В 1925 году XIV съезд ВКП(б) провозгласил курс на индустриализацию страны. Началась разработка первого пятилетнего плана. В декрете 8 июня 1927 года Совет народных комиссаров СССР поставил задачу использовать все ресурсы страны для развития индустрии, в первую очередь тяжелой и военной. В декабре 1927 года XV съезд ВКП(б) рассмотрел первые варианты пятилетнего плана, который был принят в 1929 году в наиболее амбициозном и заведомо неосуществимом варианте. Выполнение индустриальной программы, однако, началось уже в 1926/27 году, и к моменту утверждения плана индустриализация шла полным ходом27. Было начато три больших проекта: ДнепроГЭС, Туркестано-Сибирская магистраль (Турксиб) и Волго-Донской канал. Хотя первый пятилетний план также предусматривал развитие легкой и пищевой промышленности, ограниченность средств и стремление в первую очередь наращивать тяжелую индустрию не позволили в полной мере выполнить намеченную программу.
Хлеб – главный продукт питания в России, и в связи с начавшейся индустриализацией расходы хлеба у государства резко возросли. Города переживали индустриальный бум, численность городского населения стремительно росла, опережая наметки плана. Нужно было гарантировать городскому населению, занятому в промышленном производстве, снабжение дешевым хлебом через кооперативы. У государства росли расходы хлеба и по военному ведомству. Кроме того, стимулируя развитие отечественной сырьевой базы, в которой нуждалась индустрия, Политбюро убеждало крестьян в районах технических культур не сеять хлеб для собственного потребления, а максимально увеличивать посевы хлопка, льна, табака28. Правительство при этом брало на себя обязательство снабжать дешево и вдоволь хлебом поставщиков промышленного сырья. На государственном обеспечении находилась и сельская беднота – социальная опора коммунистов в деревне. Нужно было наращивать и экспорт – главный источник валюты для импорта машин и оборудования, необходимых первенцам пятилетки. Зерно же исконно являлось одной из главных статей российского экспорта.
Индустриализация нуждалась в хлебе. Хлебозаготовки, однако, шли не так быстро, как того хотело руководство страны. Первый поток хлеба на государственные и кооперативные заготовительные пункты (лето – сентябрь, 1927), поступавший от нуждавшихся в деньгах бедняков и маломощного середнячества, быстро иссяк. Крепкое середнячество и зажиточные, выплатив денежный налог государству за счет продажи продуктов животноводства и технических культур, придерживали хлеб либо продавали его частнику – он платил хорошую цену. С октября 1927 года ход государственных хлебозаготовок упал. К концу года положение с хлебом стало критическим: по сравнению с прошлым годом государство недополучило 128 млн пудов29.
По сведениям ОГПУ, с конца 1927 года продовольственная ситуация в промышленных районах ухудшилась30. Перебои с хлебом в городских магазинах вели к повышению цен на рынке. Подорожание зерна, которое не только кормило людей, но и шло на корм скоту, вызвало рост цен на продукты животноводства. Началась цепная реакция повышения цен. Год 1927/28‐й был первым годом резкого скачка рыночных цен31.
Товарный дефицит в стране обострялся денежными эмиссиями и ростом доходов населения. Вместо планируемых 200 млн руб. эмиссия в 1927/28 году составила 337 млн. Зарплата на промышленных предприятиях вместо 7,2 по плану выросла на 10,5%32. Увеличение денежной массы в обращении при слабом росте производства товаров вело к быстрому развитию инфляции. Вместо запланированного роста рубль терял покупательную способность.
Резкое подорожание товаров на рынке породило ажиотажный спрос в кооперативах, где государство искусственно поддерживало низкие цены. В результате трудности с хлебом дополнились перебоями в торговле основными продуктами питания. Даже в Москве, которая снабжалась лучше других городов, выстроились очереди за маслом, крупой, молоком, начались перебои с картофелем, пшеном, макаронами, вермишелью, яйцами, мясом33. Поползли слухи о скорой войне, продаже всего хлеба за границу (в уплату долгов иностранным государствам или в откуп за убийство консула в Одессе), голоде и перевороте. Недовольство росло. Активизировались антисоветские настроения. Материалы ОГПУ сохранили резкие высказывания тех лет: «Коммунисты чувствуют приближение войны и поэтому весь хлеб попрятали»; «Откупаются хлебом от войны с Англией»; «Не может быть, чтобы хлеба не было. Дали бы винтовки, мы бы нашли хлеб»; «Сами не могут торговать и частникам не дают, а еще воевать думают»34.
В декабре снабжение промышленных районов ухудшилось. Очереди, давка, скандалы в магазинах стали обычным явлением. По словам одной из женщин: «Как подумаешь идти в кооператив, так сердце замирает. Того и смотри, раздавят». На рабочих собраниях доклады правлений кооперативов встречались резкой критикой и категорическими требованиями улучшить снабжение. Появилась угроза забастовок35. Крестьяне в деревнях, обладая запасами, пока не страдали, за исключением бедняков, которые снабжались хлебом из государственных фондов.
