Цитаты из книг автора «Елена Скворцова»

Понятно, что любой иностранец оказывается здесь инородным элементом. У него нет поведенческого кода, понятного всем японцам с детства, а именно: нет обязательств перед страной, императором, семьёй, рабочим или учебным коллективом либо коллективом компании. Но сегодня очевидно, что именно благодаря наличию такого кода японцы создают коллективы, способные работать гораздо эффективнее западных компаний.

Система социальных отношений, которой японец следует всю свою жизнь, и по сей день выстроена таким образом, что вписанный в неё индивидуум никогда не окажется ни с чем в конце пути. Это самое ценное в японской общественной жизни.

На Востоке человек считался воплощением многоуровневых отношений взаимной ответственности и воспринимался прежде всего как представитель группы. На Западе же возобладала точка зрения Т. Гоббса и Ж.-Ж. Руссо, считавших, что человек на арене истории существует как независимый атом, движимый только собственным эгоистическим интересом, но никак не интересом группы.

Рут Бенедикт заострила внимание на следующем важном факте: «Японцы могут поднимать бунты против эксплуатации и несправедливости, не становясь при этом революционерами, – писала исследовательница. – Они не предлагают порвать ткань своего мира на куски и могут осуществить наиболее кардинальные перемены, как сделали это в эпоху Мэйдзи (1868–1912), не ставя под сомнение систему. Не будучи революционерами, они назвали это реставрацией, "погружением назад", в прошлое».

Избавьтесь от гнева, отбросьте негодование и не сердитесь на других за то, что они не такие, как вы… Я не обязательно мудрец, а он – не обязательно глупец. Оба мы только обыкновенные люди. Кто может точно определить меру правильного и неправильного? Оба мы вместе и умны и глупы, подобно кольцу без конца

Однако, по мысли автора романа, современного японца индивидуализируют, заставляют его почувствовать себя личностью общественные установки, пришедшие с Запада: «В древности лицо не было тем, что выставляют напоказ, и только цивилизация направила на лицо яркий свет, и впервые лицо превратилось в душу человека».[490] Сегодня, констатирует Абэ, очевидно, что «человек, лишённый лица, лишён и души

Западный индивидуум склонен считать свою сущность существующей «сама по себе», считать своё (а не то, которое приписывает ему общество) я центром мироздания. Японец традиционно привык ощущать себя причастным миру и не мыслит себя вне общества. Он веками выступал прежде всего как представитель определённой социальной группы. Отождествляя себя с группой, он видел в ней свою сущность.

Усилия последних разделяет почётный президент популярного общества «Сока гаккай» (Общество по установлению ценностей), доктор Икэда Дайсаку: «Экзистенциализм, – пишет он, – несёт в себе частичное и поверхностное сходство с буддийским понятием тютай… Понятия ман, индивидуум Кьеркегора или сверхчеловек Ницше, экзистенция Ясперса или Хайдеггера обозначают в философских терминах то же, что и тютай в буддизме».[477] Тютай означает истинную реальность и является «неким постоянством, которое проходит через все изменения форм».[478] По мнению Икэды, экзистенциализм вплотную подходит к истинам буддийской психологии.

Закрытие страны явилось уникальным фактором: с одной стороны, оно затормозило экономическое развитие Японии, с другой – благоприятствовало сохранению национальной самобытности. Двухвековая изоляция наложила неизгладимый отпечаток на всю последующую историю японского народа

В эпоху Токугава (1600–1670), т. е. в эпоху централизованного феодального государства, оно являлось средством закрепления в общественном сознании социального неравенства, орудием укоренения в умах и сердцах японцев спокойного отношения к несвободе, к личной зависимости как естественному порядку, результату выполнения «воли неба»