– Одного единственного. И ты единственная, кто не магичка, но сможет меня узнать.

– Почему?

Долго… очень долго смотрели мы друг другу в глаза. Сердце моё не успокаивалось. И я признался глухо:

– Потому что ты единственная, кто меня любит.

Смутившись, взгляд потупила. Но не ушла. Не хотела уходить.

Устало сказал:

– Ты же понимаешь: я уйду через неделю-две, когда окрепну после раны.

– Понимаю, – едва слышно ответила она.

Не ушла. Не сдвинулась. Но не пыталась меня как-то задержать возле себя.

Не удержавшись, растерянно спросил:

– И… ты так просто меня отпустишь?

Светополька робко посмотрела на меня, но сказала твёрдо:

– Ты свободен и я свободна. Я не буду ругать ни себя, ни мою любовь. Надеюсь там, куда ты уйдёшь, ты будешь счастлив.

– Вряд ли. У меня есть дело, о котором мечтаю с детства. Больше у меня ничего нет. И, пожалуйста, не называй меня моим прежним именем.

– Тебе ненавистно собственное имя?

– Мне не хочется, чтобы оно напоминало мне о прошлом.

– Тогда почему ты не взял совсем другое, а лишь добавил несколько букв к прежнему? Получается, о чём-то из своего прошлого ты не хотел забывать?

Сложно внезапно оказаться рядом с тем, кто видит тебя насквозь! Да и ни к чему мне эта вспышка любви.

Глухо произнёс, отвернувшись:

– Обо всём забыть не только не могу, но и не хочу.

Алина поспешно добавила:

– Не желаешь мне ничего рассказывать – не рассказывай.

Проворчал:

– Ну, спасибо за разрешение!

Она какое-то время переминалась с ноги на ногу – я на неё не смотрел – потом осторожно застучала горшками, готовясь к приготовлению завтрака.

Надо было уйти. Ещё тогда уйти и не называть себя. Уйти сейчас. Но сердце билось как-то устало. И она постаралась принять мой выбор, даже если эти недели после первой встречи всё ещё ждала новой встречи со мной.

– Я могу только рассказать тебе несколько историй, – внезапно вырвалось у меня.

В прошлый раз мы же обсуждали с нею песню. И я могу подарить ей немного моего искусства.

Робко посмотрел на неё.

Алина смущённо улыбнулась:

– Я люблю послушать разные байки и легенды.

Я стал мальчишкой семи лет, Алине было примерно столько же. Мне всё равно, что она родилась намного позже меня, и мы не могли одновременно быть детьми.

Взявшись за руки, мы бежали по большому лугу. Бежали в рассветных лучах. Нас окружал медовый запах трав: сладкий, чуть терпкий запах цветущей пижмы и немного горький запах тысячелистника. Вокруг на стеблях и листьях искрились и переливались капельки росы. Луг раскинулся широко. Казалось, он никогда не закончится…

Мы бежали, не останавливаясь. Порой переглядывались и весело смеялись. Наш смех летел над лугом. Летел далеко-далеко…

На следующий день опять рассказывал им легенды. Какие-то вспоминал, какие-то придумывал. Эндарс с раннего утра сидел на кухне со мной и Алиной. Вроде бы он ещё недавно бросал на меня задумчивые взгляды, а теперь отчего-то заинтересовался легендами. Да даже если его и не злила моя драка с приятелем, я и иначе мог его заинтересовать. Похоже, кроме нас в столице Светополья магов не было. А он, кстати, тоже притворялся обычным перед другими.

А Алина, кстати, осмелела, заулыбалась. Уже не отводит и не опускает взгляд, когда я смотрю на неё. Наши взгляды встречаются всё чаще и чаще. Её синие глаза искрятся любопытством. О, какая она красивая! Особенно, когда живо заинтересована в чём-то, когда выглядит счастливой.

Невольно улыбнулся ей – она ответила улыбкой.

– Так всё-таки, откуда появился третий Основной народ? По этой версии? – вклинился в наш немой разговор второй постоялец. – Если та девушка, не найдя взаимности у своего вождя, ушла в лес в когти диким зверям?

