– Я попробую,– твёрдо заявил он и поднялся. – Благодарю за предложенную помощь, Шандивар. Но я знаю, кто мне сможет помочь с этим делом.

Алиса тут же оказалась рядом и ухватилась за его руку с таким испуганным видом, словно без своего любимого боялась заблудиться в этом мире. Антон понимающе улыбнулся и погладил её по щеке, как бы успокаивая и одновременно подбадривая.

– Прошу простить меня, Высшие,– спокойно произнёс он. – Сегодня из меня получится плохой участник общей медитации. Дайте мне пару дней, чтобы со всем разобраться.

Алиса продолжала сжимать его руку, явно намереваясь следовать за своим любимым куда угодно, хоть в пекло. Но Антон взял её за плечи и отодвинул в сторону.

– Пожалуйста, останься,– попросил он. – У меня сейчас не хватит сил, чтобы позаботиться о твоей безопасности,– он окинул взглядом своих собратьев, как бы прося у них помощи.

– Не беспокойся,– вступил Атан-кей,– Алиса пока побудет в моём мире. Там безопасно.

Антон благодарно кивнул своему бывшему наставнику и чмокнул на прощанье Алису в висок. Однако сразу уйти ему не дали.

– А как насчёт твоей собственной безопасности, Аннагорн? – окликнул его Свароин. – Думаю, конечной целью атаки Сабина являешься всё-таки ты.

– Я буду очень осторожен,– фигура Антона подёрнулась рябью и растворилась в воздухе.

Высшие переглянулись. Никто ему не поверил. Они слишком хорошо знали своего собрата, чтобы хоть на минуту усомниться в том, что о собственной безопасности он сейчас будет думать в последнюю очередь.

***

Знакомый топот десятков ног раздался как раз, когда Роб заканчивал десятый круг ко́ры. Монахи, не стесняясь прихожан, ломились в очередь на получение благословения Его Святейшества, как стадо диких слонов. Роб благоразумно прижался к стене, пропуская ретивых служителей культа. А то ведь затопчут и не заметят. Когда поток бордовых ряс почти иссяк, он пристроился в конец очереди, пропустив заодно и тибетцев, пришедших с утра пораньше за благословением. Спешить было некуда. Шафрановой водички хватит на всех, и Его Святейшество не уйдёт до самого последнего человека в очереди.

Слизнув чуть горьковатую воду с ладоней и вылив остатки себе на голову, довольный Роб отправился проверить, не началась ли пуджа в храме защитников. Каждый раз, производя эти нехитрые действия, он удивлялся эффекту от такого простого и ставшего привычным ритуала. В каком бы настроении он ни находился, несколько капель шафрановой воды из рук Его Святейшества смывали любые печали и наполняли сердце безмятежностью и покоем.

Роб по опыту знал, что действие благословения продлится как минимум до середины дня, а если не халтурить и добросовестно контролировать свой эмоциональный настрой, то и до вечера. Кем же должен был быть этот человек, чтобы его благословение так мягко и ненавязчиво полностью меняло состояние психики, да ещё и с пролонгированным эффектом? Робу порой казалось, что этот высокий старик с добрым отрешённым лицом никак не может быть обычным человеком, что его человеческий облик – это не более, чем оболочка, скрывающая его истинную волшебную сущность.

Получив разрешение посещать лекции для монахов, Роб поначалу очень стеснялся, старался затесаться в дальние ряды где-нибудь на проходе, как бы подчёркивая, что недостоин дарованной милости. Сами монахи тоже встретили новичка не слишком приветливо, с изрядной долей скепсиса и подозрительности. Прошло почти полгода, прежде чем они перестали неодобрительно коситься на пришлого европейца. Роб вёл себя тихо, как мышка, старался не привлекать к себе внимания, что, впрочем, было несложно.

Понимать лекции на тибетском, когда лама не старался специально для него говорить медленно и внятно, как на ретрите, было очень непросто. Всё внимание Роба было сосредоточено на том, чтобы не потерять нить объяснения, не пропустить что-нибудь важное. Лекции не были посвящены учению дзогчен, они в основном касались текстов более низких колесниц. Но это было даже к лучшему. Для того, чтобы идти дальше, требовалась база, и Роб впитывал учение бон как губка.

