Читать книгу «Психическое развитие с позиций системно-субъектного подхода» онлайн полностью📖 — Е. А. Сергиенко — MyBook.



Брушлинский писал: «В „культурно-исторической“ теории последовательно проводится трактовка знакомых средств как „производящей причины“ понятий, как демиурга мышления… словесный знак выступает здесь как действующая извне на ребенка могучая „социальная сила“, как всемогущий „общественный орган“, наиболее концентрированно воплотивший в себе все социальное и потому детерминирующий поведение новорожденного (вначале натуральное). Так социальность, которая сводится к внешним знакам, превращена в демиурга психического. В этих условиях никаких специфических „механизмов“ деятельности у ребенка, конечно, не требуется: все делают сами по себе всесильные знаковые средства <…> В результате внешнее интериоризируется, т. е. переходит внутрь, превращаясь в „высшие“ психические функции» (Брушлинский, 2006, c. 109–110).

Следовательно, культурно-историческая теория сводит все развитие к внешним социальным воздействиям. «Во всех случаях изначального исключения и игнорирования внутренних, специфических условий развития (ребенка и т. д.) исчезает всякий объективный критерий психического. Такая концепция толкает на выведение психического исходя только из внешних условий (вначале не взаимодействующих с внутренними), т. е. непосредственно исходя из объекта, из содержания лишь данного предмета и т. д. Тем самым уже в исходном пункте внешние условия оторваны от внутренних, в результате психическое оторвано от человека, от людей» (там же, c. 120).

Понимание социального как внешнего приводит к отказу от психологических механизмов, что влечет за собой, в свою очередь, отождествление общественного и индивидуального сознания. «Индивидуальное сознание представляется тогда попросту проекцией идеального содержания общественного сознания, поскольку последнее оказывает на индивида очень сильное воздействие; в результате он как бы непосредственно и пассивно усваивает якобы все подряд из того, что ему предлагают. При таком подходе исчезают индивидуальное сознание вообще и его психические „механизмы“ в частности. На самом же деле сознание индивида, всегда формируясь под влиянием общественного сознания, отнюдь не является, как известно, его прямой проекцией. Восприимчивость данного человека лишь к строго определенным, а не вообще к любым влияниям обусловлена всей совокупностью обстоятельств его собственного материального бытия, его реального процесса жизни, деятельности и т. д.» (там же, c. 110).

Однако приверженцы культурно-исторической концепции не видят или не хотят видеть этих оставшихся открытыми вопросов, говоря о субъекте образования или становлении индивидуальности. Так же не акцентируются различия между теорией деятельности А. Н. Леонтьева и С. Л. Рубинштейна. Подчеркивая различия в понимании детерминации деятельности этих авторов, А. В. Брушлинский указывает, что «сама деятельность, в свою очередь, не должна, конечно, пониматься как нечто замкнутое в себе, ничем не детерминированное и т. д. <…> Между тем вышеизложенный принцип детерминизма (внешние причины действуют через внутренние условия) приобретает в некоторых исследованиях одностороннюю, неадекватную трактовку: внешние причины преломляются через действия, через деятельность и т. д. Иначе говоря, более широкое понятие таких условий неправомерно подменяется понятием лишь деятельности. В результате сужается в принципе бесконечная область обстоятельств, которые могут включиться в детерминацию деятельности» (там же, с. 121–122). Не деятельность всецело детерминирует внутренний психический мир человека, а человек в реальной деятельности, благодаря внутренним психическим основаниям, определяет и направляет свою деятельность.

Последовательно реализуя представление С. Л. Рубинштейна о детерминации психического развития и деятельности человека как непрерывное взаимодействие внешнего и внутреннего, Брушлинский пишет, что и то и другое составляют единый процесс, в котором внешние воздействия обусловлены внутренними условиями, которые, изменяясь, изменяют и восприимчивость к внешним воздействиям. В таком решении детерминации психического развития реализован континуально-генетический принцип, который проходит красной нитью во всех трудах А. В. Брушлинского. Глубокий анализ континуально-генетического принципа в научном наследии А. В. Брушлинского представлен в ряде работ (Журавлев, Мелешко-Брушлинская, 2016; Мелешко, 2005).

Рассматривая соотношение биологического и социального в культурно-исторической концепции, А. В. Брушлинский проводит детальный анализ решения данной проблемы. Отождествляя внешнее социальное с развитием высших психических функций, а биологическое – с натуральными или низшими (животными), Л. С. Выготский считал, что высшие, «искусственные акты суть те же естественные, они могут быть без остатка, до самого конца разложены и сведены к этим последним… Искусственной является комбинация (конструкция) и направленность, замещение и использование этих естественных процессов» (цит. по: Брушлинский, 2006, с. 37–38), т. е. натуральных функций.

