С опасностью для репутации украла фотографию Фила из студенческой газеты. Газета висела в коридоре, который почти никогда не оставался пустым. Выслеживала ситуацию, как охотник зверя, а потом – раз! – бритвой чик-чик! – и под свитер. Теперь портрет лежал, можно сказать, у меня под грудью, где сердце. Правда, лежал не один, а с целым залом людей и с трибуной, на которой он стоял и выступал 25 января по случаю Дня студентов.
Дома я держала портрет в ящике стола, потому что часто без предупреждения появлялась мама или заходил кто-то из девчонок. Все время открывала ящик и смотрела на Фила.
Славик, один из наших курсовых парней, спросил Фила, читал ли он в детстве книги про индейцев.
– Я даже роман начал писать классе в шестом или в седьмом и целую школьную тетрадку исписал. Он начинался так: «Жизнь моя текла, как Миссисипи…» А до всяких Майн Ридов и Шульцев была книга, которая так и осталась любимой на многие годы. Она о канадских мальчишках, которые играли в индейцев. Книжка называлась «Маленькие дикари» и написал ее Сетон-Томпсон. Кто-нибудь читал Сетона-Томпсона?
Никто, кроме меня, не отозвался:
– Я читала. Рассказы о животных.
– Хорошие рассказы. А вы какую книжку любили в детстве? – задал он вопрос Славику.
– Совсем в детстве? Про Винни-Пуха любил, – ответил он.
– А вы? – Это вопрос соседке Славика.
– «Волшебник Изумрудного города»! – сказала она.
И тут все захотели сообщить о своей любимой детской книжке:
– Карлсон!
– Японские сказки!
– Рассказы Носова и Незнайка!
– Драгунский!
И вдруг Фил остановился прямо напротив меня и спросил:
– А ваша любимая книга детства?
И я, словно под гипнозом, ответила:
– «Жизнь» Мопассана.
Кто-то засмеялся, но, в общем, воцарилась тишина.
Что меня подвигло такое сказать? Почему я вспомнила теплый летний день и книжку на скамейке в парке? Я открыла ее и сразу наткнулась на абзац, который меня заворожил. Там говорилось о женщине, которая вместе с мужчиной пила из родника, и поцелуи их лились вместе с родниковой хрустальной водой, а потом – сердце трепетало, грудь вздымалась, он заключил ее в объятия, она опрокинулась навзничь и зарделась от стыда…
Это – оно самое, поняла я, тайное, и это надо читать, чтобы мама не видела. Я прочла книжку внимательно от корки до корки, она меня поразила и так запала в голову, что до сих пор я хорошо помнила все, вплоть до описаний природы. Хотя Карлсона я тоже любила, и Носова, и Андерсена.
– Это уже в отрочестве, наверное? – спросил Фил.
– В четвертом классе, – призналась я. – Но читала я не потому, что там эротические сцены. Просто попалась случайно, а там взрослая жизнь, там природа описана очень хорошо. Эта книжка мне не повредила, то есть не испортила меня. В том самом смысле. А в человеческом и в художественном отношении, мне кажется, она полезнее, чем «Что делать?» и «Как закалялась сталь».
Говорила я лихорадочно и думала: что же я болтаю такое… И все молчали. А Фил выслушал и сказал:
– Это интересно. Думаю, я вас понял.
И все опять загалдели.
– Ну, ты даешь! – сказала Наташка после занятий, когда мы спускались в гардероб. – Ты, правда, не из-за эротики читала?
– Из-за эротики тоже.
– Разумеется, – согласилась Наташка и заржала. – И верю, что она тебя не испортила. Книги не портят, портят люди.
Вечером я нашла рассказы Сетона-Томпсона, как и многие детские книги в нашем доме, она сохранилась с маминого детства. Рассказы были хорошие, но раньше они мне больше нравились, а теперь показалось, что написано слишком просто.
В субботу пошла в библиотеку и взяла «Маленьких дикарей». Поначалу я совсем разочаровалась, это была обычная детская книжка, без литературных изысков, к тому же устаревшая какая-то. Но потом вчиталась и поняла, почему Фил любил ее. Герои-мальчишки оказались в лесу одни, их навещал старик и учил строить настоящее индейское жилище, добывать огонь, охотиться и шить мокасины из шкур. Этот старик когда-то жил с индейцами и хорошо знал их быт. Конечно, мальчишке, я имею в виду Фила, который не испытал ничего подобного, не сидел ночью у костра и не стрелял из лука, такое повествование могло нравиться. И мне оно тоже понравилось, потому что нравилось Филу, когда он был маленьким. Но что греха таить, выросла я из Сетона-Томпсона. Меня уже привлекали другие книги.
