Глава 2. «Назвал груздем – забирай в короб!»

– Не пойду! – завопила я. – Лучше в шахты меня отдайте, только не это!..

Рванулась из рук Глашки, кинулась к двери. Машка преградила путь, заслонив проем пышным телом. Широко расставила руки и объявила:

– И не мечтай улизнуть! За тебя деньги заплачены, будь добра отработать.

– Не убудет с тебя, – поддакнула подружайке Глашка. – Потерпишь разок, а там, глядишь, и понравится.

Я поднырнула под пышную юбку Машки, толкнула дверь и вывалилась на улицу. Прыжком поднялась на ноги, прикрыла грудь руками. Хорошо, хоть штаны снять не успели, иначе нагой пришлось бы в поле драпать.

– Опомнись! – приказала Глашка. – Куда тебе рыпаться? Или с голоду сгинешь, или шакалы сожрут. Куда тебе, худосочной, против зверя дикого?

– А чем бестер-то лучше?.. – тихо шепнула Машка.

Я услышала. Не оглядываясь, рванула к яблонькам. Там, за ними, дыра в заборе – пролезть, наискось через речку-парашку, да в поля. Права Машка, уж лучше шакал, чем бестер.

Боялась я не близости и даже не боли. Баба Глаша давно рассказала, какова женская доля – терпеть да мужицкие прихоти выполнять. Сказала, что в дар за покорность женщинам детки достаются. Да и мужья ублаженные ласковые да щедрые.

Нет, деток я хотела. Да и от мужа ласкового бы не отказалась. Но стоило представить, что зеленоглазый бестер увидит обнаженной, – хоть вой. Говорят, в больших городах женщины все наповал хорошенькие, чистенькие да холеные. Куда мне против них? Поиздеваться если только, посмеяться над простодырой…

– Петька! Ленька! – Глашка использовала запрещенный прием – кликнула вышибал. – А ну, держите ее, пакостницу мелкую! Ишь, чего учудила! Тут у нас бордель, а не институт благородных девиц. Нечего цацу из себя строить!..

Я старалась ее не слушать и не чувствовать, как по щекам катятся горючие слезы. С Глашкой и Машкой все понятно – для них под любого мужика лечь ― раз плюнуть. А бестер-то каков! Вот что ему от меня надобно? Неужто так решил заставить молчать? Получше-то способа нету?..

– Отстаньте от меня! – выкрикнула я. Утерла кулаком застилающую глаза влагу. – Не хочу быть как вы. Не стану!..

Столько лет меня не трогали, даже мысль никому не приходила предложить лысую да тощую девушку клиенту. Думала, так и проживу всю жизнь пацанкой. Так нет же, надо было этому бестеру явиться!..

Вот и долгожданные яблоньки. Вот и забор. Только дыры-то в нем нет…

– Заделал Федор лазейку твою! – громыхнул сзади Ленька. – Некуда тебе бежать, малявка.

– Смирись уж, – посоветовал Петька.

Я, конечно, ловкая да прыткая. Но куда мне против здоровячков-вышибал?..

Скрутили, аки теленка жертвенного. Поволокли в баню, на лавку бросили.

– Ненавижу! – рыкнула я.

Извернулась и таки тяпнула Леньку за руку. Почувствовала во рту соленый привкус и злорадно улыбнулась. Пусть бугай хоть часть той боли и унижения почувствует, на которые меня обрекает.

– Ах, ты, свинота! – рявкнул Ленька и замахнулся кулаком. – Ща вот зубы повыбиваю, будешь знать!

– Не сметь! – послышался грозный окрик Нюры. – Не то я вам сама зубы повышибаю, нечем будет лыбиться!

Дородная, высокая, чуть полноватая, но все еще интересная, наша хозяйка вплыла в предбанник. Рыжие кудри под чепец спрятаны, как у порядочной горожанки. Морщины белилами засыпаны, в руках чемоданчик докторский. Платье белоснежное, а душа черная, как сажа.

– Что же ты, деточка, разбушевалась? – притворно ласково пропела Нюра над моим ухом. Присела рядом на лавку. – Знала ведь, у кого живешь. Хочешь ― верь, хочешь ― нет, но доля наша не самая печальная. Ты посмотри на жен углекопов – все как наповал больные, дерганные, голодные. И на моих девочек глянь – кровь с молоком!

