Цитаты из книги «Один талант»

Лёвка уже работал разведчиком. Геологом-разведчиком.

Другие женщины тоже брали-прятали еврейских детей. Но их выдали потом: по-родственному или по-соседски. Желая добра и справедливости, многие люди выдавали фашистам на растерзание детей и взрослых – чужие кресты, потому что их нести никто не может и не должен.

Зажмуриться на все это? Не открывать глаз, пока не кончится любопытство? А оно не кончалось, было острым, опасным.

Он жил в больнице. Он жил тогда только потому, что у Яны были теплые руки.

Женская жизнь была ему непонятна, потому что превращала нормальных людей в чокнутых.

Катя и Зина, у них было что-то важное, называвшееся словом «придатки», которые следовало беречь рейтузами, теплыми носками и местами, где не продует.

Во всех фильмах о послевойне есть сцена возвращения. Она всегда или почти всегда женская. Та, к которой вернулись, стягивает с головы платок и бросается… Если коротко и съемки павильонные, то сразу на грудь. Если длинно, на натуре, то в бег по полю. Бросок сбивает дыхание, оправдывает судороги, которыми становятся объятия. Долгие объятия. Крупным планом – слеза.

Кто думает много, тот бегает тихо.

Потому что это могло быть поздно. Ни к чему. Не ко времени. Это могло уже относиться к прошедшему.

«Прости. Прости, если сможешь», – и взгляд его на Маруську был пустым и брезгливым. А вечером прислал еще секретаршу, потому что забыл дома триммер. В новую жизнь с волосами в носу муж Маруськи вступать не хотел.