В той же книжке Сетона-Томпсона была еще одна повесть «Моя жизнь». Я не собиралась ее читать, а взялась, потому что долго не могла заснуть, да так и не остановилась, пока не дочитала до конца. Я поняла, откуда взялись «Маленькие дикари» – из его собственной жизни. Даже разные детали были взяты прямо из жизни, просто он откорректировал свое детство, придумал кое-что, довел до мальчишеского идеала. Но «дикарей» я уже не вспоминала, мне понравилась взрослая повесть. Она была бесхитростна, как описанная в ней старинная жизнь канадской глубинки. Этот писатель оказался мне близок. Он любил природу и все живое. Он оставил многотомные дневники, в которых с детства фиксировал свои наблюдения за природой, живыми существами, за изменениями погоды. Поймает птичку, пересчитает перышки и запишет.
«30 октября. Внимательно пересчитал перышки на черной иволге:
Голова 2226
Задняя поверхность шеи 285
Передняя поверхность шеи 300
Грудь и вся нижняя сторона 1000
Спинка 300
Каждая нога по 280-560
Маховые перья 44».
Так он птиц изучал. В детстве я тоже собирала цветы, считала лепестки и тычинки. У меня и сейчас есть альбом с претензией на научную работу. На обложке выведено: «Изучение цветов. Писала Николаева Лиза». Было это примерно в том возрасте, когда я читала Мопассана.
«9 мая. Удельный парк.
Чистяк. Похож на ромашку. Цвет – желтый. Лепестки – 8-13. Тычинки – до 28-37. Пестик – 1. Листики – сердечком.
Гусиный лук. Похож на маленькую лилию. Цвет – желтый. Лепестки – 6. Тычинки – 6. Пестик – 1. Листики – длинные и тонкие».
И т. д.
На каждой страничке рисунок описанного растения: общий вид, цветок, листок, пестик и тычинки. Зарисовать корень меня никто не надоумил.
Я, конечно, не сравниваю себя с Сетоном-Томпсоном, просто я тоже любила наблюдать природу и имела склонность к систематизации.
И вдруг впервые я подумала: почему пошла на филфак? Мне надо было поступать на биофак!
«Победа» у канадских индейцев звучала так: «Ку», а большая победа – «Гранд ку». Как не вспомнить фильм «Кин-дза-дза», кстати, полный бред и сюр.
Я не мечтаю добывать огонь трением и шить мокасины, я бы хотела сидеть у костра вдвоем с Филом и разговаривать, разговаривать, чтобы лес наступал на нас со всех сторон и оставалось только малое пятно света от огня, чтобы искры алыми змейками поднимались в звездное небо, и потрескивали в пламени ветки. И так всю оставшуюся жизнь.
Ку!
Фил написал какие-то книжки, однако сказал, что не может посоветовать нам их читать, они научные, интересные только людям, которые занимаются языками. Я все равно искала их в «Старой книге» и в библиотеке, но безрезультатно. Почти после каждой своей лекции Фил рассказывал нам про инков, мы любили эти рассказы гораздо больше языкознания. Он рекомендовал нам самую лучшую книжку про инков, которую я тоже не могла достать. Автор этой книжки Гарсиласо де ла Вега, метис, отец его был испанцем, а мать из семейства инкских вождей. Он родился через шесть лет после распада империи, до двадцати лет жил в Перу, потом в Испании, был хорошо образован и написал все, что знал о Тауантинсуйу из рассказов родственников и стариков-инков.
Испанские колонизаторы уничтожили не только империю, но и ее историю. Особенно над искоренением памяти об индейском прошлом трудились миссионеры, обращавшие инков-язычников в христианство. Однако надо отдать должное тем испанцам, кто пытался узнать и записать историю побежденного народа. И тут они столкнулись с большими трудностями и очередной загадкой. У инков не было письменности.
В Тауантинсуйу существовали учителя и школы, преподавалась медицина, математика, астрология, кроме того, инки были большими спецами, прямо-таки чемпионами, по статистике. Они учитывали каждое селение в огромнейшей стране, каждый дом, каждого человека, причем знали, где и сколько проживает мужчин, женщин, стариков и детей, сколько воинов в армии и «в запасе». Сколько в империи чиновников, жрецов, знати и родни царствующих особ. Сколько ремесленников, и каким ремеслом они владеют. Сколько лам и викуний пасется на горных склонах и в долинах. Сколько существует хранилищ для продовольствия и кладовых с разными предметами обихода. Урожай был сосчитан до последнего зернышка и корнеплода. Говорили, что в стране не существует даже пары сандалий, которая не была бы учтена.
Где же все это фиксировалось? Оказывается, на веревочках с узелками, которые в свою очередь были привязаны к другой веревочке и свисали в виде бахромы. Такие связки называются кипу. Разные узлы и разный цвет веревочек, да еще подвески (камешки, корешки и пр.) на их концах можно использовать для подсчета чего угодно и даже для выполнения математических действий. Беда в том, что кипу осталось очень мало, они сжигались миссионерами, как шаманский реквизит. Однако Фил уверял, что в кипу не только цифры запечатлены, но и разные сообщения, только прочесть их некому. И будто были разные кипу: календари, сведения по истории, своды законов, судебные решения, азбука и молитвенники, карты земные и небесные, разные записки для памяти, возможно, сказки, стихи и письма.