Он, кстати, выглядел мрачным. Неужели… ревнует? А, хм, и такое может быть! Алина – красавица.

Улыбнулся и продолжил легенду о Голубой лилии:

– Ушла Лиса в лес. Думала, хоть звери дикие прельстятся. Ей ж жизнь с той поры стала не мила. Да только пела она, губителей лесных поджидая. А они, голос её услыхав, восхитились. Да, такой вот у неё был дар петь: даже зверьё лестное умилилось и полюбило её. Охраняло. Таскало ей что-то покушать: то зайца пожирнее, то орехов, то к малиннику её водило. Время маленько залечило рану. И решила Лиса сотворить что-то необычное. И чтоб мир её услышал, помог в затее, стала только растительной пищей питаться. Девица помнила старые легенды о том, что прежде люди никого не убивали: ни своих, ни зверья какого-либо. Растительным когда-то питались. И было то миру их в радость: он, мир, точнее, она, Мириона родимая, не хотела, чтоб люди себе или зверью вредили. Ну, а что зверьё зверью вредит, так тут уж ничего не поделаешь: так уж зверьё Творцом устроено…

– Постой, Кан! – Алина вмешалась – она упорно сокращала Канрэла до Кана. – Ты ж вчера легенду рассказал, что когда-то давным-давно, ещё во времена Первого народа, и звери других зверей не ели? Что они тоже питались только плодами да травой?

Задумчиво отхлебнул из кружки, потом серьёзно изрёк:

– На сей вопрос менестрели и древние летописи расходятся во мнении. Кто-то говорит, что для порядка и круговорота жизни кто-то должен падаль поедать, кто-то – что клыки волкам и тиграм даны неспроста, и они изначально охотились за другими. Но кто-то говорит, что это из-за нарушения страшного в природе случилось. Возможно, когда наступила первая зима.

– Ну, вот эти вот остроухие бредни я слушать не хочу, – проворчал Эндарс. – Давай, дальше про Лису рассказывай.

Усмехнувшись, продолжил:

– Пару лет жила она в лесу, ведая только одно горе: неразделённую свою любовь. Думаете, зимой мёрзла, без шубы-то? Ан нет, зверьё преданное её отогревало. Да и сама она поздоровела, окрепла. Похорошела. Здоровье-то… оно украшает. Поскольку травой не мазалась, то окрепла. И зверьё как-то по-особому понимать стала. Да и тайны трав, прежде неизвестные, ей приоткрылись более чем другим людям. Вообще, в ту пору уже и драконы появились. Но им тайны трав так же не открывались, как и людям…

– Но ты же говорил, что драконы эльфов и людей намного в науках превосходят! – возмутилась Алина.

– По части траволечения – нет, – ответил парень вместо меня. – Кстати, если ты так будешь с вопросами его перебивать, то мы до возвращения Романа легенду о Голубой лилии не дослушаем. А он придёт и попросит ему с самого начала всё рассказать.

– А я ещё послушаю, – Алина улыбнулась. – Кан так рассказывает, что его приятно переслушивать.

– А у меня ещё дела в городе есть, – вздохнул Эндарс.

– Если сегодня не успею, то в другой раз тебе лично расскажу, – подмигиваю ему.

– Ну, тогда ладно.

Отпил ещё немного мятного отвара и продолжил:

– Пожила Лиса ещё с год в лесу – и иных растений ей тайны открываться стали. Да по родным девица так соскучилась! И вернулась в родные места. Там её уж и не ждали. А вдруг она пришла. Ещё красивее. И в рукоделии она ещё лучше стала. И лечить травами могла. И в прочих-то своих умениях превзошла былую себя – не просто так в лесу сидела, а тренировалась. В общем, зауважали её, что свои, что чужие. И женихов с сотню понаехало. Да только такую уважаемую особу уже родителям замуж против её воли не спихнуть. Решили: пусть сама дочка выбирает. А ей только один Сокол и люб. А что Сокол? А ему она что рыжая, что намазанная в светловолосую и белокожую – всё одно не мила. Из-за не любимого цвета глаз. Вот ведь дурень, а! Всем завидно, что Лиса только на него и смотрит, а он и не рад её вниманью. Ему всё б с голубоглазыми, светловолосыми, белокожими и стройными развлекаться! Не, признаюсь, фигурка у Лисы нашей округлилась где надо – уж и без валиков очень хороша. Ан не мила ему.