О том, почему крестьяне не хотели продавать хлеб государству, написано немало. Государственные и кооперативные заготовители предлагали низкие цены. Отчасти это было инерцией политики прошлых лет, когда Политбюро, стимулируя развитие сырьевой базы, повышало цены преимущественно на технические культуры и продукты животноводства. В 1927/28 году крестьянину было выгоднее продавать государству именно эти сельскохозяйственные продукты, что давало достаточно денег для выплаты налога.
В начале заготовок разрыв цен государственных и частных заготовителей был не столь уж большим, но время для ликвидации дисбаланса было упущено. К концу 1927 года в результате ажиотажа на хлебном рынке разрыв принял катастрофический характер: цены частника превышали государственные заготовительные цены в несколько раз. Логика форсированной индустриализации делала ликвидацию этого дисбаланса экономическими средствами невозможной: столь резкое повышение государственных закупочных цен привело бы к уменьшению финансирования промышленности36.
Кроме невыгодных цен на зерно, были и другие причины, по которым крестьяне придерживали хлеб: гибель озимых хлебов на Украине и Северном Кавказе, поздняя весна 1928 года и ожидание неурожая в следующем году. На позицию крестьянства влияло и растущее насыщение деревни деньгами. Именно в деревне находились главные держатели «кубышки» – денег, которые не возвращались в сферу обращения, а копились дома в банках, чулках, матрасах, – зажиточное крестьянство и середнячество. Крестьянина не привлекала перспектива получить в обмен на хлеб, постоянно растущий в цене, обесценивающиеся деньги.
Следует указать и еще одну причину. Шумиха, которую подняло Политбюро вокруг хлебозаготовок, рождала множество слухов и работала против планов руководства страны. Логика крестьянских рассуждений была проста: если государство так остро нуждается в хлебе, значит, что-то неладно. Крестьяне судачили о голоде не то в северных районах, не то в Москве, о приближающейся войне: «Весной, наверно, будет война, что-то уж усиленно отбирают, даже в принудительном порядке». Сказать определенно, с кем будет воевать Советская Россия, крестьяне не могли. Одни говорили – с Англией, другие – с Румынией и Польшей. Разъяснения местных коммунистов, которые часто сами не понимали, что творится, усиливали толки. Упорен был слух о том, что советская власть «по науке» определила, что урожая не будет, и хлеб поэтому скупает. Аресты, конфискации, наезды правительственных комиссий укрепляли опасения крестьян и их решимость придерживать хлеб: «Пусть хоть сам ЦИК едет, хлеба не дадим». Крестьяне прятали хлеб37.
Срыв хлебозаготовок и ухудшение продовольственного снабжения промышленных центров угрожали индустриальным планам руководства страны. В конце декабря 1927 года, когда до конца хлебозаготовок оставалось два-три месяца, Политбюро разродилось директивой «О хлебозаготовках»38. Это была программа экономических мер в борьбе за хлеб. Вопреки сложившимся в историографии стереотипам, эта директива свидетельствует, что руководство страны пыталось взять хлеб не только силой.
Прежде всего, Политбюро категорически отказалось повысить заготовительные цены, положив конец даже тем единичным случаям, когда по специальному разрешению Наркомторга СССР заготовка зерна шла по рыночным ценам. Директива Политбюро недвусмысленно гласила: «Считать недопустимым повышение хлебных цен и воспретить постановку этого вопроса в печати, советских и партийных органах».
Отказавшись повысить закупочные цены, Политбюро решило взять зерно в обмен на промышленные товары: сдаешь хлеб государству – получи квитанцию на покупку товаров. При полупустых сельских лавках эта мера могла стимулировать заготовки. В соответствии с директивой Политбюро 70–80% имевшихся в стране промтоварных фондов направлялись в хлебные районы «за счет оголения городов и нехлебных районов». Снабжение района промтоварами зависело от сдачи хлеба – коэффициенты снабжения районов стали показателями их «хлебной важности»39. Решение Политбюро о переброске товаров в деревню было секретным, ведь оно вело к ухудшению рабочего снабжения.
Поступление товаров в деревню оживляло заготовки, но радикальных изменений не произошло. Дефицит корректировал планы Политбюро. Государство не располагало достаточным промтоварным фондом для снабжения сдатчиков хлеба. Так, например, в январе 1928 года, в начале кампании по переброске товаров в деревню, нарком торговли Микоян разрешил местным торготделам и наркомторгам республик продавать дефицитные товары без ограничения, на всю стоимость сданного крестьянами хлеба40. Колхозы также могли получить дефицитные товары в неограниченном количестве в обмен на сданные государству излишки. В результате хлебозаготовки стали принимать характер прямого обмена товаров на хлеб. Сдаваемый хлеб почти полностью оплачивался товарами. Такая практика грозила быстрым истощением скудных товарных фондов. Дефицит же требовал бережного обращения с ними. Буквально через неделю, 14 января 1928 года, Политбюро положило этому конец. В телеграмме оно указало, что платить за зерно нужно деньгами, товары же выдавать только на часть денег, полученных крестьянами за сдачу зерна41.