Наверное, это был не единственный способ письма. Считается, что орнаменты на старинных инкских тканях тоже письмена. Полотна расчерчены квадратами, это похоже на страничку тетради в клеточку. А каждая клеточка заполнена геометрическим рисунком. Рисунки повторяются. Иногда квадраты идут сплошняком, иногда – в линию. Подобные орнаменты есть на одежде – плащах и рубашках, и называются они токапу. Есть такие орнаменты и на ритуальных кубках – керо.
Кто расшифрует эти загадочные письмена-узелки и загадочные орнаменты – тот офигенно прославится.
Вождей инков называли Инками (с большой буквы), Сапа Инка – Единственный Инка – почетный титул. Самым великим Сапа Инкой был Пачакути – девятый правитель. Начало его правления стало первой достоверной датой в истории Тауантинсуйу.
Пачакути был законным наследником, но нелюбимым сыном вождя. Словно простолюдин, он пас в долине стадо лам, пока однажды Куско не осадил враг. Инка с любимым сыном (он же незаконный наследник, сын наложницы) испугались, бежали и укрылись в крепости. И тогда против вражеского войска выступил принц-пастух и одержал победу.
Как его встречала столица! Дома были украшены коврами и гирляндами цветов. Под музыку военных флейт, бой барабанов и вой труб, под пение гимнов, шагали военачальники и рядовые. Вели раздетых донага пленных солдат. Восемь силачей несли триумфатора на золотых носилках, обрамленных арками и усеянными драгоценными камнями. Пленных офицеров тоже несли, потому что сами они ходить не могли, из них сделали «барабаны»: выпотрошили, набили травой ичу, руки сложили на животе, и при движении они выбивали дробь. Так было принято. А еще было принято делать из костей побежденных флейты, из черепов – кубки.
Когда достигли столицы, на главной площади совершили жертвоприношения и положенные ритуалы. Пленные были повержены в пыль, а Пачакути победно прошелся по их спинам. Отца он тоже наказал: тот принародно просил прощения, валяясь в ногах сына, а затем пил чичу из ночного горшка. Впрочем, потом отец тихо жил в безвестности, никто его не трогал, а сын взошел на престол, именно тогда он взял себе имя Пачакути – Преобразователь Мира. И начал преобразовывать мир.
Знаменит Пачакути тем, что расширил свою державу, первым дошел до океана, и, как рассказывают, привез в Куско удивительный трофей – кита. Он создал из разных племен единый народ, учредил законы и провел реформы во всех областях жизни. Главным богом знатных и образованных людей он объявил бога-творца Виракочу, а бога Солнца Инти, не принижая его, оставил народу. Есть такие соображения, что нечто подобное произошло и с языком, то есть появился некий тайный диалект, которым владели царствующие особы и их окружение. Кроме военного дела, политики, экономики и теологии Преобразователь не был чужд филологии и литературы, сочинял стихи и афоризмы, а также занимался градостроением. Пачакути был настоящим человеком Возрождения инкской цивилизации.
Старый обветшалый Куско Преобразователь разрушил и построил новый. Теперь в центре вместо убогих хибар появилась площадь Радости для проведения торжеств и военных парадов, и Храм Солнца – Кориканча. Это сооружение из многотонных камней никакие землетрясения не могли поколебать. Храм покрыли пластинами золота, золотой бордюр обхватывал его в виде короны, алтарь венчал огромный золотой диск Инти с мужским лицом, обрамленный лучами. По обе стороны зала на золотых тронах сидели уже умершие Инки, сыновья Солнца – мумии, завернутые в ткань, с золотыми масками на лицах.
К главному храму примыкали еще пять, посвященных остальным богам инков. Второе по значению святилище было предназначено для Луны, матери инков – Мамы Кильа. Здесь все было серебряным, на алтаре – серебряный диск с женским лицом, а по сторонам зала сидели мумии царственных дам. Другие храмы были отданы Венере, Молнии, Грому и Радуге.
В Кориканче было много разных статуй и украшений из золота и серебра, с изумрудами и бирюзой. Здесь же находились божества всех племен, составлявших империю. Таким образом, инки не только покоряли племена, но и завоевывали их доверие.
Кроме этих храмов в центре были другие молельни, дворцы вождей и жрецов, но более всего потрясал воображение сад, примыкавший к Кориканче. Здесь было все, как в жизни. Мужчины и женщины обрабатывали кукурузу и бобы, пасли лам, ткали, пряли, шили одежду. Только сами они и все, что их окружало, было сделано из золота и серебра в натуральную величину. По земле ползали золотые змеи и ящерицы с изумрудными глазками, а на ветвях деревьев сидели золотые птицы. Каждый листочек на деревьях, каждый цветочек, травинка, улитки и бабочки, подвешенные на золотой проволоке, были выделаны из золота. И все это горело и сверкало во славу Инти, дающего свет и жизнь.
О проекте
О подписке