Алина вдруг вздохнула, подпёрла голову рукой, унылый взгляд в окно устремила. А Эндарс как-то уж очень внимательно на неё посмотрел. Я ухмыльнулся: точно ревнует. Впрочем, они ждут историю.

Я продолжил:

– А девица наша, невеста без жениха, всё продолжала растительным питаться да к миру взывать. Года два взывала. Сокол всё ещё не женился: воевал, торговал, спал, ел да с красотками водился. И прониклась наконец Мириона. Спросила у влюблённой девушки, что за помощь ей надобна. А она к тому времени так умна стала или сердцем чутка, что услышала голос своего мира…

Вечером, лёжа в темноте, долго представлял себе лицо Алины. Вспоминал, как она просила сказать моё имя в первую нашу встречу. Я не жалею о том, что его сказал. Вспоминал бледное лицо и радость в синих глазах, когда отдал ей свою сумку с едой. Вспоминал благодарность, зажёгшуюся в синих глазах, когда Алина поняла, что я и в правду хочу ей помочь. Видеть чьи-то счастливые глаза… это душу согревает.

В тот вечер не хотел думать о чём-то грустном, не хотел мстить. Было непривычно спокойно на душе. Засыпая, пытался представить себе Алину, представить разные мелочи, с нею связанные, её заботливые руки, накрывающие меня одеялом. Ночью, она опять появилась в моём сне…

Вначале я искал Алину среди высокой и душистой шуршащей травы на лугу. Снова мальчишка. Она опять девчонка. Кажется, мне было восемь. Уже прошёл тот страшный день. Странно, память о нём сохранялась, но боль как будто пропала. Бескрайнее море надежды на что-то светлое плескалось в душе.

Найдя девочку, я протянул ей руку:

– Побежим опять, а?

Она кивнула, улыбаясь. Я помог ей подняться, и мы опять побежали. Казалось, мы не бежим, а летим над землёй, над неожиданно уменьшившимися травинками.

Мы смеялись. И вдруг и вправду полетели. Высоко-высоко. В голубое, покрытое пухлыми облачками небо.

Мы бежали в небе. А под нами тянулась такая красота!.. Вдогонку за нами бежал наш счастливый смех. Свобода… от бед… от грусти… от прошлого… только небо. И её синие-синие глаза…

Когда я в то утро вошёл на кухню, Алина уже была там, в дневном платье, косу доплетала, сидя напротив окна, в которое заходило солнце. И я вдруг запнулся о порог. И устоял едва.

Солнце всходило над городом, проникая сквозь низкие дома, да в щели между них, видные с этого окна. И лучи света обнимали Алину сияющим ослепительным ореолом. Даже её русые волосы, казалось, блестели. Словно золото, чуть загрязнённое от времени, но всё ещё способное быть ярким, завораживать своими бликами.

И её руки тонкие, их плавные движения… но, впрочем, молодость и здоровье сами по себе красивы, а Алина уже оправилась.

Она вдруг подняла синие глаза на меня. Взгляды наши соприкоснулись. У меня отчего-то перехватило дыхание. Мне невольно вспомнился день, когда расстался с Зарёной. Точнее, ночь. И маленький круг света вокруг пламени догорающей свечи. Отблески на её волосах. Но сегодня я видел Алину, охваченную светом. Яркую, словно само солнце. Солнце, которое вставало над столицей Светополья, наполняя светом улицы, да ещё ярче грязь на мостовых и стенах подчёркивая. В солнечных лучах всё становилось ярче.

– Хорошо спалось? – робко спросила она, нарушив хрупкий миг очарования.

– Благодарю, хорошо, – ответил, торопливо пройдя к вёдрам с водой.

Радуясь, что она сама же и отвлекла меня от этого глупого волнения и любованья ею. А то бы глупость выкинул какую-то.

