11

1129 г. Франция.

Промозглая дождевая сырость проникала повсюду, и Бернар, будучи слабого здоровья, уже четвертый день лежал в постели. Антуан, который старался не нарушать без лишней надобности покой Монсеньора, принял все текущие дела аббатства. Более всего Антуана беспокоило то, что в комнате Бернара не было камина, и, чтобы хоть как-то согреть своего господина, монахи каждые два часа приносили из кухни раскаленные на огне камни и складывали на пол возле кровати. Камни быстро остывали, отдавая тепло холодным плитам пола и сырости монастырского воздуха.

Большую часть времени Бернар проводил в кровати за чтением отчетов и донесений из монастырей. Но больше всего его интересовали отчеты тамплиеров. С самого начала Бернар замышлял двойственную роль этого ордена. Рыцарство и монашество – два несовместимых друг с другом символа – составили в нем единое целое, даже на печати была изображена лошадь с двумя всадниками в седле. Благодаря огромным пожертвованиям тамплиеры становились крупнейшими феодальными владетелями не только в Европе, но и на Ближнем Востоке. Рыцари, привыкшие к схваткам и бесконечным войнам, могли защитить богатства. И, кроме того, какое бы общественное положение ни занимал вступающий в братство, он был обязан дать обет бедности, отречься от своего титула и безвозмездно принести в дар ордену все свое состояние.

Большинство доносов содержало весьма неблагоприятные отзывы о братьях-рыцарях. Даже сюда, в провинцию, доходили пословицы «пьет как тамплиер», «ругается как тамплиер». Бернар вздохнул. Чтобы держать рыцарей в повиновении, требовалось немало сил, но цистерцианцам была необходима поддержка влиятельных семейств. Богатства ордена становились все заметнее, и их лучше было накапливать, рассредоточивая по всей Европе через командорства.

Все чаще Бернару стали поступать прошения со Святой земли от рыцарей, попавших в плен к сарацинам. Они просили братство дать за них выкуп. Аббат отложил бумаги и позвонил в колокольчик. На пороге тотчас возник дежуривший у его двери монах.

– Позови Антуана.

Монах скрылся, и через некоторое время в комнату вошел помощник Бернара. Его одежда слегка промокла, но вид у него был вполне довольный.

– Вы меня звали, Монсеньор?

– Мне не здоровится сегодня. Нужно, чтобы вы составили несколько писем от моего имени.

Антуан сел за стол и приготовил прибор для письма. Бернар с трудом поднялся с кровати и запахнулся в серый шерстяной плащ, служащий ему и одеялом, и одеждой.

– Составьте небольшое, но предельно ясное послание на Святую землю для Магистрата, чтобы впредь они никогда не беспокоили меня, передавая просьбы пленных рыцарей-тамплиеров.

Антуан удивился:

– Но у нас достаточно средств! Если кто-то из братьев попадет в плен, сражаясь за веру…

Бернар не дал ему договорить:

– Выкуп для тамплиеров невозможен!

– Невозможен?!

– Наши доблестные рыцари не понимают, что такое дисциплина. Они попадают в плен или когда напиваются, или когда действуют сами по себе, как им в голову взбредет, не считаясь ни с потерями, ни с Уставом!

Антуан поклонился.

– Хорошо, Монсеньор.

– К тому же, если мы начнем платить за всех взятых в плен, мы возбудим алчность сарацинов и привлечем внимание к богатствам ордена.

Бернар подошел к чуть теплым камням, лежавшим в углу, и продолжил.

– Поступают сведения, что некоторые царственные дома Европы весьма поиздержались.

Антуан подтвердил.

– Из самых надежных источников, Монсеньор, мне известно, что положение дел германского монарха не столь блестящее, как можно предположить.

– Так дайте ему денег. Наши еврейские банки могут кредитовать Конрада.

– Боюсь, Монсеньор, мы получим весьма ненадежного заемщика.

– Конечно. Вряд ли он вернет нам хоть талер. Но взамен он даст нам возможность торговли на самых выгодных для нас условиях.

Бернар подошел к столу, заваленному бумагами, достал из кипы посланий небольшой желтоватый пергамент и протянул Антуану:

– Из Испании пишут, что Альфонс Арагонский передал во владение рыцарям-храмовникам третью часть своего королевства.

Антуан задумчиво покрутил перо.

– Значит, он расплатился с нами землей?

Аббат де Клерво покачал головой.

– Мы должны быть осторожны, диктуя коронам свои условия. Как только наши требования покажутся им тягостными, они ополчатся против нашего чрезмерного влияния. И тогда нас могут спасти только закованные в броню братья-рыцари.

