В практическом плане применяющийся подход к соотношению норм национального и международного права получает отражение в применяющихся правилах и механизмах имплементации международно-правовых норм в национальных правовых системах, которые устанавливаются исключительно в рамках самих национальных правовых систем. В этом смысле любые разговоры о «прямом действии» норм международного права, в том числе (и в особенности) если речь идет о нормах европейского права, остаются простой спекуляцией, поскольку никакого формально-юридического механизма такого «прямого действия» норм международного права в национальных правовых системах не существует в природе. На практике эффект «прямого действия» либо обеспечивается за счет обязательств государств, вытекающих из уже ратифицированного международного договора касательно, например, признания и исполнения «внутренних актов» соответствующей международной организации, либо для достижения эффекта «прямого действия» применяются механизмы имплементации, свойственные конкретным правовым системам, но это лишь «квази-» прямое действие – иного не дано и не известно юридической науке^[12].

Таким образом, можно утверждать, что международная (торгово-)экономическая интеграция в юридической области получает свое (организационно-правовое) воплощение в виде международной организации наднационального типа, или конфедерации, в том смысле, что государства – члены такой организации, передавая ряд своих суверенных полномочий наднациональным органам (главным образом в торгово-экономической сфере), одновременно принимают обязательства не предпринимать шагов в развитии своих международно-правовых отношений и/или национальных правовых систем, способных нанести ущерб интересам в поле переданной компетенции другим государствам-членам или собственно самой международной организации.

Вслед за Н. А. Ушаковым, представляется необходимым признать, что «экономическая интеграция на межгосударственном уровне нереальна, не имеет смысла, если она не сопровождается созданием адекватной политической межгосударственной структуры в виде того, что описывается термином «конфедерация государств» или термином «наднациональная международная организация»^[13]. Вместе с тем практика показала ложность подхода к обеспечению развития реальной интеграции лишь путем учреждения соответствующей международной организации государств, выразивших намерение интегрироваться, – а такая позиция получила свое научное обоснование^[14].

Здесь закономерно возникает вопрос: можно ли провести достаточно четкую связь или установить (взаимо)зависимость между существованием определенной международной организации и тем, что в рамках этой организации протекает (или потенциально способна обеспечиваться) международная (торгово-)экономическая интеграция государств-членов.

Думается, что само по себе формирование международной организации конфедеративного (или наднационального) характера нельзя признать тождественным «реальной» (т. е. наблюдаемой на практике) экономической интеграции государств-членов. Не говоря о том, что конфедерация может структурироваться далеко не всегда в области международных экономических отношений, но исторически скорее вокруг вопросов обеспечения совместной обороны и проведения оборонной политики государств-участников, – на наш взгляд, формальное создание международной организации наднационального характера само по себе не гарантирует и того, что на практике пойдут реальные и эффективные процессы международного экономического взаимодействия субъектов правового общения интегрирующихся государств. Таким образом, формальное учреждение конфедерации государствами по сути лишь создает «потенциал» для развития процессов их реальной интеграции^[15].

Собственно развитие процессов интеграционного характера во взаимодействии экономик государств, учреждающих для этих целей наднациональную организацию, обуславливается существованием взаимовыгодного частного экономического интереса в области развиваемых интеграционных процессах – что неоднократно получало подтверждение в социально-экономической практике. Кроме того, государства должны обеспечить в своем национальном законодательстве, правовых системах и национальном правопорядке действенные, максимально эффективные и «прозрачные» механизмы и возможности для правореализации по всем установленным направлениям интеграции для всех субъектов правового общения интегрирующихся государств (т. е., по крайней мере, в пределах переданной конфедерации компетенции).

Поэтому, говоря о необходимости учреждения «адекватной политической межгосударственной структуры» для целей развития интеграции этих государств, следует понимать, что создание такой межгосударственной структуры и наделение ее определенным кругом полномочий (компетенцией) не создает автоматически ожидаемого экономического эффекта. Вместе с тем это не лишает нас необходимости задаться вопросом: содержат ли международные договоры и соглашения, уставы и иные акты, принятые в связи с учреждением и деятельностью международных организаций, «нацеленных» на обеспечение международно-правовых основ развития процессов взаимодействия экономик государств-членов и их интеграции, необходимый правовой «потенциал» или «позитивный компонент» для развития реальной интеграции государств-учредителей.

