Роб переоделся, чтобы выглядеть поприличней, захватил свечку и отправился на праздник к главному храму. Храм выглядел очень нарядно. Разноцветные лампочки, украшавшие крышу и главный вход, ярко светились в темноте, придавая ему вид пряничного домика. На ступенях перед храмом на больших позолоченных блюдах были разложены подношения и раскрашенные торма́, горели масляные светильники, большая тханка с изображением Тонпы Шенраба свисала с высокого портика. Двери храма были закрыты, предполагалось, что всё действие будет происходить на поляне перед входом, где росло старое, но ещё могучее дерево бодхи. Народу собралось много, помимо монахов, на праздник явилось практически всё местное тибетское население, а также гости монастыря и даже некоторые индусы, жившие по соседству. Все зажгли свечки, и поляна осветилась тёплым мерцающим светом.

После праздничных молитв Его Святейшество взял свою свечу и пошёл по закручивающейся спирали вокруг дерева бодхи, напевая сердечную мантру. За ним потянулись ламы и монахи. Монашки пристроились в хвост за мужским населением монастыря, а потом по одному к хороводу начали присоединяться светские. Роб тоже пристроился за какой-то молодой женщиной в тибетском наряде. Хоровод из горящих свечей закручивался всё туже, протяжная мелодия мантры плыла над храмом, и невольно возникало чувство, что это не отдельные люди, а гигантская светящаяся змея выползла на поляну, чтобы поприветствовать будду в его день рожденья.

Когда все участники праздника заняли свои места в хороводе, мерцающая змея на секунду замерла, а потом начала раскручивать свои кольца в обратную сторону. Женщина, шедшая перед Робом, вдруг поскользнулась на влажной траве и качнулась в его сторону. Роб не растерялся и подставил ей свободную руку, чтобы она удержала равновесие. Рука женщины инстинктивно ухватила его запястье, и парня будто ударило током. Он сбился с шага и застыл на месте, не понимая, что с ним происходит. Жаркая волна прокатилась по его телу от ног до макушки.

Женщина обернулась, чтобы поблагодарить за помощь, и их глаза встретились. Роб готов был поклясться, что раньше уже смотрел в эти бездонные ярко-голубые глаза, которых просто не могло быть у тибетки. Может быть, в другой жизни или в ином мире. Кто знает? Женщина улыбнулась, продолжая опираться на его руку, и они не сговариваясь встроились в людской поток вдвоём бок о бок. Никто как будто ничего не заметил, никто не сделал им замечания. Хоровод вышел из ворот храма и потянулся по дорожке вокруг монастыря на большую кору.

Роб и его спутница шли вместе, держась за руки и освещая себе путь свечками. На внешней коре было темно, никаких электрических фонарей, только колеблющиеся язычки пламени вырывали из мрака фигуры людей, медленно бредущих по каменистой тропинке. Где-то у монастырской библиотеки свеча в руке Роба вдруг замигала и погасла. Свеча его спутницы повторила тот же манёвр, и паломники остались в полной темноте. Роб обнял свою спутницу за талию, чтобы вроде как поддержать её на тёмной неровной дорожке, а та, ничуть не смущаясь, положила голову ему на плечо.

И снова жаркая волна накрыла Роба. Сам не понимая, что делает, он очень осторожно, словно хрустальную чашу, взял лицо незнакомки в свои ладони и нежно притронулся губами к её губам. Неизвестно, чтобы он стал делать, если бы возмущённая его выходкой женщина подняла скандал. Но этого не произошло, она ответила на поцелуй, и вскоре они уже страстно целовались, спрятавшись за стеной, опоясывавшей библиотеку. А поток мерцающих огоньков протекал мимо, озаряя на миг их лица и руки. Протяжная мелодия сердечной мантры витала над их головами и уносилась назад к храмовой поляне.

Они не сказали друг другу ни слова, даже не попробовали выяснить, на каком языке могли бы быть произнесены эти слова. Роб молча обнял свою спутницу и потянул её в сторону библиотеки. Ночью здание библиотеки, разумеется, было заперто, но у парня имелся ключ от располагавшегося на крыше помещения для медитаций. Он даже толком не сообразил, как они там оказались, всё происходило как бы само собой, без его вмешательства. Внутри было тепло, в темноте можно было разглядеть только белые колонны и статуи будд с белыми лицами. Не зажигая освещения, они пробрались к темнеющей в углу стопке подушек и ковриков и наощупь соорудили себе что-то вроде любовного ложа, попутно раздевая и лаская друг друга.

