Летняя кухня находилась за домом, почти в огороде. Слышался разговор, плач, спор о чем-то. Дверь была открыта нараспашку. Шувалова первая вошла в помещение и огляделась. «Неплохая кухня – да это, по сути, отдельный дом, здесь жить можно: просторно, уютно, мебель удобная, не новая, но вполне приличная». За большим столом сидело человек десять мужчин и женщин разного возраста. Галина Викторовна оглядела присутствующих. Женщина с короткой стрижкой – просто одно лицо с погибшей – видимо, это и есть близняшка Наталья; правда, в ней запросто могло поместиться две Марины. Пожилую женщину с отсутствующим взглядом она еще не видела. Скорее всего, это свекровь погибшей, Валентина Тихоновна, мать ее мужа. Муж – вот этот лысеющий рыжеватый мужичонка, маленький и щуплый, с красными глазами. Так. Что же, работа есть работа.

– Здравствуйте. Меня зовут Галина Викторовна Шувалова, я следователь ОВД по Ленинскому району. Мне нужно будет задать вам несколько вопросов по поводу случившегося. Вы все, я так понимаю, родственники погибшей, – она взглянула в бумаги, – Морган Марины Борисовны, – присутствующие закивали. – Что ж, значит вы, как никто другой, знали ее, знали, чем она живет, знали ее друзей и врагов. Я прошу вас поделиться со мной этой информацией – может быть, она поможет нам в работе.

– Да не было у нее врагов, – тихо проговорил Андрей Морган, – недоброжелатели были, завистники, а врагов не было. Она настолько светлый человек… была… никто и никогда не причинил бы ей зла.

– Увы, кто-то все же причинил. Соберитесь с силами и подумайте, что в последнее время происходило с Мариной Борисовной – может быть, она ссорилась с кем-то?

– Был один человек, с которым она была постоянно на ножах, – неожиданно звонко прозвучал голос Натальи. – Этот человек, эта женщина, Марише всю кровь попортила, постоянно вмешивалась в ее жизнь, говорила про нее гадости, в Интернете странички взламывала. В общем, Мариша ее ненавидела от всей души – думаю, что и она в этом не отставала. Но ненависть ненавистью, а убить…

– Кто эта женщина? – Шувалова приготовилась записывать.

– Алена Терехина, вторая жена Маришиного бывшего мужа. Я с ней лично не знакома, но, по Маришиным рассказам, баба она безбашенная, с головой у нее полный бардак.

– У вас есть ее координаты?

– У дочек спросите – они иногда к отцу в гости ездят, ну и с этой курицей тоже общаются, куда деваться. У них и адрес, и телефон должен быть. Только они с мужем в Междугорске живут, машины у них нет, вряд ли она здесь была.

– А, может, наняла кого, – подала голос молчавшая до сих пор свекровь, – с таких людей станется. Вы проверьте ее – мало ли что, может, она и детей извести собирается; зависть, черная зависть, что все у Марины с Андреем ладилось, все складывалось, а ей достались только ошметки Маринкиной жизни. Ее ведь даже родня мужа до сих пор не принимает, хоть и живут они уже много лет, и сына она родила, наследника, а все равно никем там не стала.

Женская часть родственников погибшей начала наперебой клевать Алену Терехину, которой, по их общему мнению, Марина с детьми была комом в горле. Шувалова по опыту знала, что женская ненависть может вылиться в масштабные бедствия, но что должно было стать для Терехиной толчком, чтобы, прождав пять лет, приехать за тридевять земель убивать бывшую жену своего мужа? Нет, это вряд ли Терехина – слишком все очевидно. Проверить, конечно, стоит: надо будет с Междугорским ОВД связаться, пусть опросят бывших родственников.

– Андрей Владимирович, – обратилась Шувалова к вдовцу, – мне необходимо осмотреть вещи вашей жены, телефон и компьютер. Вы проводите меня в вашу комнату? – Морган закивал лысеющей головой и, протиснувшись между родственниками, направился к выходу. Шувалова и Филиппов последовали за ним. «Неказистый мужичок, но руки сильные. Такой тип людей непредсказуем. Могут любить без ума, могут ревновать так, что Отелло покажется пушистым котенком, могут и руки-ноги переломать. Зайдет ли дальше?» – Шувалова пока не знала ответа на свой вопрос.

– Я любил ее. Очень, – вдруг произнес Андрей, словно читая мысли Шуваловой. Он стоял к ней спиной и даже не повернулся, произнося эти слова. – Я ради нее отказался от собственных детей, от самого себя. Бросил все, чем жил большую часть своей жизни, чем дорожил. Все положил к ее ногам. И она меня любила, я знаю. Что бы там ни говорили. Вы думаете, я не слышал, что говорили о нас? – он повернулся и посмотрел прямо в глаза Шуваловой. – Все, почти все, говорили, что мы не пара, что не смотримся вместе – то ли дело ее бывший, высокий и красивый! А что он ей дал? Сломал жизнь своими пьянками, и все. А мы, находясь рядом, исцеляли души друг друга. Вот, смотрите, – он жестом показал комнату, в которой они жили с женой, – здесь был наш маленький мир. На этой полке журналы и выкройки, в шкафу семейные фотографии, компьютер у нас запаролен, пароли все в записной книжке. Он сел на край двуспальной кровати, застеленной красивым пушистым пледом, и закрыл ладонями лицо.

