Дома девочки застали соседку тетю Катю, которая сидела рядом с мамой на диване. Пахло каким-то лекарством и сигаретным дымом. Людмила немного пришла в себя, смотрела вокруг осмысленно и даже понемногу начала разговаривать с окружающими.

– Девочки, я пойду, – тетя Катя поднялась, – а вы побудьте сейчас с мамой, поддержите ее – для нее это очень важно. Я накапала ей валерьянки, пока хватит, много ее пить нежелательно, да сигаретку она попросила – я принесла.

– Сигаретку? – удивилась Марина, – но мама же не курит.

– Пусть сегодня, сегодня ей можно. Пойду я.

– Спасибо вам, тетя Катя, – Лена посмотрела в глаза женщине, – и еще… извините меня…

– Ну что ты, что ты, девочка, – тетя Катя погладила ее по голове, – все хорошо. Я же все понимаю.

– Катя, – вдруг заговорила Людмила, – если можешь, останься сегодня со мной. Знаю, что нытье слушать никто не хочет, но мне сейчас очень это нужно. Давай посидим по-бабьи, поговорим. У меня «чебурашка» есть.

– Я через полчасика зайду, обещаю, – Катя вышла в подъезд.

Людмила посмотрела на подошедших к ней дочерей.

– Все вопросы потом, – строго произнесла она, – сейчас я скажу вам только одно: с сегодняшнего дня мы с вами остались одни, без папы. Я требую от вас, слышите – требую, чтобы вы ни под каким предлогом не общались с ним. Его нет, он умер. Понятно? – девчонки хмуро молчали. – Если узнаю, что вы нарушаете мой запрет – прокляну, так же, как прокляла его. А теперь ужинать и спать.

– Мама, еще только шесть часов, – попыталась возразить Наташка. Лицо Людмилы покрылось красными пятнами, глаза засверкали.

– Я непонятно выразилась? – рявкнула она. Девчонки гуськом потянулись в свою комнату. Сначала они сидели очень тихо, боясь потревожить мать малейшим шорохом, но спустя несколько минут, осмелели и решились обсудить сложившиеся обстоятельства.

– Как же мы теперь будем жить, без папы? – начала нелегкий разговор Марина. Ей было тяжелее всего: она была папиной любимицей, баловницей, она тянулась к отцу, как цветок тянется к солнышку. Каждое отцовское слово, каждый его жест и взгляд были для девочки символом его любви к ним, и вот его нет рядом.

– Он нас разлюбил? Наверно, он ушел, потому что мы не слушались его, – Наташка захлюпала носом. – Папа всегда говорил, что мы для него все, что ему ничего больше не надо, а теперь взял и ушел. А где он теперь будет жить? – вопросов было больше, чем ответов. Девочки понимали, что мать не станет обсуждать это с ними – Людмила не прощала нанесенных ей обид и рубила концы окончательно и бесповоротно.

Лена сидела у окна и смотрела на улицу. Самое время для прогулок и отдыха – родители вернулись с работы и проводили время со своими детьми. Ей было тяжело наблюдать за чужим семейным счастьем. А ведь еще несколько дней назад они были так близки и счастливы все вместе! Все рухнуло, как будто над их домом пронесся ураган. «Папочка, зачем ты так?»

Из кухни раздавался звон посуды и шум льющейся воды: соседка Катя сдержала свое слово и вернулась посидеть с Людмилой. Они решили накрыть себе скромненькую «поляну» и посидеть, посплетничать о мужиках за рюмочкой-другой. Суета на кухне, готовка и мытье посуды немного отвлекли Людмилу от черных мыслей, она даже пару раз позволила себе мимолетную улыбку, а позже, уже сидя за накрытым столом, после парочки «употребленных» стопок, она разоткровенничалась с соседкой:

– Знаешь, Катюша, я боюсь остаться одна – точнее, я знаю, что одна не останусь, но вот для девчонок я такого отца уже никогда не найду, – она с грустью посмотрела в окно. – Он нанес мне удар в спину, я даже физически ощутила эту боль, где-то там, между лопатками… Да, я никогда не была монахиней, мужиков любила, и они мной не брезговали, но я никогда не думала, что Борька (ни дна ему, ни покрышки!) найдет мне замену…

– Да с чего ты взяла, что у него кто-то есть? – пыталась спорить Катя.