Через полгода, когда он немного пообвыкся, и трудности с пониманием отошли на второй план, Роб начал обращать больше внимания на обстановку в классе. Сильнее всего его удивляло, как мало вопросов задавали учащиеся. Да и сами вопросы в основном были просто уточнениями и не касались основополагающих моментов. Сначала Роб подумал, что монахи просто и так всё знают, и им не требуется дополнительных разъяснений. Это вызывало в нём жгучую зависть, ведь в его собственной голове вопросы роились, как пчёлы, и размножались, словно кролики.

Но постепенно до него начала доходить простая сермяжная правда монастырского бытия. Монахам просто не было нужды докапываться до сути, достаточно было услышать и принять услышанное как есть, не пропуская через свой аналитический аппарат. Аналитика была за гранью их должностных обязанностей. Они проходили обучение в монастыре, чтобы обрести тот образ жизни, который был им по вкусу, а вовсе не для того, чтобы постичь все тайны бытия.

Придя к такому выводу, Роб решился и сам начал задавать вопросы Ринпоче. Его вопросы были наивными, но в то же время они требовали обстоятельного ответа и тянули за собой следующие вопросы. Уроки затягивались, монахи недовольно переглядывались и бросали на Роба неласковые взгляды. Через неделю, поняв, что поток Робовых вопросов не иссякает, Ринпоче выделил ему полчаса в день для персональных занятий. На такую удачу парень не смел даже надеяться. Теперь после лекций он пристраивался в хвост за своим обожаемым ламой и шёл к нему домой в комнатку, расположенную на втором этаже общежития для монахов. Они заваривали чай, усаживались на подушки и продолжали беседу уже наедине. Постепенно с общих вопросов бон они перешли к вожделенному Робом учению дзогчен, и жизнь превратилась для искателя истины в сплошной праздник.

Дни шли за днями, приехала ещё одна группа на ретрит к Ринпоче и тоже без переводчика. Роб уже привычно занял место на подушечке по левую руку от трона учителя. На этот раз всё прошло гораздо проще и значительно более гладко. Он заранее изучал тексты и довольно легко следовал за словами Ринпоче. И всё было бы прекрасно, если бы в ретритной компании на этот раз не оказалась одна дотошная тётка. До неё Робу уже начало казаться, что он проник во все тонкости учения дзогчен, что ему всё понятно, и нужно только практиковать, как указано в текстах, чтобы стать буддой буквально в этой жизни. Но не тут-то было. Наглая тётка расковыривала каждую фразу, сказанную Ринпоче, и вытаскивала на поверхность такие аспекты, которые Робу даже не приходили в голову.

Поначалу лама пытался отделаться от неё формальными выдержками из текстов. К примеру, на вопрос, как воспринимают действительность реализованные йогины, он с хитрой улыбочкой ответил: «как пустую форму пустоты», и всё, типа, объяснил. Другая бы просекла, что наглеть не стоит, но только не эта зануда. Проглотив обиду, тётка немного перефразировала свои вопросы и снова полезла куда не следует. В конце концов Ринпоче открыто заявил ей, что для того, чтобы стать буддой, те знания, которых она жаждет, совсем не нужны. Только вот, по всему выходило, что тётка вовсе и не собиралась становиться буддой, ей это, похоже, было неинтересно. И зачем, спрашивается, тогда приехала на ретрит по дзогчен? А интересовали её вопросы о строении и функционировании мироздания в целом, вернее то, как этот аспект был освещён в учении бон. Потому как, похоже, у неё самой уже имелись некоторые соображения на этот счёт. В конце концов Ринпоче сдался и начал отвечать по существу.

И тут из ответов ламы начала складываться весьма странная картина мира, которая натурально вызвала у Роба оторопь и недоверие. Оказывается, бонпо не верили в существование Всевышнего, да хоть бы и не Всевышнего, а вообще, какой-либо высшей объединяющей силы, чего-то за гранью человеческого сознания. Они рассматривали только индивидуальное сознание или естественное состояние ума как творца всех явлений. Причём эти индивидуальные сознания, с точки зрения бон, были совершенно независимы друг от друга и вообще ничего друг о друге не знали и знать не могли по определению. Открытым текстом в учении об этом ничего не говорилось, и только вопросы неуёмной тётки подвигли Ринпоче дать полноценное объяснение этому аспекту.