Мы не будем пока затрагивать акты правового поля ЕЭС/ЕС – здесь скорее приходится доказывать, что интеграция не зашла настолько далеко, чтобы «переродить» комплекс ЕС в (суверенное) государство: очевидно, правовое поле ЕС содержит достаточный формальный потенциал для обеспечения процессов реальной интеграции экономик государств-членов практически в полном объеме существующих потребностей субъектов правового общения государств-членов.

Рассмотрим акты такой организации, как ВТО, с целью установить, можно ли утверждать, что эта организация структурируется по модели конфедерации и содержит позитивный «потенциал», способный обеспечить практическую реализацию и воплощение интеграции экономик государств-членов.

Так, Марракешское соглашение об учреждении ВТО (Устав ВТО) в ст. VIII прямо устанавливает, что ВТО получает статус (международного) юридического лица и должна наделяться своими членами такой правоспособностью, которая может быть необходима для исполнения возложенных на Организацию функций. Функции ВТО установлены ст. III ее Устава, при этом их формулировка может получать весьма широкое толкование. Например, ВТО должна упростить применение норм, осуществлять администрирование и обеспечивать достижение целей, установленных ее Уставом и многосторонними торговыми соглашениями, заключенными в ее формате (ч. 1 ст. III). Кроме того, с целью достижения большей согласованности при проведении глобальной экономической политики ВТО необходимым образом взаимодействует с Международным валютным фондом (МВФ) и Международным банком реконструкции и развития (МБРР) (ч. 5 ст. III), что, по сути, придает ВТО полномочия – выступая и действуя от лица своих членов, развивать сотрудничество с этими международными организациями в вопросах, способных на практике (в ближней или более отдаленной перспективе) определить и сформировать «экономический облик» мира, строго говоря, фактически вне непосредственного участия самих ныне существующих суверенных государств.

Помимо сказанного, для системы ВТО является характерным также и то, что на практике государства-члены, а также государства, выразившие намерение присоединиться к ВТО, должны привести свое национальное законодательство в соответствие с нормами «пакета» соглашений ВТО, с учетом решений и иных «внутренних» актов, принятых в рамках организации. И если прежде в системе Генерального соглашения по тарифам и торговле 1947 г. (ГАТТ-47), правопреемницей которого в 1995 г. стала ВТО, по некоторым позициям допускалось применение его норм в объеме, не противоречащем национальным правовым нормам – т. е. в той мере, в какой применение этих норм было совместимо с национальным законодательством государств-участников, в системе ВТО нормы многосторонних торговых соглашений, заключенных в ее формате, должны применяться безусловно и эффективно всеми государствами-членами – «вариации» допустимы лишь в части сроков введения в действие национальных норм и правил по взятым в системе ВТО обязательствам в национальных правовых системах государств-членов.

Таким образом, по существу представляется допустимым говорить о том, что организационно-правовой комплекс системы ВТО структурируется по модели конфедерации, формальные основы создания которой заложены в Уставе этой организации, а в дополнение – в практическом плане, фактически признается и должен обеспечиваться примат норм и правил ВТО (опосредовано принятыми механизмами) в правовых системах государств-членов.

Возвращаясь к подходам, принятым в оценке феномена интеграции, необходимо остановиться еще на одной классификации, применяющейся в отношении «типизации», а также практического развития интеграционных процессов.

Так, широкое приятие в среде ученых юристов получил подход, вызревший в экономической теории, согласно которому принято выделять следующие этапы или типы развития международной экономической интеграции:

– зона свободной торговли;

– таможенный союз;

– единый или общий рынок;

– экономический союз;

– экономический и валютный союз^[16].

Причем эта «градация» интеграционных объединений сформировалась на основании анализа опыта в первую очередь ЕС, так как в существующей практике остальные интеграционные объединения не продвинулись в своем развитии далее третьей стадии указанной классификации.