– Есть, иначе он никогда не ушел бы из семьи, – Людмила махнула рукой, приглашая подругу налить еще по одной. – Он мог бросить меня, но никогда не оставил бы девчонок без веской причины, а это только баба. Узнаю, кто эта сука – все космы ей повыдергаю! – еще одна рюмка отправилась в рот. – Я ей, этой твари… – Людмила с силой сжала кулаки и ударила по столу. – Все, хватит. Будь он проклят, гад! Ненавижу! Чтоб он сдох под чужим забором, сволочь неблагодарная! – снова жест в сторону бутылки. – Давай выпьем за нас, Катюха, за молодых-красивых и за этих козлов рогатых! – первую бутылку они «приговорили» всего за несколько минут и тут же достали вторую. В этот раз дело пошло уже немного помедленнее. Людмила практически не пила спиртное, но сегодня она понимала, что просто обязана напиться, причем буквально «в дрова», иначе просто сойдет с ума.

Вскоре девочки услышали сквозь двери, как женские голоса затянули любимую женскую «разлучную»: «Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю?»… Значит, мама успокоилась, и теперь можно выйти из комнаты и посидеть в гостиной у телевизора. Вечерняя программа обещала быть интересной, да и за мамой надо присмотреть краем глаза.

Пьяные бабы на кухне уже не плакались на неудавшуюся жизнь – они расслабились, и разговоры перешли на концертную деятельность. Разговаривали о любимых певцах и актерах, спорили о просмотренных фильмах и пели разудалые песни. В какую-то секунду Людмила оперлась щекой о свою руку и моментально вырубилась с громким храпом прямо за столом.

– Девочки, бегом сюда, – позвала Катя, – помогите перетащить ее на диван – пусть поспит. Завтра на работу, ну да я с мастером переговорю, прикроем ее на денек, а там, как бог даст, – сама Катя была раскрасневшаяся и растрепанная, язык ее заплетался. – Я старалась почаще в раковину водку выливать, а то сейчас валялась бы рядом, – смеялась она, держа Людмилу за талию и толкая ее вперед. Девочки быстренько застелили постель и уложили мать, не раздевая. Рядом поставили «дежурный» тазик (как говорится, «на всякий случай») и литровую кружку с водой.

– Я пойду, – Катя осмотрелась кругом, – все вроде в порядке. Или вам помочь и убраться на кухне?

– Не надо, теть Кать, – замахала руками Лена, – не мучайтесь, идите спать – мы сами все сделаем и уберем. Спасибо вам за все.

– Да ладно, – Катя шмыгнула носом, – хорошие вы детки. Храни вас Бог!

Девчонки мыли на кухне посуду и наводили порядок.

– Значит, так, – Лена решительно прервала затянувшееся молчание. – Завтра же я схожу к папе на работу и поговорю с ним.

– Мы с тобой, – близняшки уставились на старшую сестру огромными глазами.

– Нет, завтра я пойду туда одна, все узнаю, обо всем расспрошу, а потом мы посмотрим, как быть дальше, – Лена была непреклонна.

– Ладно, только ты нам потом все-все расскажи, – Наташка хотела еще что-то сказать, но ей вдруг стало очень тяжело, и слезы против ее воли побежали по щекам.

– Так, молодежь, сейчас не время сопли распускать. Все завтра. Доживем-увидим, – Лена закрыла кран с водой и пошла в гостиную смотреть телевизор.

Ночь прошла под звучный храп матери, а утром, сославшись на дела, Лена направилась на работу к отцу. Девчонки остались с матерью, тяжело переживавшей похмелье. Людмила лежала пластом и испытывала жесточайшие муки. Однако эти страдания не давали ей времени и сил ковыряться в ранах, нанесенных мужем, и отодвинули их на задний план.

– Ооох, Мариш, принеси, пожалуйста, мокрое полотенце, – раздавались стоны со стороны дивана. Только к двум часам дня Людмила смогла с грехом пополам встать с постели и доползти до кухни, чтоб хоть немного подкрепиться. К этому времени Лена уже ехала домой. Разговор с отцом был для нее тяжелым испытанием.

Она ждала его у проходной, он вышел, обнял ее и, словно ничего не произошло, спросил, как дела.

– Плохо, папа. Все плохо. Ты объясни нам, что произошло? Мы чем-то тебя обидели или мама провинилась?