Я покосилась на Глашку – ну да, хороша, хоть и перестарок. Двадцать три уже, а спросом пользуется. В этом возрасте у женщин поселка уж по десятку деток, лицо, как сапог, да спина знаком вопроса. А эта ничего, бегает.

– Все одно не пойду! – я продолжила сопротивляться. – Лучше с бедным, да по любви.

Тетка Нюра заколыхалась, как сливочный пудинг, который кухарка для особых гостей готовила. Потом вздохнула, зыркнула на меня серыми глазищами и укорила:

– Да если б не моя доброта, померла бы ты в шахте. Кто б тебя, такую ущербную, принял? Шахтерам руки рабочие нужны, помощницы. А я пожалела…

Мне стало стыдно и неловко. А еще жутко обидно за себя и за всех малышей, брошенных родными мамками.

– Тетенька, пожалуйста, не отдавайте… – взмолилась я. – Все-все буду делать, что прикажете. Самую грязную и дрянную работу. Вы же знаете, я не лентяйка. Только не отправляйте к бестеру. Все деньги отработаю, что он вам отдал.

Нюра нетерпеливо всплеснула руками и покраснела с досады. От уговоров перешла к запугиванию:

– Вот дуреха! Разве ты столько заработаешь? Да и не в деньгах дело – бестер этот грамоту предъявил, тремя королями подписанную. Он может получить любого человека в свое полное распоряжение, так-то, деточка… Не пойдешь сама – на веревке отведут. А меня по миру пустят, а то и голову отрубят за непослушание.

После этих слов я обмерла.

– Кто же он такой?.. – прошептала испуганно.

– Джекоб Фокс, – округлила глаза Нюра. Обернулась, точно боялась, что ее подслушают. – Сторожевой лис Их Величеств! Так что хочешь или нет, но идти придется. Не ради своего будущего, так ради нас. О мальчишках подумай – куда они пойдут, если наш игорный дом прикроют? Пашка выживет, а что с Макаркой станет?

Знала хозяйка, на что давить: разве я смогу бросить друзей? И голос у нее тягучий, липкий, точно липовый мед. Никогда Нюра не была со мной так ласкова.

Так прежде от меня и не зависело ничего…

– Давайте ей белладонны дадим, – предложила Машка. – Она ничего и не почувствует. Даже не запомнит.

– Ага, только слюни будет пускать или хохотать, как ведьма лесная, – не согласилась Машка. – Иль еще чего похуже отколет.

– Потерплю! – решила я. – Все же терпели…

– Вот и умница! – обрадовалась Нюра. Достала из чемоданчика флакончик с розовой жидкостью, серебряную ложку. Отмеряла нужную дозу и подала мне: – открывай рот. Сейчас примешь свое лекарство, помоешься… Сделаем из тебя красавицу!

Пришлось покориться. Позволить Машке с Глашкой отскоблить тело мочалкой, облить чуть ли не с ног до головы духами. Затем отвести в комнату, в которой сами девочки готовились принимать клиентов.

Машка и Глашка отыскали и нацепили мне на голову белый парик, похожий на башню из войлока. Поколдовали над лицом, выдали нижнее белье и платье. Подвели к зеркалу – одной из главных ценностей игорного дома: серебряному, в полный рост.

Красавица из меня не получилась.

Накрашенное лицо стало еще более худым и испуганным. Темный загар не смогли скрыть ни белила, ни румяна. Корсет до того стянул талию, что ее можно было обхватить чуть ли не ладонью. Полупустой лиф топорщился.

– Ничего-ничего, – запричитала Машка. – Мы это дело мигом подправим.

Вставила в пустые «чашечки» специальные подушечки, выдала вторые панталоны – чтобы создать эффект пышного зада, как у нее самой.

Поверх всего этого безобразия на меня натянули лиловое платье. Длинное сзади, спереди оно едва прикрывало колени. Широкие полупрозрачные ленты приподнимали грудь и завязывались на спине каким-то немыслимым бантом. Из-под подола торчали рюшечки коротеньких панталон.

– Чулки нужны! – ответственно заявила Глашка. – Плотные, чтоб избитых пяток не было видно. Не снимай их в процессе, слышишь?! А то насмерть перепугаешь бестера. И парик тоже не стягивай!

