Ровно в полдень к калитке нашего временного пристанища подошел молодой монах с умными живыми глазами. Мы уже чувствовали себя как дома, не обращая никакого внимания на толпы туристов и паломников, которые стаями кружили возле странного места и фотографировали двух белых дамочек, ведущих нехитрое хозяйство в тибетской хижине, и молодого светловолосого европеоида, который старательно доил корову и время от времени таскал ей траву и свежие ветки. Монах окинул взглядом все это безобразие и что-то крикнул мальчику в одежде послушника. Тот метнулся обратно к монастырю и вскоре привел другого монаха, постарше. Между этими двумя завязалась громкая перепалка. Я попробовала оторвать Алексия от коровы:
– Чего это они так возбудились?
– Боятся, что вы тут зарабатывать начнете.
– А что, это возможно?
– Говорят, что место бойкое. Старухе его выделили за особые заслуги, а у вас никаких таких заслуг нет, вот и хотят вас отсюда выгнать.
– Скажи, пусть поставят дежурного, который проследит, что у нас тут одни расходы, никаких доходов,
– Это не поможет.
– Почему?
– Знаю я этих монахов! Скажет, что доходы есть, если только мы не дадим ему хороших отступных.
– Насколько хороших?
– Думаю, долларов пятьсот, не меньше.
– Договоримся,
Алка, молчаливо наблюдавшая за нами, решила вмешаться:
– Вложения обязательны?
Я пожала плечами, но ничего объяснять не стала.
– Думаю, что к вечеру старуха совсем оправится, она уже встает. Мальчик еще слаб, но тоже идет на поправку. Так что скоро твои мучения кончатся, и мы сможем наконец поехать в отель.
Монахи спорили, не обращая на нас никакого внимания, как вдруг раздался резкий крик на непонятном мне языке.
Наша старуха стояла в дверях, едва держась на ногах и что-то кричала, показывая пальцем на монаха, которого Алка ангажировала доить корову. Монах побледнел и бросился вон из нашей хижины к монастырю.
Мы обе вцепились в Алексия:
– Что ото было? Почему он сбежал?
– Наша старуха кричала, что это он отравил ее и мальчишку Вот он и поспешил уйти.
Я многозначительно посмотрела на подругу:
– Я же тебе говорила, что нельзя их оставлять с кем попало! Может, он и доить-то не умеет. Пришел посмотреть, что тут происходит.
Алка больше не сопротивлялась, решив, что моя болезнь уже не лечится.
– Хорошо, будем сами доить эту страшилу и выносить нечистоты за больными.
Старуха, словно услышав наш разговор, подошла к нам ближе и что-то тихо сказала. Алексий не стал ждать наших вопросов и сам перевел:
– Говорит что-то про молодого мужчину, которого похоронили вчера ночью.
Мы с Алкой переглянулись. Подруга тихо прошептала:
– Так она же в отключке была. Откуда она знает про мужчину и про то, что его похоронили?
– Меня не спрашивай. Ее тоже. Просто слушай, что она будет говорить.
Старуха жмурилась на солнышко, как облезлая старая кошка, и присела на ту самую лавочку, с которой нас утром прогнала Алка. Видно, ультрафиолет на нее не действовал. Она подставила свое сморщенное лицо солнцу и что-то тихо мурлыкала себе под нос.
Алексий кивнул и жестом показал, чтобы мы подошли ближе. Женщина окинула нас оценивающим взглядом и долго что-то говорила. Алексий от изумления даже присел. Он старался не пропустить ни слова, время от времени что-то переспрашивая. Старуха была с ним терпелива, старательно объясняла ему и что-то показывала на пальцах. Когда она закончила, Алексий поднялся и потащил нас к выходу:
– Пошли отсюда скорее!
– Это еще почему?
– Нордан так сказала. Это ее имя. Нам надо немедленно уходить.
– А как же она сама?
– Она справится. И мальчик уже идет на поправку, так что у нее скоро будет помощник.
Закрывая маленькую дощатую дверь, я встретилась глазами с Нордан. Она засмеялась, показывая пальцем на корову, покачала головой и приложила руку к сердцу.
Алексий начал было переводить, но я остановила его,
– Не надо. Я поняла. Расскажи лучше, что она тебе говорила.
– Говорила, что заберет душу, которая гостит в тебе. Что она ее хорошо знает, и еще, что теперь тебя никто не тронет…
Его прервал резкий Алкин вопль.
– Хватит с меня Тибета! Я хочу в отель!
Договориться с машиной было непросто. Все водители кого-то ждали и боялись упустить своих пассажиров. Наша троица не представляла для них никакого коммерческого интереса, пока Алексий не показал заветную хрустящую бумажку. Магическое преображение унылых лиц произошло в одно мгновение, и мы спустя пару минут уже сидели в довольно чистом автомобиле. Водитель улыбался Алексию, старательно отрабатывая деньги, даже сделал пару лишних кругов по центральным улицам, рассказывая что-то на своем языке. Мы с Алкой дремали на заднем сиденье, оставив Алексия общаться с водителем.