Роб послушно переводил ответы ламы, безнадёжно осознавая, что с каждым таким ответом тот прочный фундамент, на котором он построил свой мир, медленно, но верно разрушается, рассыпаясь на отдельные, не связанные друг с другом фрагменты. Под конец ретрита смятение Роба сменила ужасная в своей неотвратимости уверенность – он больше не верил своему учителю. Это было абсолютно неприемлемо, да и просто немыслимо.

***

– Учитель, а почему Вы называете наше мироздание Игрой в Реальность?

– А скажи-ка мне, дружок, что же такое замечательное есть в каждой игре.

– Может быть, правила?

– Молодец! Конечно же, это правила, жёстко встроенные в алгоритмы Игры, в саму её структуру. Эти правила в нашем случае можно назвать законами мироздания.

– Вы хотите сказать, что наш мир – это искусственно созданная конструкция?

– Посмотри вокруг. Надеюсь, ты не станешь утверждать, что эти могучие горы, эти зелёные рощи и высокие травы, наконец, твоё собственное, такое совершенное тело, всё это проявилось случайно из вечного хаоса, что всё это – просто стечение обстоятельств.

– Я не знаю, что сказать, Учитель.

– В мире нет случайностей. Проявленная Реальность строится и функционирует по определённым правилам и по замыслу Создателя. Твоё сознание сотворяет твой мир в соответствии с вложенными в него алгоритмами восприятия. Но наша Реальность вовсе не виртуальна и не иллюзорна, она существует, и в этом не может быть никаких сомнения.

– Получается, наш Создатель сотворил эту Игру специально для нас, Игроков?

– Правильнее будет сказать, что это Игра порождает Создателей, чтобы они в свою очередь сотворяли Игроков. Игра в Реальность пронизывает всё наше мироздание. Наш Создатель – тоже Игрок, только на более продвинутом уровне. И также, как мы являемся Его проявленным сознанием, так и сознание нашего Создателя является проявлением сознания высшего порядка, и так до бесконечности. Существует ли какой-то изначальный Создатель, нам знать не дано.

– Но если изначального Создателя может и не быть, то кто же тогда создал Игру в Реальность?

– Я думаю, Игру никто не создавал, она просто есть, всегда была и, хочется верить, никогда не закончится. Она также бесконечна, как само мироздание.

– Если каждый Игрок сотворяет свою собственную Реальность, как же мы все можем играть в одну и ту же Игру?

– Это очень хороший вопрос, мой мальчик. Если бы наши сознания существовали каждое отдельно, то никакой Игры не получилось бы. Тут ты прав. Но ведь это не так, что бы по этому поводу ни говорил твой лама. Мы вовсе не сами по себе. Совокупность всех проявленных сознаний – это лишь ФОРМА существования ЕДИНОГО сознания. Создатель соединяет все наши индивидуальные картинки Реальности в единую картину мироздания по определённым алгоритмам и правилам. Теперь тебе понятно, почему мы все воспринимаем наш мир более или менее одинаково?

– Понятно! Почему-то именно на этот вопрос я не смог получить убедительного ответа в монастыре.

– Это потому, что в учении бон нет представления о едином сознании Создателя. В нём рассматривают только никак не связанные между собой индивидуальные сознания. Тот факт, что мы воспринимаем мир одинаково, ламы объясняют наличием у нас одинаковых кармических отпечатков. На мой взгляд такое толкование годится для объяснения, почему мы все воспринимаем, например, воду жидкой, а огонь горячим. Но почему воспринимаемые нами картинки Реальности совпадают вплоть до мельчайших деталей? К примеру, почему мы оба с тобой видим вот эти голубые цветы с розовыми бабочками на покрывале? Разве карма способна такое объяснить?

– Согласен, объяснение несколько притянуто за уши. А зачем вообще нужна эта Игра?

– Полагаю, этот вопрос некорректен. Каждый должен решить для себя, как ему относиться к Игре и к своей роли в ней. Но не играть в неё нельзя. Мы – часть Игры, наши сознания встроены в неё изначально. Не играть – это всё равно, что не жить.