Роб бережно уложил незнакомку на подушки и вошёл в неё так нежно, словно боялся поранить. А вот она ничего не боялась. Её руки и ноги с силой обвились вокруг тела Роба, не оставляя между их телами даже крохотной щёлки. Они как будто вдруг превратились в единое двухголовое существо. Через секунду нечаянные любовники уже неистово катались по подушкам, сжимая друг друга в объятьях. А статуи будд недовольно косились на их акробатические упражнения, но молчали. Они-то точно знали, что от кармического воздаяния этим двоим не уйти, некуда спешить.

Не грянул гром, и свод не обрушился на головы святотатцев. Утомлённые, они лежали на подушках, так и не разорвав свои объятья. Издалека всё ещё доносилась мелодия мантры, но уже совсем тихо, наконец и она растворилась в звуках ночи. Роб покрывал поцелуями лицо незнакомки, не пропуская ни миллиметра, а она улыбалась и ловила своими губами его губы. Наконец ей это удалось, и долгий поцелуй плавно перешёл в страстный секс. Будды опять промолчали и продолжали хранить молчание всё время, пока любовники не выдохлись окончательно и не уснули в объятьях друг друга.

Роб проснулся от холода, когда за окном едва развиднелось. Клочья серого тумана медленно стекали с гор и накрывали долину мохнатым одеялом. Судя по высоте туманного облака, ещё не было и шести. В зале для медитаций Роб был один посреди разбросанных по полу подушек. Ни незнакомки, ни её одежды. Покинутый любовник недоумённо огляделся и попытался сообразить, как же она умудрилась выскользнуть из его объятий, не разбудив его. На миг ему даже показалось, что ночное приключение было просто сном. Но Роб отогнал эту мысль как совершенно бредовую.

Быстро нацепив на себя всю имевшуюся в наличие одежду, чтобы не продрогнуть окончательно, парень принялся собирать подушки обратно в стопку. Было ещё темно, и он чуть было не раздавил изящную серебряную серёжку в форме бабочки, забившуюся в щель между подушками. Крылья бабочки покрывала розовая эмаль, а на тонких усиках, словно капельки, повисли два крохотных прозрачных кристаллика. Вещица была столь изысканная, что поверить в то, что она принадлежала тибетской женщине, было никак невозможно.

Роб видел лицо незнакомки только в мерцающем неверном свете свечи, но готов был поклясться, что ничего монголоидного в её чертах не было. Откуда же здесь взялась эта удивительная женщина, оставалось загадкой. Может быть, пока он медитировал в горах, в гестхаус на праздник пожаловала делегация из какой-нибудь европейской страны, а тибетское платье она надела просто для антуража. Это предположение показалось Робу логичным. Значит, он найдёт свою ночную фею утром в гестхаусе. Влюблённому парнишке даже в голову не пришло, что та, возможно, не захочет его больше видеть.

В гестхаусе Роб жил в одной из самых дешёвых комнат на нижнем этаже здания. Нагревателя для воды в ней не было, так что толком помыться и постираться можно было только после обеда, когда водяной бак на крыше достаточно прогревался на солнышке. Ранним утром рассчитывать на тёплую воду было бессмысленно. Но это было даже к лучшему. Его тело и волосы всё ещё хранили едва различимый запах духов ночной незнакомки. Что-то сладковато-ягодное с налётом хвои. Решив, что ничего дурного не случится, если он немного оттянет момент принятия водных процедур, Роб разделся и нырнул под одеяло. До завтрака можно было часик-полтора понежиться в постели, хотя термин «понежиться» к этому шаткому дубово-жёсткому топчану можно было применить с большой натяжкой.

Правда, оказалось, что заснуть он не сможет. Запах духов незнакомки витал над подушкой и возбуждал не хуже виагры. Роб крутился на топчане и тонул в сексуальных фантазиях. Он представлял, как они встретятся за завтраком, и что будет с ними дальше. В общем, рефлексировал, как подросток, понимал это и ничуть не огорчался такому раскладу. Ему даже в голову не пришло, что заниматься сексом в монастыре, да ещё с абсолютно незнакомой женщиной было из разряда абсолютно недопустимых грехов. Вообще-то, он даже не мог назвать сексом то, что произошло между ними этой ночью. Скорее, это было слияние двух существ, самой судьбой предназначенных друг другу. Вот как-то так он себе это и представлял.

