – стакан с водой валится у неё из рук.

– На самом деле я хотел спросить, нравлюсь ли тебе я?

Тапочка сглотнула, не зная, что ответить. Больше всего на свете ей хотелось бы убраться отсюда и побыстрей. Жизнь курьера во много раз интереснее.

Свою сумку Тапочка нашла в закутке для хранения инвентаря. Пахла она мокрыми тряпками, но главное осталось в целости. Изнутри сумки имелась прореха, зашитая нейлоновой нитью, а там хранилась пятитысячная купюра, залог её благополучного возращения из любой неприятности. На эти деньги она сможет взять такси.

По пути ей встречается Волк, он прячет глаза и хочет извиниться за сумку. Вот, кто запихнул её в закуток с мокрыми тряпками и ведрами. Видите ли, короб показался ему слишком грязным.

Даже извиняясь, он выглядит нахалом. Тапочка от него отворачивается. Хочет кого обжулить: пусть ищет в другом месте.

Прощай, Волк!

Осознавать, что ей понравился тот, который ни во что не ставит сам факт её существования, было выше сил Тапочки. Сейчас она отправится домой, в Томилино.

В утренних сумерках таинственный дом казался огромным, трудно было определить, где он кончается, потому что лучи восхода высветили только часть фасада.

Не успела она свернуть на тропу, как её окликнули. Это Валера вызвался её проводить до станции, он действовал столь решительно, что отказаться было невозможно. Он держался легко, но в то же время по-детски. Тронул Тапочку за плечо – он был на голову её выше, и они отправились пешком до станции – по-соседски, когда особого приглашения не требуется.

Прогулка оказала на девушку волшебное действие, лесной воздух был не менее сладок, нежели варенье, которым потчевала её Долгушева. Они не разговаривали и просто шли рядом. Валера бросал на неё косые взгляды – ему казалось, её румянец был сдут с горящих восходом холмов. Эта девушка была чудо, как хороша.

Попрощавшись с провожатым, Тапочка устремилась на станцию. Когда прибыла электричка, Тапочка уже стояла на перроне. Она отдала кассиру деньги за проезд и заняла место у окна. Прощай, Валера. Ей нравился молчаливый толстый парень с густыми кудрявыми волосами.

Утро казалось бархатным, воздух был по-весеннему свеж. Под колесами блестели шпалы, освещенные дорожными огнями; небо над полем, отмытое недавним дождем до чисто-чёрного цвета, казалось бездонным. Влажный ветер подгонял гряду легких облаков, вспыхивавших бледным, призрачным светом, когда их касался луч солнца. За зданиями ярко блестели провода, окаймлявшие пути, по которым мчались поезда.