Брушлинский показывает, что «при таком понимании высшие психические функции – это низшие плюс овладение ими через знак (с помощью воли, использующей культурные средства-знаки). Или иначе: „высшие“ функции суть „низшие“ плюс их организация (направленность, структура и т. д.)» (там же, с. 38).

Таким образом, обе силы – биологическое и социальное – сведены в культурно-исторической концепции к социальным корням человеческой психики, противостоящей животной, низшей, что означает отказ от эволюционного принципа, редукцию к общественной чисто внешней детерминации.

Еще один вопрос, оставшийся без ответа, – понимание отношения между субъектом и объектом в концепции культурно-исторического развития.

А. В. Брушлинский приводит следующее понимание этих отношений: «Знак ничего не изменяет в объекте психологической операции», – он не имеет дела непосредственно с объектом, субъект проявляет свою «активность по отношению к себе, а не к объекту» (там же, с. 36).

Человек сам определяет и направляет свое поведение при помощи знаковых средств, в свою очередь, направленных не вовне, а внутрь, на субъекта, на овладение поведением. Брушлинский пишет: «Как совершенно очевидно, детерминация поведения, деятельности выступает здесь только со стороны субъекта, идет только от него. Разрушаются единство и взаимодействие субъекта с объектом: последний либо вообще выпадает, либо в лучшем случае не рассматривается как основа этого единства и взаимодействия. Понимание знака как средства психического развития и, прежде всего, как средства направления психических операций необходимо приводит к отрыву средства от того, средством чего оно является, вообще к полному разрыву между „направляющим“ и „направляемым“ (как бы ни трактовалось то и другое). И это тем очевиднее, чем большая роль приписывается знакам в психическом развитии, например, роль „производящей причины“ высших психических функций» (там же, с. 36).

Подобный разрыв субъекта и объекта ставит не только вопрос об детерминации психического, но и вопрос о возможности целенаправленного поведения при исчезновении объекта деятельности.

Подводя итог рассмотрения некоторых принципиальных неразрешенных вопросов, можно заключить, что психическое развитие с точки зрения культурно-исторической концепции детерминировано лишь социальными, внешними, общественными причинами, передаваемыми отвлеченным представителем общества отвлеченному ребенку, не имеющими, кроме животных, низших психических функций, ничего, да и те не индивидуализированы, специфично не представлены. По мнению А. В. Брушлинского, наблюдается разрыв, дизъюнктивность процесса психического развития, где изучение психических механизмов развития заменяется усвоением внешних средства, а критерии психического исчезают, лишенные анализа соотношения внешнего и внутреннего.

Еще в годы критики концепции Л. С. Выготского (развернутая аргументация представлена в работе «Культурно-историческая теория мышления», 1968) А. В. Брушлинский настаивал на непрерывности психического развития, непрерывности изменений соотношения внешних причин и внутренних условий, неразрывности биологического и социального в природе человека на всех этапах его онтогенетического развития. При этом, говоря о внутренних условиях, он подчеркивал, что и нейро-анатомические, и физиологические особенности, и задатки, и способности человека, которые преломляют внешние условия, изначально делают человека индивидуальным. Кроме того, он настаивал на том, что нет такого периода в развитии ребенка, взрослого человека, который бы не был биологическим и социальным одновременно. Биосоциальная природа человека означала для него, что социальное преобразует биологическое и биологическое преобразует социальное.

На современном этапе развития идеи А. В. Брушлинского, высказанные 50 лет назад получают серьезную аргументацию. Например, Г. Готтлиб обосновывает метамодель развития, названную Вероятностным эпигенезом (ВЭ) (Probabilistic epigenesis), которая формулирует общие принципы процессов онтогенетического и эволюционного развития (Gottlieb, 2007). Эта модель подчеркивает реципрокность внутри и между уровнями развития (генетическую активность, поведение, физические, социальные, культурные влияния внешнего мира) и генетико-средовые взаимодействия в реализации всех фенотипов (см. подробнее ниже).

Данная современная модель верифицирована многочисленными исследованиями и ясно указывает на справедливость формулы «внешнее через внутреннее» при постоянном изменении и того и другого.

Современное развитие культурной психологии дает значительный толчок для понимания механизмов культурной детерминации в развитии как типичного, так и уникального в жизни людей. Культура становится неотъемлемой составляющей внутренних психических особенностей человека. Но данное направление психологии не опирается на культурно-историческую теорию. Как отмечает М. С. Гусельцева, Л. С. Выготский «исключает из понятия личности индивидуальное своеобразие, отличие людей друг от друга. Личность, по Л. С. Выготскому, – характеристика культурного развития ребенка. Следует отметить также, что понятие культуры здесь сужено: „культурный“ в его концепции означает „социальный“. Таким образом, за понятием культурного развития не лежат идеи этнического и национального своеобразия культур» (Гусельцева, Изотова, 2016, с. 48). Как видим, понимание А. В. Брушлинского, высказанное уже в 1968 г., совпадает с современным видением несводимости культурного к социальному.