Вход в гостиницу перегораживал старый, побитый горными дорогами джип, пришлось едва ли не протискиваться. Алка с Алексием ушли в номер, а я задержалась, чтобы купить немного кислорода. Я не могла просто зайти в лавку, сначала я разглядывала побрякушки из кости яка, потом примеряла халаты и шарфики. Увлекшись простыми женскими процедурами, я не заметила, как ко мне подошел невысокий господин в бордовом монашеском одеянии. На странной форме английского он вежливо проговорил:
– Надеюсь, что вы в добром здравии.
Я удивилась:
– Спасибо, что вас интересует мое здоровье.
Монах не обратил внимания на мои слова и протянул мне визитку. Я на автопилоте засунула ее в сумочку и собиралась уйти, но он взял меня за локоть и отвел чуть в сторону:
– Вам лучше уехать как можно быстрее. Иначе вам придется задержаться здесь дольше, чем вы планируете…
Он не успел договорить, как его окликнули. Монах побледнел и поспешил к выходу, а я побрела в номер, забыв про кислород.
Шторы были задвинуты, и в номере царил полумрак. Две усталые печальные фигуры сидели в резных китайских креслах с кружками горячего чая. Алка первая заметила меня:
– Почему задержалась?
Я вытащила визитку и протянула подруге.
– Личный доктор Далай-Ламы?!
У меня уже не было сил ни сердиться, ни удивляться.
– Он сказал, что надо уезжать.
Алка пожала плечами и равнодушно вытянулась в кресле.
– Пока тебя не было, я позвонила тебе домой, надо было проверить, справляется ли Маргарита с твоими мужчинами.
– Маргарита? С мужчинами? У меня только один дома, потому что сын уехал куда-то с классом путешествовать. Остался муж.
– Ошибаешься. У тебя дома теперь два мужа. Господин Федоров пожаловал. Твой собственный муж не справился с управлением и попросил у меня Маргариту.
– Федоров – это медицинский магнат?
– Он самый. И теперь у вас дома настоящий штаб, по крайней мере, так сказала Маргарита.
– Что еще донесла твоя фрау Маргарита?
– Что незнакомые люди приходят в дом, не считаясь с распорядком дня хозяев, и даже не надевают гостевые тапочки.
– И что?
– Нас там никто не ждет. Так что можно пуститься в путешествие по Тибету.
Алексий уже стал в нашем номере чем-то вроде мебели, которая сама приходит и занимает мое кресло.
– Я за путешествие!
Я опустилась прямо на кровать ввиду отсутствия третьего посадочного места и простонала:
– Можно, я буду путешествовать во сне? Мы двое суток не спали, и я даже думать сейчас не хочу о том, чтобы куда-то ехать.
К моему удивлению, Алка меня поддержала.
– Выезжать из гостиницы мы не будем. Страна маленькая, на Кайлас мы не планируем, так что почти все святые места в пределах досягаемости. Будем утром выезжать, а к ночи возвращаться.
Алексий стал серьезен:
– Может, лучше вернуться домой?
Алка только фыркнула на его слова.
– А зачем? Мы здесь еще не все видели.
Недоброе предчувствие поползло по моему позвоночнику и застряло где-то в области лопаток. Алексий, вторя мне, процедил:
– Не зря меня предупреждал шеф, чтобы мы не совались куда не надо.
Я упрямо покачала головой. Алка напряглась:
– Этот жест мне хорошо знаком. Надо готовиться к худшему?
В огромном пустом зале монастыря было тихо. Солнце давно ушло за горизонт, и темнота быстро запутала все вокруг. Чуть слышно было, как гремели на монастырской кухне последние кастрюли, как вешали молодые монахи, дежурившие на кухне, огромные чайники на крюки и выметали сор из закопченной временем кухни. Постепенно все стихало, все приготовления к праздничной раздаче простых монастырских угощений близились к концу, и монахи, зевая, расходились по своим комнатам.
Невысокий пожилой мужчина, одетый в темно-бордовую монашескую тогу, молча стоял у алтаря, подняв голову вверх и тщетно всматриваясь куда-то. Темные колонны рядами уходили в потолок и терялись в вышине монастырских сводов. Шаги, гулко отзываясь в пустом зале для молитв, прервали его размышления. Темная худая фигура в сером монашеском одеянии медленно приближалась к тусклому светильнику у алтаря.
– Не ожидал увидеть здесь столь важного господина.
– Почему ты не на кухне?
– Я не кухонный раб, могу, как и все, свободно входить в зал для медитаций. А почему ты не в Индии, со всеми крысами, что бросили нас здесь и удрали со всех ног за сытой жизнью?
Невысокий мужчина усмехнулся.
– Что ты знаешь о моей сытой жизни?