За завтраком мне всё они мерещились. Эти двое. Ночь, рыжеволосая Зарёна, да тусклое пламя свечи. Рассвет, раннее утро, русоволосая Алина, охваченная солнечными лучами. А, впрочем, нет, всё кровь то эльфийская. Потому что сами мгновения были красивыми. Если бы я больше любил рисовать, ещё с детства, я бы их обеих стал рисовать. Хотя бы попытался. Потому что женщины красивы какой-то иной красотой, более нежной и мягкой, чем мужская. Или, просто… просто надо краски и всё остальное купить и попробовать?.. Тьфу, что за бредовые мысли ходят в моей голове?! Я воин, я выжил ради мести! Я только ради мести живу!

Незаметно для меня жизнь заискрилась новыми цветами. Казалось, годы прошли зря, но за пару дней я стал по-настоящему счастлив. Я рассказывал любимые легенды, вдохновлено сочинял новые. Не помню, чтоб их столько сыпалось из меня в один день! И я радовался, наблюдая за её реакцией на то или иное событие в моём рассказе.

Эндарс реагировал намного спокойнее, хотя постоянно сидел рядом, когда я рассказывал и увлечённо слушал.

Во мне проснулся сказитель и менестрель. Я открывал дверь в прошлое и будущее, ходил по разным странам, видел много разных судеб и увлекал моих слушателей за собой…

***

– Завтра вы уходите, да? – когда начало темнеть, спросил брат Алины.

Тон его менял смысл слов: «да» превращалось в нечто вроде «завтра вы обязаны уйти».

– Уйдём, потому что мы обещали пробыть в вашем доме неделю, – невозмутимо отозвался Эндарс.

Итак, предстояло решить как вести себя дальше. Завтра я покину этот дом, но, может, мне задержаться в Дубовом городе ненадолго? А ведь собирался осуществлять месть. Но, пока я не уверен, достаточно ли у меня сил, чтобы отомстить, чтобы столкнуться с теми, кто научился использовать эльфийскую магию. Она человеческой сильней. Тем более, напасть на эльфийского мага в лесу – это почти что самоубийство. Просто самоубийство. Да и… я захотел напасть на остроухого прямо в родном Лесу?! В родном Лесу эльфийского народа! Бред! Но я хотел на него напасть.

Эндарс не мог уснуть, поэтому через некоторое время отправился на кухню при свете звёзд и полной луны готовить какой-то отвар. От моей помощи отказался, хотя мои отвары, лечащие кашель, пил. Там возился подозрительно долго.

– Он, похоже, на полу в коридоре заснул! – сонно проворчал Роман, который, как оказалось, сражался с бессонницей молча.

Спустя пять ударов сердца на кухне глухо стукнула об пол какая-то деревянная вещь, затем упало что-то большое и тяжёлое. Пока я вслушивался, ожидая каких-либо иных звуков, почувствовал, как нагрелся мой Определитель магии: на кухне или на улице за стеной кухни появилось заклинание.

– Или он отравился? – предположил брат Алины и, выбравшись из кровати, пошёл проверять.

Я отправился следом. Заклинание, которое зависло недалеко от меня, напрягало.

Увиденное несколько меня потрясло: свечка, явно принесённая Эндарсом, догорала на столе в металлическом подсвечнике, а сам маг без чувств лежал на полу. Чуть поодаль валялась его деревянная дорожная кружка. На полу и на животе Эндарса поблёскивали пролитые капельки отвара. Большую часть отвара он выпил.

– И это «замечательный рецепт»? – съязвил Роман.

– Видимо, он чего-то перепутал.

Заклинание находилось совсем близко от меня. Или… смесь заклинаний? Она была так ловко составлена, что их можно было принять за одно единственное заклинание. Хм… как будто магией веет от свечи?.. Но свечку-то заколдовывать зачем? Так, а Эндарс?..

Присел, поднёс руку к его лицу. Потом опустил ладонь ему на грудь.

– Он дышит. Не слишком часто и не очень глубоко.

– Может, уснул, выпив свой отвар?