На современном этапе разработки принципа развития в психологии понятие детерминизма эволюционировало в понятие мультидетерминизма, где центр сместился с универсальных детерминант развития на уникальные индивидуальные траектории, раскрывая конкретные варианты и возможности взаимодействия множества внешних и внутренних сил, порождающих самоорганизацию развивающего субъекта. Предпринимается анализ констелляций различных внешних и внутренних факторов развития той или иной способности, психической организации и реорганизации, приобретая характер многомерных и многофакторных моделей развития (Журавлев, Сергиенко, 2017; Принцип развития…, 2016).

Анализ исторических тенденций изменений соотношения детерминант психического развития в течение XX и начала XXI в. показал, что в континууме «биологическое – социальное» в разные исторические периоды соотношение основных детерминант изменялось. На настоящем этапе развития больший упор делается на внутренние нейрональные механизмы различных психических феноменов (эмпатии, социопатии, модели психического, альтруизма и т. п.). Однако все больше работ в психологии развития направлено на обоснование и переход к универсальным моделям, цель которых состоит в переходе от конкретных категорий и феноменов психического развития к общим моделям, что требует как системно-эволюционного анализа, так и перехода к более интегративным конструктам, полипарадигмальности и межпарадигмальности, в которых заложен принцип полидетерминации психического развития. Он объединяет взаимодействия биологических и социальных детерминант, содержание которых все более дифференцируется и дополняется культурными, экологическими, нейрональными, генетико-молекулярными и другими факторами психического развития, участвующими в становлении психической организации и реорганизации и становящимися реальной действующей силой человека как субъекта развития и саморазвития (там же).

Таким образом, современные решения проблемы детерминации психического развития раскрывают тот потенциал идей, который разрабатывался А. В. Брушлинским. Это и означает научное предвидение, пусть выраженное в самом общем виде, но континуально-генетическая концепция, континуально-генетический принцип находят свое отражение на самом современном научном уровне.

Суммируя достижения психологии субъекта А. В. Брушлинского, необходимо отметить, что, помимо категории субъекта и ее разработки, он перешел к построению психологии субъекта как возможности интегративного изучения человека.

Субъект в концепции Б. Г. Ананьева

Принцип целостного изучения человека в его развитии был основной методологической стратегией Б. Г. Ананьева, ориентированной на многоаспектное, междисциплинарное изучение человека в психологии (Ананьев, 1996). Все многообразие феноменов человека может быть представлено большими объединяющими пластами его организации: индивид – личность – субъект – индивидуальность. Это деление «есть отражение многообразия самих феноменов человека, выступающих как вид Homo sapiens, как человечество в его историческом существовании и личность, как субъект и индивидуальность» (там же, с. 24). Для Ананьева индивидуальность человека выступает интегрирующим началом. «Общим эффектом этого слияния, интеграции всех свойств человека как индивида, личности и субъекта деятельности является индивидуальность с ее целостной организацией этих свойств и их саморегуляцией» (там же, с. 278).

Б. Г. Ананьев, таким образом, решал вопрос о соотношении личности и субъекта: «Разумеется, разделение человеческих свойств на индивидные, личностные и субъектные относительно, так как они суть характеристики человека, как целого, являющегося одновременно природным и общественным существом. Ядро этого целого – структура личности, в которой пересекаются (обобщаются) важнейшие свойства не только личности, но также индивида и субъекта (там же, с. 220). Выделяя в качестве ядра человеческой организации личность, Б. Г. Ананьев указывает, что «структура личности, сложившаяся в процессе индивидуального развития человека, сама детерминирует направление, степень изменения и уровень развития всех феноменов психического развития. С. Л. Рубинштейн именно в этой структуре личности, комплексе личностных свойств, усматривал те внутренние условия, через которые действуют те или иные внешние факторы» (там же, с. 218). Здесь мы видим различия в понимании субъекта Б. Г. Ананьевым и авторами субъектно-деятельностного подхода. Если для Б. Г. Ананьева личность является ядерной структурой организации, то для субъектно-деятельностного подхода – субъект, который всегда является личностью, но не сводим к ней. Для Б. Г. Ананьева субъектом становиться человек в процессе своей профессиональной деятельности и творчества как высшего уровня профессиональной деятельности, тогда как в представлении последователей С. Л. Рубинштейна субъект – качественно определенный способ самоорганизации, саморегуляции личности. «Любая личность может быть объектом подлинного воспитания лишь постольку, поскольку она вместе с тем является субъектом этого воспитания» (Брушлинский, 1999б, с. 345).