У Антуана перехватило дыхание:

– Вы намеренно ставите их под удар?

Бернар усмехнулся.

– Ни один монарх не потерпит на своей земле силу более влиятельную, чем он сам!

– Но если уничтожат орден Тамплиеров, в котором сосредоточены почти все богатства цистерцианцев, что же останется?

– Серебро. Огромные запасы серебра.

Почувствовав слабость, Бернар вернулся в кровать.

– Тамплиеры – наше орудие. Истинное могущество скрыто от глаз, а потому не вызывает ни зависти, ни страха коронованных особ.

Антуан все еще сидел за столом Бернара в ожидании дальнейших распоряжений. Аббат де Клерво показал на кипу писем.

– Мне недосуг заниматься такими пустяками. Пусть этим займется Великий Магистр.

Антуан старался угадать ход мыслей Бернара.

– Правильно ли я понял, Монсеньор, что мне следует подготовить документ, по которому орден Цистерцианцев отказывается от даров в пользу ордена Рыцарей Храма.

Бернар кивнул.

– Пусть этот груз ляжет на тамплиеров…

Антуан уже складывал письменные принадлежности и собирался уходить, когда аббат задал ему вопрос:

– А что с нашим другом, Гуго Шампанским?

– Сеньор Гуго один из самых видных деятелей Ордена, Монсеньор.

– А как же его семья?

– Говорят, что он отрекся от сына. Мальчик умер в каком-то сиротском приюте.

– А жена?

– В монастыре. Но ей там долго не протянуть.

– Почему?

– Вела она себя не слишком-то праведно. Матушку не слушалась, бранилась почем зря, с сестрами дралась. Вот и пришлось им наказывать ее как бесноватую. Теперь она совсем тихая стала, говорят, что руки на себя наложить пыталась.

Бернар молчал. Красавица Бланка заплатила за боль, которую причинила ему когда-то…

12

16 октября 2008 г. Прага.

Наверное, брат редко бывает в уличных кафе. Окинув строгим взглядом пластиковую мебель неэлитного заведения, он достал из кармана одноразовый платок и протер стул, прежде чем сеть. Потом заказал себе что-то с сыром и принялся ворчать:

– Все выходные к чертям! Теперь придется восстанавливать документы. На носу проверка из швейцарского офиса.

– Как правило, воры больше интересуются офисной техникой, чем документами. Ты же не глава корпорации, твои документы им не пригодятся. Да и по правилам вы должны все дублировать. Так?

– В текучке не все успеваешь. Отчеты по бухгалтерии и юристам на бумажках есть, но придется теперь все искать и заново вносить в компьютер.

– Кстати о бумажках. Я на холодильнике письма нашла.

Пришлось залазить с головой в сумку, чтобы отыскать конверты. Андрей взял одно из писем, лениво повертел в руках и сказал:

– Здесь адрес мой, но письмо не мне.

– Там же написано: Анджей.

– Или Йиндржих. Адрес могли перепутать.

Любопытство мое взыграло.

– Ну давай посмотрим. Если это не тебе, то можно вернуть.

– Куда вернуть? Обратного адреса нет. Почтовый адрес мой, вернее моей фирмы.

– Какой фирмы?

– Я открыл, так, на всякий случай, компанию с очень ограниченной ответственностью. Это мой юридический адрес.

– А фактический?

– Фактический совсем другой. Если ты меняешь местоположение офиса, то имеешь проблемы с переадресацией и изменением устава предприятия. Так что многие пользуются услугами постоянных адресов для корреспонденции.

Я поняла, что Андрей твердо намеревается отдать письма в офис конторы с адресами, и активно сопротивлялась.

– Ты можешь им позвонить и спросить, есть ли у них такой гражданин. Если нет, то письма будут наши.

– На кой черт они тебе сдались?

Я задумалась. И правда, на кой? Но какой-то бес нашептывал на ушко: «открой и посмотри». Я взяла конверт из рук Андрея и быстро распечатала. Брат даже подавиться не успел, как я достала белый лист, на котором было напечатано всего две строчки. Конечно, по-чешски. Я пододвинула листок Андрею.

– Переведи.

– И не подумаю.

– Переведи! – сказала я, как мне показалось, с угрозой.

Ему так не показалось, и он наотрез отказался мне содействовать в этом, на его юридический взгляд, неправомерном деле. Вздохнув, я забрала у него листок и попыталась самостоятельно разобрать написанное. Меня грела надежда, что язык славянский, может, что и пойму.