Я не сразу поняла, к кому обращаются. Поняв, кивнула и покраснела. Конечно, представляла, как и что происходит, но представить себя и бестера – не могла. Одному радовалась: в суматохе никто из обитателей игорного дома не удосужился спросить, откуда пришлым известно мое имя.

Ходили слухи, будто бестеры всесильны, и их сами короли побаиваются. У меня так и вовсе колени тряслись, а язык прилип к небу. Одно дело ― в горах встретиться, когда на тебе мужская одежда. И совсем другое – иди к бестеру в опочивальню.

Тугой корсет не позволял дышать полной грудью. И без того слабая от болезни, я готова была впервые в жизни упасть в обморок. В тонком платье чувствовала себя беззащитной, очень уязвимой.

– Вот и готова, – довольно улыбнулась Машка. – А ты, оказывается, ничего так, если приодеть. Вполне хорошенькая.

– Вышибал звать или сама пойдешь? – уточнила Глашка.

После принятой микстуры я стала гораздо спокойнее. Все происходящее воспринималось как сон – кошмар, который придется пережить, а после постараться забыть.

– Сама, – пробормотала я.

Рядом с хозяйским, вдалеке от хозяйственных построек, располагался дом для постояльцев. Разумеется, он тоже принадлежал Нюре. Тут останавливались большие городские начальники, явившиеся в поселок с инспекцией; перекупщики угля и прочие заезжие гости.

Последние являлись чаще всего: в городе не разрешалось бордели разводить, городовые серчали. Да еще и губернатору полагалось три десятины отдавать. А тут тебе раздолье. Для углекопов «подруги» похуже да постарше. Для ценных гостей – такие, как Машка с Глашкой.

Словом, наша хозяйка никаким заработком не брезговала. И остальных к тому приучала.

Меня привели в самый роскошный номер. С высокими с орнаментом потолками, освещенный лампой на три десятка свечей. Печь в изразцах, шторки тюлевые на окнах. В высоких дубовых шкафах – книги и журналы, привезенные под заказ. На столе – угощения всякие и бутыль дорогого вина.

– Эх, завидую тебе немного… – призналась Глашка. – Я и то в этом номере всего раз бывала…

Я не ответила. Взгляд уперся в массивную кровать под полупрозрачным балдахином. Огромную, наверняка мягкую, застеленную атласным покрывалом. Такую широкую, что подобных мне худышек могло уместиться с десяток – лечь и при этом не мешать друг другу.

– Чего застыла, полезай уже! – Машка подтолкнула к кровати.

– Без вас обойдусь! – фыркнула я. – Убирайтесь, пока бестер не явился. Вдруг меня одной ему мало покажется?..

Машка испуганно вздрогнула. Громилы-вышибалы переглянулись и понимающе хмыкнули. И только Глашка нисколько не испугалась:

– А хоть бы и так! – брякнула и уперла руки в бока. – Да за такие деньги я с лешим улягусь, не то, что с бестером.

– Тебя не приглашали, – одернула ее Машка. – Давай оставим девчонку в покое, пусть посидит, обвыкнется. У нее ж впервые…

Они ушли, и лишь после этого я решилась подойти к кровати. Села, закинув ногу на ногу. Слегка распустила ленты на платье. Попробовала изобразить улыбку. В обители платной любви много чего насмотрелась, только прежде и не думала, что мне эти знания понадобятся.

Сидела долго. Улыбка успела сползти с лица, ноги – затечь. А бестер все не возвращался, словно нарочно испытывая мое терпение.

– Уж лучше бы поскорее покончить с этим! – бросила я, не отрывая взгляда от закрытой двери.

За окном совершенно стемнело. В комнате слало прохладнее – или это меня бил озноб? Как бы то ни было, я откинулась на кровать и накинула на колени край покрывала. Но забыться сном так и не смогла.

Бестер явился ближе к рассвету. Бросил в угол мешок подозрительного вида, снял с плеча стрекозу и осторожно, точно большую драгоценность, пересадил на стол. Плеснул в блюдце воды из графина и пододвинул механическому созданию.

– Отдохни, Лира, – проговорил ласково. – Ты заслужила.

Ого, у этой штуковины и имя есть. Я осторожно перекатилась на бок и наблюдала за бестером. Страх перед грядущим смешался с любопытством.