Увы, судьба оказалась коварной обманщицей. Ни в гестхаусе, ни в монастыре ночной незнакомки отыскать не удалось, никто о ней даже не слышал. Голубые глаза, говоришь? У тибетки? Шутишь, наверное. Вот так ему и отвечали. Впрочем, в своих предположениях Роб всё-таки не ошибся, в гестхаус действительно приехали гости из Европы. Их было пятеро, и среди них была только одна женщина лет пятидесяти, худющая, как селёдка. Фея розовой бабочки просто испарилась, от новоявленной Золушки осталась только серебряная серёжка.

***

– Очень любопытно. Значит, ты веришь в предназначение, юноша? Могу я спросить, почему?

– Просто мне кажется, что у Создателя должен быть план для каждого своего творения. Какой смысл создавать дубликаты?

– Что ж, если твоя жизнь заранее расписана, к чему трепыхаться? Живи и наслаждайся. Ты так это себе представляешь?

– Нет, Учитель. Я не думаю, что моя жизнь расписана до деталей. Но моя роль в Игре совершенно точно определена, хотя бы в общих чертах. У меня, как и у всех, есть своя миссия, ради которой я и воплотился в Реальности.

– Даже не знаю, что на это ответить, мальчик мой. Не ожидал, что мне посчастливится встретить такого мудрого ученика. Ты абсолютно прав, у каждого Игрока есть своя роль в Игре, уникальная роль, предназначенная только для него.

– Почему Вы говорите это с такой грустью, Учитель? Разве это не прекрасно?

– Это просто великолепно, если тебе отведена роль героя. А что, если это роль злодея? Ты бы добровольно согласился её играть?

– Разве у нас есть выбор?

– Конечно, есть. В нашем мире действует непреложный закон свободы воли. Ты вправе выбирать. Кстати, большинство Игроков только и делают, что играют в чужую Игру. Это не приносит им счастья и тормозит их развитие, но принуждать таких Игроков вернуться на свой путь никто не станет. Выбор есть выбор.

– И как же мне понять, какую роль отрядил мне Создатель? От счастья я бы не отказался.

– А вот как раз по тому ощущению полноценности бытия, что сопровождает правильный выбор, и можно определить своё место в Игре. Возможно, с твоим предназначением я смогу тебе помочь. Дай мне немного времени.

– Интересно, а какие перспективы развития могут быть у злодея? Мне кажется, Создатель, наоборот, должен тормозить мерзавцев, не давая им зайти слишком далеко.

– Уж не примеряешь ли ты на себя эту роль, мой дорогой ученик? Не обижайся, я просто пошутил. А если говорить серьёзно, то и среди заблудших душ встречаются гении. Это гении злодейства. Для них разрушение – это что-то вроде искусства, и они могут достичь совершенства на этом поприще. Созидание и разрушение – это ведь суть одно явление, только проявленное в своих двух крайних ипостасях. Не забывай этого. А нашему Создателю интересны все грани бытия. В конце концов, плохими или хорошими различные явления делают только наши оценки. Сами по себе они нейтральны. Поэтому не спеши судить других, лучше просто наблюдай. От этого будет куда больше пользы.

– Получается, если тебе уготована роль злодея, то, как ни рыпайся, только на этом поприще у тебя есть будущее. Печально.

– В нашем мире нет ничего постоянного. Герои становятся злодеями, а злодеи – святыми. И кроме того, существует ещё такой замечательный стиратель памяти, как смерть. В каком-то смысле нам повезло, что в Игре в Реальность есть такая функция, как перевоплощение. Смерть – это шанс сменить своё амплуа и начать новую Игру, если прежняя не задалась.

– Странно, а в учении бон говорится, что нужно стремиться выйти из круга сансары. Если перевоплощение – это благо, то зачем от него отказываться?

– Выход из круга перерождений предполагает, что ты уже стал буддой, то есть достиг конечной точки развития. Кстати, пока ты учился в монастыре, тебе никогда не приходило в голову, что на самом деле наш путь не имеет конца.

– Для бонпо эта мысль кощунственная, ведь буддовость – это и есть конец в каком-то смысле. Но должен признаться, что я думал об этом. Если мироздание бесконечно, то с какой стати должен быть конечен наш путь развития? Вот только если…

– Что тебя смущает, ученик?

– А наш Создатель может умереть и уйти на перевоплощение? И что тогда будет с нами?

– В какую Игру играет наш Создатель, нам неведомо, и есть ли в той Игре такая опция, как перевоплощение, тоже. Но если она есть, и Создатель умрёт, то все наши сознания с ним насильственно сольются. Это я могу сказать наверняка.

– Откуда такая уверенность, Учитель?

– Просто поверь.