Сначала Андрей всем своим видом меня игнорировал, но потом мои невразумительные звуки его заинтересовали, и он втянулся. Я медленно читала:

– Вышеград. Это я знаю. А вот здесь, смотри, это что?

– Кладбище.

– И номера. И дата.

Андрей мрачно пошутил:

– Ряд и номер могилы. Дата сегодняшняя. Это приглашение.

Мне стало жутковато от его шуточек. Где-то в моем воображении замаячил болотный огонек приключения. Я посмотрела на дату. И правда, сегодняшняя.

– Слушай, а может, нам туда сейчас съездить? Все равно у нас по плану достопримечательности.

– Ты же была на Вышеграде. С Данилом в прошлом году.

– Я и кладбище это помню. Там возле входа неплохой ресторан. Там боровичка отменная. И карпы чешские.

Андрей поморщился.

– Какая гадость – рыба, да еще на кладбище.

– Попал бы под дождь, как мы тогда, не воротил бы нос ни от горячего, ни от горячительного.

– А что вы там делали под дождем?

– Данил искал, откуда начиналось королевство чешское. Это же первый королевский замок в Праге.

– Нашел?

– Не знаю. Я тогда под деревом от дождя пряталась.

– Учти, я с тобой на кладбище не пойду.

– Умница, так ты согласен?

– А что, у меня есть выбор? Ты все равно туда попрешься. Не могу же я бросить тебя на произвол чешского метро.

– Вот и славно, тогда ешь быстрее.

Андрей еще какое-то время перемежал еду с ворчанием, потом закурил и притих.

13

16 октября 2008 г. Прага.

День был рабочий, и места на стоянке перед парковым комплексом Вышеграда было предостаточно. Мы припарковались как можно ближе ко входу, но все равно пришлось почти с километр идти пешком. Когда мы наконец добрели до собора, Андрей, как и обещал, внутрь идти отказался, и мне пришлось двинуться на поиски приключения в полном одиночестве. Солнце было в зените и пригревало почти по-летнему. Я сняла куртку и повесила ее поверх сумки. И почему я утром решила, что будет прохладно?

На кладбище в это время дня было пусто, навстречу мне попалась только пара дам без возраста, прогуливающихся под руку. Они сами являлись живым воплощением памятников и, как статуи на могилах, символизировали образец вечной жизни. Заглядевшись на женщин, я никак не могла решить – с какой стороны мне считать ряды. С номерами могил было проще, на многих они были проставлены. Мое беспорядочное брожение вызвало интерес у одной из дам. Они благожелательно подошли ко мне и спросили:

– Вы что-нибудь ищете?

Я с трудом, но все же поняла, что они намерены мне помочь. Привычка автоматически переходить на английский, как только я пересекала границу, сработала и сейчас. Я не задумываясь спросила:

– Бабушка моей подруги попросила меня положить цветы на могилу человека, который ей был дорог. Она написала какой-то номер, но я ничего не могу понять.

Упоминание о дорогом человеке сработало, и дамы активировались. Та, что была повыше ростом, сказала на безупречном английском:

– Вот, посмотрите, эти цифры могут означать дату смерти. Вам придется ей перезвонить, ведь здесь возможны совпадения. Порой на кладбище хоронят по нескольку человек в один день.

Вторая дама пылко воспротивилась:

– Ну что ты такое говоришь, Бланка. На этом кладбище уже давно никого не хоронят. Здесь только богатые семьи и знаменитые личности.

Потом она обратилась ко мне:

– А вы не спросили имя того человека?

Я не растерялась.

– Спросила, но не записала. А сейчас забыла, и мне как-то неудобно ее переспрашивать. Поищу сама. Кладбище не такое уж большое.

Дама повыше с одобрением кивнула.

– Это правильно. Если мы с подругой найдем что-нибудь подходящее, мы вам помашем.

Я поблагодарила и пошла на четвертый круг. Дорожки были вымощены тесаным камнем, чтобы и в дождь было удобно ходить. Пройдя мимо могилы Дворжака, я заприметила скамейку. Эту скамейку, выкрашенную в красный цвет, с белыми резными ножками, трудно было не заметить. Мне необходимо было где-то присесть и поразмыслить, и я механически пошла к ней. По пути, на чьей-то угловой могиле, мое внимание привлекли керамзитовые камешки, которыми прямо на плите были выложены католические кресты. Один большой и шесть маленьких. Один из крестиков был больше похож на указательную стрелку, чем на крест, и слегка повернут в сторону от остальных. Я посмотрела в направлении, куда он показывал, и увидела надгробие в виде арки.