– Мы в последнее время так скучали друг по другу: я работал допоздна, она за день по нескольку раз звонила, интересовалась – как я, что я. Даже когда в командировки уезжал, а это не просто междугородние какие-то поездки – я в Чехию дважды ездил, так она не жалела времени и денег, часто мне звонила. Иначе, чем «Солнышко», и не называла… Рассказывала, как дома дела. Мы ведь и не ссорились почти, так только – спорили по мелочам, в основном из-за детей; я ведь отчим, сами понимаете, а девки взрослые уже, вот и происходили нестыковки разные, но Мариночка умела все сгладить.

– Скажите, Андрей Владимирович, а куда Марина Борисовна собиралась сегодня? Она была нарядно одета, макияж, волосы завиты.

– Не знаю. Обычно в выходные мы с ней ездили в Междугорск – там мы встречаемся с людьми, близкими нам по духу.

– То есть? Объяснитесь.

– Видите ли, и Марина, и я, и наши самые близкие друзья – мы староверы-инглинги. Вы бы сказали – сектанты, но я предпочел бы другое слово – язычники. Мы празднуем старые славянские праздники, соблюдаем обычаи, читаем «Веды» и стараемся воспитать наших детей по заповедям предков.

– Только сектантов мне не хватало, – проворчала Шувалова. – И что же, чем взаимосвязаны, по-вашему, эти события? Марина Борисовна без вас собиралась посетить… э-э-э… религиозное мероприятие?

– Нет, у нас в селе и в ближайших местах язычников нет, да и мы сами предпочитали общаться со своими знакомыми людьми, с нашими братьями и сестрами. Я к тому говорю, что наряжалась она и красилась по большим праздникам, событиям даже. Вот что-то вроде поездки в Междугорск. В обиходе она соблюдала традиции, была скромна в одежде, не красилась, волосы не крутила. Не знаю, не могу даже предположить, – он замолчал.

– Скажите, а ваша жена не вела каких-либо записей? Ну, так бывает, когда женщина подолгу находится одна и ей не с кем поделиться своими мыслями, – Филиппов перехватил одобрительный взгляд Шуваловой – молодец, мол.

– Нет, у нее не было склонностей к ведению дневников, если вы это имеете в виду. У нас никогда не было секретов друг от друга, я знал о ней все, – видно было, что Андрей слегка обескуражен и даже немного оскорблен подобным предположением.

Осмотр помещения не дал ничего. Чисто убранная комната, уютно обставленная, светлая и просторная. Фотографии, картинки, книги… Оригинальная ваза с букетом искусственных цветов на подоконнике. Цветы в горшках, цветы в кашпо… Большая кровать, застеленная пушистым покрывалом, прикроватный столик с ночником в ажурном зеленом абажуре, детская кроватка с огромным улыбающимся медведем у стены, персиковые занавеси на окнах, большой платяной шкаф. Шувалова открыла дверцу – аккуратно сложенное стопками постельное белье на полках, пушистые банные полотенца, на вешалках платья, пиджаки, юбки – ничего экстравагантного или вычурного, все элегантно, просто. С чисто женским любопытством Галина Викторовна рассматривала полочку с обувью. Туфель было пар десять, разного фасона, цвета. Чуть дальше прятались ботильоны, ботиночки, полусапожки и сапоги. Хозяйка любила красивую обувь. «Куда вот только в ней ходить в деревне, где нет ни хороших дорог, ни тротуаров? А ведь и в свое последнее путешествие потерпевшая отправилась в изящных туфельках на шпильке… А это у нас что?» – внимание переключилось на верхнюю полку шкафа – здесь в ряд выстроились сумки и сумочки. Немного, штук семь-восемь, но все броские, интересного фасона. Заметно было, что предпочтение отдавалось небольшим изящным сумочкам типа клатчей, с тоненькими ремешками или цепочками. Их было целых пять, одна богато украшена стразами – явно для вечернего платья.

– Мариша очень любила красивую обувь и обожала сумочки. У нее почти под каждый наряд своя пара туфель и сумочка. У нее тонкое чувство стиля и потрясающий вкус… был, – Андрей Морган произнес это тихим голосом почти в ухо Шуваловой, и она, слегка вздрогнув от неожиданности, вдруг осознала, что подзадержалась у шкафа. «Еще подумает, что я тут Нарнию ищу», – виновато подумала она, закрыла шкаф и занялась дальнейшим осмотром.

– Все настолько прозрачно, что даже не понятно, откуда взялся труп, – рассуждала Шувалова, возвращаясь в кабинет участкового. Завтра придет результат экспертизы, тогда уже нам будет на что опереться, будем знать, с какой стороны к этому вопросу подойти.

– А что с этой Терехиной? – Филиппову эта версия казалась притянутой за уши.

– Знаешь, я услышала одну такую фразу от сестры покойной, что Терехина вела на Морган досье. Ну, прям шпионский боевик какой-то! Надо же, «досье», хе-хе… Надо бы изъять у нее эти записи, если они существуют, – как знать, может быть, свет в конце тоннеля появится с самой неожиданной стороны. Перечитаю еще разок собранный материал да сделаю парочку звонков.