Такой подход, несмотря на свое широкое применение как теоретиками, так и в практике развития правового регулирования интеграции и права интеграционных объединений, в теоретическом ключе представляется в целом неудовлетворительным, поскольку совершенно не дает возможности выявить и установить сколь-нибудь значимые критерии, которые определили бы возникновение и развитие интеграционных процессов, объективные стадии, а тем более – эффективность их правового регулирования. При этом и сам подход как самостоятельная теоретическая конструкция заслуживает критики, во-первых, в силу отсутствия социально-правовой практики, способной продемонстрировать адекватное функционирование и эффективность «чистых форм» в представленной типологии – так, например, зоны свободной торговли зачастую формируются лишь по определенным группам товаров, которые при этом лишь незначительно участвуют в формировании «картины» рынков – на большее государства часто не решаются, хотя и декларируют формирование зон свободной торговли. Во-вторых, на наш взгляд, классификацию в данном случае следовало бы проводить по критерию применения методов тарифного и нетарифного регулирования экономических отношений, а не простым перечислением наиболее очевидных форм объединения экономик. В таком случае в силу того, что большинство современных государств применяют в основном два метода регулирования внешнеторговой деятельности, а именно: метод таможенно-тарифного и нетарифного регулирования^[17], то по критерию применения этих методов в регулировании интеграционных процессов на международно-правовом уровне основные типы интеграционных объединений (трансформируя представленную выше классификацию) будут следующие.

При таможенно-тарифном регулировании:

– зона свободной торговли – характеризуется тем, что в отношениях, связанных с перемещением товаров через границы государств, входящих в зону свободной торговли, таможенные пошлины не взимаются; при этом каждое государство, входящее в зону свободной торговли, сохраняет национальные таможенные тарифы в торговле с третьими странами;

– таможенный союз – характеризуется тем, что в отношениях, связанных с перемещением товаров через границы государств, входящих в таможенный союз, таможенные пошлины не взимаются. При этом устанавливается единый таможенный тариф в торговле с третьими странами.

При нетарифном регулировании – возникновение общего рынка как цели и формы интеграционного объединения. Общий рынок характеризуется тем, что (как правило, в дополнение к отмене взимания таможенных пошлин в отношениях между интегрирующимися государствами) устраняются нетарифные барьеры в торговле в различных секторах и сегментах рынка товаров. В более развитых формах интеграции проявляется тенденция к формированию общего свободного рынка услуг, капиталов, рабочей силы, финансов и т. д.

Естественно, практически в любой теории или концепции интеграции высшей формой интеграции (в нашей терминологии – типом) рассматривается единое экономическое пространство, формирование и обеспечение функционирования которого, однако, традиционно являлось основной экономической функцией и относилось к компетенции суверенного государства^[18]. Таким образом, не говоря уже о том, что даже в масштабах отдельно взятой страны на практике не удается сформировать полностью однородное экономическое пространство – в особенности если речь идет о федеративном государстве, говорить о том что в ходе интеграции возможно обеспечить такое пространство некорректно как формально, так и фактически уже постольку поскольку интеграционное объединение (суть – международная организация) никогда не приобретет суверенитета в принятом смысле, если не преобразуется в государство.

Кроме того, практика показывает, что реализация того или иного типа интеграционного объединения (зоны свободной торговли, таможенного союза, общего рынка и др.) в «чистом» виде не всегда тождественна эффективной интеграции и даже не всегда адекватно характеризует и позволяет оценить эффективность интеграции. Можно утверждать, что постепенное снижение тарифных и нетарифных барьеров в торговле, если его результатом становится рост торгово-экономической активности в интеграционном объединении, в большей степени характеризует развитие интеграционных процессов, в том числе и эффективность их правового регулирования, нежели формальное создание зон свободной торговли, таможенных союзов либо общих рынков и т. п.

В этой связи ни в коем случае не следует абсолютизировать, в том числе делать объектом изучения, формальное существование юридически оформленных интеграционных блоков. Вместе с тем намного более полезно обратиться к формам взаимодействия правовых систем государств в ходе их интеграции, поскольку именно их взаимодействие комплексно и глубинно отражает общую направленность и социально-экономическую эффективность интеграции и ее правового регулирования. При этом традиционный для теории права подход к анализу правовой системы, а именно рассмотрение правовой системы как совокупности компонентов:

– статических: совокупность юридических норм, принципов и институтов (нормативная сторона системы); совокупность правовых учреждений (организационный элемент); совокупность правовых взглядов, идей, представлений, свойственных данному обществу (идеологический элемент);

– динамических: правотворчество; правореализация^[19], – оказывается крайне удобным, адекватным и эффективным, поскольку позволяет комплексно оценить процессы становления правовых систем не только государств, но и (до определенной степени) международных организаций^[20], их системное функционирование, при меняющиеся механизмы правового регулирования и их эффективность.