В той же телеграмме Политбюро требовало продавать промтовары в первую очередь тем, кто сдавал хлеб в данный момент. Таким образом, бедняки и маломощное середнячество, ранее сдавшие хлеб государству, остались с бесполезными квитанциями. Так Политбюро ухудшило положение сельской бедноты, которая за свою поддержку власти рассчитывала на государственный патернализм. «Советская власть боится кулаков» – беднота вынесла свой вердикт. Недовольство маломощных рождало комбедовские настроения в деревне и готовность поддержать репрессии.
Товарный дефицит являлся не единственной причиной провала программы Политбюро по экономическому стимулированию заготовок. Бюрократическая волокита при разработке планов снабжения деревни, многозвенность и неповоротливость кооперативной торговли, плохая работа транспорта не позволили быстро перебросить товары. Перевозка больших партий грузов сопровождалась неразберихой и огромными потерями. Бумаги свидетельствовали о том, что товар давно отправлен, но на места он прибывал с большим опозданием. Об этом, в частности, рассказывают сводки ОГПУ. В январе 1928 года, в разгар кампании по переброске товаров в деревню, они пестрели жалобами на отсутствие товаров для крестьян, сдавших продукцию государству. По словам сводок, «недостаток промтоваров принял в деревне характер самого больного вопроса»42.
Переброска товаров в деревню тормозилась также финансовой слабостью кооперации, которая часто не имела денег, чтобы выкупить прибывшие товары. Крестьяне-пайщики, уставшие от зряшных посулов, неохотно давали кооперации авансы. Вот только один из случаев. На собрании пайщиков Вознесенского кооператива объявили, что Мелитопольский райпотребсоюз получил 40 вагонов мануфактуры, но, чтобы их получить, нужно внести аванс – 1000 руб. наличными или зерном. Таких денег у кооператива не было. Крестьяне же отказались авансировать деньги, не видя товаров. Один из выступавших середняков заявил:
Довольно нас дурить. Десять лет дурите. Вы привезите нам мануфактуру, и мы пойдем и посмотрим и тогда будем покупать, а не выдуривайте какие-то авансы. А то, продай хлеб, внеси аванс, а тогда получится, что рубль пшеничка, а 300 рублей бричка. Все равно пшеничку не выдурите43.
Товары оставались лежать на станции или «уплывали» к частнику за взятки. К слову сказать, увеличение паевых взносов кооперации являлось одной из мер, предусмотренных экономической программой Политбюро (директива «О хлебозаготовках»). Эта была попытка финансово укрепить кооперативы за счет пайщиков.
Провал кампании по переброске товаров в деревню имел и другие причины. Политбюро упустило время. Значительная часть хлеба уже ушла к частнику. Представителям власти крестьянин объяснял это просто: «Не знал, что на рынок везти запрещено». Да и, как признался Микоян на июльском пленуме 1928 года, расчеты Политбюро о запасах хлеба в деревне оказались завышенными. Кроме того, основными держателями хлеба к концу заготовительной кампании оставались зажиточное крестьянство и крепкое середнячество, а их не интересовал дешевый ширпотреб, который государство направляло в деревню. Они хотели покупать строительные материалы, сельскохозяйственные машины и потребительские товары высокого качества, но отечественная промышленность их практически не производила. Поэтому поступление товаров слабо изменило позицию зажиточных крестьян, основных держателей зерна.
Еще одной причиной неудачи кампании по экономическому стимулированию заготовок стало обесценивание денег – неизбежное следствие товарного голода и обильных денежных эмиссий. Крестьяне не отказались бы покупать товары за деньги, но не в обмен на хлеб. Истинная ценность денег и хлеба была им хорошо известна: «Есть хлеб – есть и деньги», «Я хлеб продам, а что я буду делать с деньгами, когда на них ничего нельзя купить. Пусть лучше хлеб лежит»44. Политбюро в начале 1928 года предприняло попытку облегчить крестьянскую денежную кубышку и тем самым заставить крестьян продавать зерно. Программа экономических мер – директива «О хлебозаготовках» – требовала от Наркомфина взыскать все задолженности с крестьянства. Прошли массовые кампании по сбору недоимок, распространению государственных займов, кампания по самообложению45. Конечно, добровольно отдавать деньги никто не хотел. «Если силой – берите корову, если добровольно – идите к черту!» – встречал крестьянин сборщиков46. Кампания по изыманию денег из деревни хотя и пополнила госбюджет, но слабо подтолкнула ход хлебозаготовок. Основные держатели денег и хлеба, зажиточные и середнячество, как правило, недоимок не имели. Бедняки и маломощные середняки, имевшие задолженности по выплате налогов и сборов, не имели ни денег, ни хлеба.
Экономические меры в битве за хлеб не давали быстрого результата. Возможно, их эффект сказался бы позже, но Политбюро не хотело ждать. Нетерпение, ощущение проигрыша и упущенных возможностей стали главной причиной провала программы Политбюро по экономическому стимулированию заготовок. С конца декабря 1927 года начались репрессии. Они прокатились по стране двумя волнами. Их первыми жертвами стали частные торговцы, заготовители и скупщики, а затем, с конца января 1928 года, и крестьяне, державшие хлеб.
О проекте
О подписке