– Дочка, ты взрослая уже, все понимаешь. Я ничего от тебя скрывать не буду, – Борис присел на бордюр газона и закурил. – Я давно собирался так поступить, просто сначала не мог решиться из-за вас – вы еще совсем маленькие были, потом вроде как-то все наладилось. А потом мы поехали на юг.

– И что? Ведь все было так здорово! Это были лучшие дни в нашей жизни.

– Это так, дочка. Я провел с вами самые лучшие дни. Последние дни. И именно там я понял, что больше не смогу жить с вашей матерью – ни одного дня больше, ни одной минуты. Это был предел. Не буду вдаваться в подробности, но именно там, у моря, я решил, что еще имею право жить. Жить так, как я хочу, не подстраиваясь под другого человека, не выискивая оправданий его поступкам. Ты пойми только одно и близняшкам объясни, что вас я по-прежнему люблю, вы – самое большое счастье в моей жизни. Я буду рад вас видеть в любое время, но домой я больше не вернусь. Прости, дочка.

– Папа, ответь откровенно, – Лена пыталась сформулировать вопрос как-то помягче, но слов не нашла. – У тебя есть другая женщина?

– Теперь – да, – ответил он не сразу, не хотелось ранить дочь. Но уж лучше он расскажет ей все, чем донесут «добрые» люди.

– И давно?

– Мы познакомились полгода назад. Она приезжала сюда в командировку из Кузнецка. Сначала просто общались, созванивались, а перед нашим отпуском серьезно поговорили и решили, что я делаю выбор, все взвешиваю, обо всем думаю. Я подумал.

– И? – Лена ждала приговора.

– Я уезжаю к ней в Кузнецк. Сегодня я написал заявление на расчет, две недели отрабатываю и уезжаю.

– А как же мы и мама?

– Прости, дочь, но мне абсолютно все равно, что будет с вашей матерью, а вы по-прежнему мои дети. Я никогда не брошу вас и не откажу вам в помощи. Как только я устроюсь на новом месте, обязательно свяжусь с вами, и вы приедете ко мне в гости, – он выбросил окурок сигареты в урну и поднялся. – А сейчас извини, мне надо возвращаться на работу. Иди домой. Я вас очень люблю, – он обнял Лену за плечи, чмокнул в нос и ушел, оставляя за собой запах табака и солярки. Лена стояла столбом, не в силах сдвинуться с места. Ее руки стали ледяными, а лицо горело огнем. «Он не вернется. Никогда больше не будет жить с нами. Он не вернется… Не вернется…» Опустошенная, она побрела к автобусной остановке.

Дома она закрылась в ванной и дала волю слезам. Она плакала по отцу так, как будто хоронила его. Она оплакивала свое счастливое детство, те радостные мгновения, которые навсегда останутся с ней, но уже никогда не повторятся. Через час она вышла совершенно спокойная, с сухими глазами и красным носом. Младшие сестренки внимательно следили за ней и по первому же жесту направились в свою комнату.

Лена не скрыла от сестер ни единого слова из разговора с отцом.

– Что ж, так случилось. Будем жить дальше. Нам теперь надо изо всех сил поддерживать маму, не давать ей грустить и огорчаться. Давайте поклянемся, что никогда не бросим маму, – и они дали эту клятву.

«Как хорошо, что папа решил уехать. Им не надо сейчас с мамой видеться, она будет только расстраиваться и плакать, или, не дай Бог, начнет еще пить, как некоторые тетки во дворе, которых мужья бросили. Вот бы и нам тоже уехать куда-нибудь подальше отсюда. Знаю, сейчас начнутся разговоры во дворе типа: „Бедные дети, несчастная Люда, козел Борька“! Не хочу все это слышать! Мама говорила, что скоро приедет дядя Володя с тетей Надей. Хоть бы уж поскорее. Я так соскучилась! Дядя Володя нам обязательно поможет, он что-нибудь придумает, и маме сразу станет легче. Он всегда нас выручает, – писала Маришка в своем дневнике. – Когда я выйду замуж, я никогда не позволю, чтобы мой муж ушел от наших детей. У меня будет самый красивый и умный муж на свете, он будет любить меня, и мы доживем до глубокой старости вместе. У меня будет самая крепкая и дружная семья. И мамочка будет жить с нами».