– Говорят, ты неплохо устроился, ездишь по всему миру с лекциями, продаешь снадобья. Приносишь хороший доход своим хозяевам, отчего же тебе не быть сытым? Только не пойму я, почему ты здесь.
Мужчина пристально посмотрел на своего ночного собеседника:
– Ты знаешь о пророчестве.
– Не думал я, что ты до сих пор помнишь про него.
Перед глазам обоих встала картина из далекой прошлой жизни, словно ожили расписанные стены и зашумели воды сокрытого озера. Два мальчика из разных деревень, замазывая штукатуркой стены этого самого зала, нашли темный истрепанным свиток, где с трудом можно было разобрать слова, которые показались им тогда странными. Говорилось, что через сорок Лун они придут в этот зал ночью и встретят того, кто знает секреты бессмертия и лекарства от всех болезней. Туманное обещание чуда привело этих двух немолодых людей сегодня в пустой холодный зал, но кроме теней от флагов, покачивающихся на монастырском сквозняке, старых крыс и отблесков тусклых свечей на стенах ничего не было. Пути их давно разошлись. Один уехал с Далай-ламой в Индию, другой остался в монастыре и пережил все тяготы китайского освоения Тибета. Говорить им было не о чем, и они молча сидели на своих прежних скамьях, вглядываясь в черную пустоту зала. Издалека слышалось похрапывание стража ворот, писки летучих мышей под сводами и тяжелое дыхание близкой старости, которая уже цепко обнимала обоих.
Паломники начали стягиваться в холодный монастырский зал, занимая скамьи поближе к двери, чтобы первыми попробовать угощения. Все было как обычно, но взгляд обоих привлекла старуха, которую поддерживал мальчик лет десяти.
– Зачем мы пришли так рано, Нордан?
Старуха погладила маленькую, коротко стриженную головку.
– Потерпи. У меня есть дела.
Она оставила мальчика сидеть, прислонившись к огромной колонне, и подошла к монахам, с ужасом разглядывающим ее. Она подняла грозно свою палку и пошла на них, не обращая внимания на протесты молодых служек, призывающих ее угомониться.
– Хотите бессмертия?! Тухлые люди с тухлой плотью! Убирайтесь вон отсюда! Ничего вам не найти!
Монахи переглянулись.
– Чего это вы так разошлись, уважаемая?
– Ты пришел сюда за бессмертием?
– Я пришел, чтобы помочь людям преодолеть их болезни!
Старуха хрипло засмеялась:
– Ты пришел, чтобы продать его тем, кто сможет себе это позволить! Уходи прочь!
Она повернулась к другому:
– А ты, лама Дорджен, кухонная крыса, подбирающая объедки своих хозяев, ступай к ним и передай, что Хаддар будет еще тысячу лет искать Зеркало, пока не сдохнет, как монастырская крыса, от голода и злости!
Вокруг них уже начала образовываться толпа, но Старуха все не унималась:
– Передай своему хозяину, что завтра я приду к нему!
Пошумев вволю, старуха вернулась обратно к мальчику, который где-то раздобыл и теперь уплетал монастырскую лепешку. Он достал из-за пазухи еще одну и протянул Нордан:
– Возьми. Еще теплая…
Хаддар не виделся с нею уже лет пятьсот, хотя знал, что она прозябает где-то неподалеку от Дрепунга, у подножия священной горы. Он знал, что так же, как и ему, ей отпущено слишком много. Их время перестало существовать, они словно замерзшие в вечной мерзлоте древние животные, отогреть которых могла только свежая живая кровь. Хаддар знал, что старуха брала учеников и держала у себя по нескольку лет – они давали ей ощущение жизни, а она делилась с ними частичкой своего знания. Потому что все, что она знала, не мог бы вместить в себя ни один человек. Нордан была единственной, кого он опасался и с кем приходилось считаться. И вот вчера ему донесли, что она собирается прийти сюда. Хаддар по обыкновению подошел к окну. По крутой деревянной лестнице поднимались старуха с мальчиком и о чем-то мирно разговаривали меж собой. Хаддар стоял, завороженный отой гармонией утекающей и молодой кипучей жизни. Старуха шла легко, почти не отставала от мальчика. Лишь иногда придерживала его и мягко гладила черную стриженую головку.
– Не спеши, сынок. Нас еще не ждут.
Хаддар покачал головой.
– Я всегда жду тебя, Нордан. Только ты никогда не спешишь ко мне.
Дверь приоткрылась, и молодой служитель спросил:
– К вам посетительница. Впустить?
Хаддар молча кивнул. Дверь распахнулась, и в нее вбежал запыхавшийся мальчик. Следом за ним шла Нордан.
– Нет, малыш, ты посиди в приемной. Я сама поговорю с этим важным господином.
Хаддар оставался безучастным. Он пытался понять, что надо госпоже Нордан в его покоях, куда она еще пару сотен лет назад не вошла бы ни за какие сокровища мира.
– Зачем пришла?
О проекте
О подписке