Да, светловолосый мужчина уснул. Так крепко, что не проснулся, когда его начали тормошить.

– Кан, принеси воды.

– Он же так хотел заснуть!

Хозяин возмутился:

– Почему мы обязаны его до кровати тащить?

– Может, оставим на полу?

– Не годится: сестра его увидит утром, неподвижного, со страху вообразит немыслимого, потом придётся долго её успокаивать. Давай мне воды, мы его разбудим.

– Но он так мечтал заснуть!

– Нет, мы его разбудим. Из-за него мне пришлось вылезать из-под тёплого одеяла, хотя я там так дивно устроился, – мстительно заявил Роман.

Мы потянулись к вёдрам. Почему-то во всех вёдрах осталось столько же воды, сколько и вечером, как будто никто больше её не зачерпывал. И заклинание продолжало меня напрягать. Кстати, им веяло и от мага. Чья-то месть?..

Ни обливание из кружки, ни обливание из ведра не смогли разбудить мужчину. Он даже не шевельнулся, лёжа в луже холодной воды.

– Он чего-то переложил в свой отвар, – озадаченно взъерошил свои волосы.

Заметив его внимательный взгляд на меня, как бы в раздумье пригладил пряди по бокам. Надеюсь, тут достаточно темно – и брат Алины ничего не заметил.

– Возможно, – Роман нахмурился. – Только бы он не отравился!

– Да, жалко парня.

Хозяин дома шумно выдохнул и объяснил:

– Мне просто лень ему яму с утра копать.

– Прямо во дворе? – вскидываю брови.

– Вообще засада! – тяжёлый вздох. – Если рано с утра, то можно и во дворе. А ежели в лес – так это его ещё надо тащить. Ещё надо найти повозку. И стражникам у ворот объяснить, откуда тело.

– А что его знакомые заинтересуются его исчезновением, тебя не волнует? – ухмыляюсь.

– Да он вроде бродяга? Хотя… – Роман пошёл налить себе воды попить. – Вот засада! Столько возни из-за этого придурка! У-у, травник недоделанный!

Зевнув, предложил:

– Давай всё-таки его в комнату занесём? Алину жалко: увидит поутру – и расстроится.

– Тогда, если что, я вас пошлю с утреца за провизией «посвежее», а сам эту падаль из дома вытащу – и спрячу.

– Да может он ещё отойдёт?

– За Грань или к нам? – ухмылка.

Вздохнув, пожимаю плечами.

Мы перетащили неподвижного мага в комнату. Роман кусал губы, видимо, чтобы не матюгнуться. Впрочем, как выяснилось, передвигаться бесшумно и таскать при этом тяжести местных стражников учили. Ночью, пока парень дрых, уже я сдерживался, чтобы не ввернуть словцо посмачнее. Не то, чтоб я любил портить свою речь какой-нибудь пакостью, но что же этот горе-травник в свой отвар намешал?! Что?! Я никак не мог вычислить состав его отвара и, соответственно, не мог найти нейтрализующие его травы.

К утру маг так и не проснулся. Хотя он по-прежнему был живой. Признаков серьёзного отравления не было, хотя и дыхание было медленнее. Лицо – слегка бледнее. Тело нормально тёплое. Как и ночью, мы не могли его разбудить. Ни словами, ни ором в уши – Роман не сдержался – ни обливанием ледяной водой из колодца. На наши вопли вскоре в дверь поскреблась Алина, спросить, что у нас там, помощь ли не нужна?

Брат что-то рявкнул, грубое, мол, отстань, не до тебя мне – и она сразу ушла.

Тихо сказал ему:

– Обидится на тебя.

– Да не, она поймёт. Хотя эта сопля явно расстроится, если он подохнет: она добрая, – мужчина вздохнул. – Ох, и что мне с ним делать?!

– Оставить, пока не проснётся.

– Он заплатил только за неделю! Ещё и напился того отвара, чтоб мы с ним возились!

Тут я сообразил, что здесь возможна выгода и для меня. И предложил, притворяясь спокойным, чтобы он не разглядел танцующую в моём сердце радость: