С этого дня странные дела начали твориться в лагере. На утреннюю планёрку начальник Анатолий Евгеньевич пришёл с запозданием на полчаса. Бедные воспитатели долго ждали его и успели задремать на своих местах. Когда начальник наконец явился, вид у него был крайне растерянный. Все воспитатели вскочили и принялись спрашивать, что случилось, и только бедные замученные Галя и Боря тихо спали на стульях. Гнев начальника лагеря на них как раз и обрушился. И именно поэтому сразу после планёрки, когда Анатолий Евгеньевич решительным шагом направился выяснять отношения с завхозом и его таинственными коробками с запиской, Боря и Галя бросились к своему корпусу и принялись будить несчастный пятый отряд и начинать репрессии.
– На зарядку! Быстро все на зарядку! – заскакивая в каждую палату, пронзительным голосом вопила Галя.
А Боря целеустремлённо хватал каждого, кто появлялся из двери своей палаты, и сонного, несчастного выталкивал на улицу.
Разбуженный громким стуком в дверь, Петрович огромными глазами смотрел на записку, которой потрясал у него перед лицом разгневанный Анатолий Евгеньевич. Сначала, конечно же, он понять ничего не мог, а потом прочитал то, что в записке написано, решительно замотал головой и честным возмущённым голосом закричал:
– Анатолий Евгеньевич, голубчик, да что вы мне такое показываете?
– Только то, что ты, Петрович, чистосердечно сознался, тебя ещё спасает! Как ты мог! Ну, говори, окорочка, «палочки» и верёвку тоже ты украл? А лопату? Да зачем она тебе?
– Вот именно! – взвизгнул завхоз, пылая праведным гневом. – Зачем? Христом богом клянусь, что не брал я никаких окорочков и «палочек» не брал! Да и как бы я мог взять? Вы раскиньте мозгами? На меня ж на первого подумают!
Инициатива в этом разговоре моментально перешла к Николаю Петровичу, тот ухватил начальника лагеря под бока, усадил на свою койку и принялся с жаром доказывать ему, что никак и ничего он украсть не мог. С каждой минутой Анатолий Евгеньевич все больше покрывался пятнами стыда, а его интеллигентный разум соглашался со всеми доводами невинно оклеветанного завхоза.
– И вот теперь, Анатолий Евгеньевич, повнимательнее посмотрите на записку, – разглаживая бумажку на коленях начальника лагеря, говорил Петрович. – Видите, почерк-то детский. Совсем детский. А вот накладные и книги учёта. Вот как я пишу, вот у меня какой почерк, смотрите. Ну?
– Да, да, согласен…
– Так что сами подумайте, что получается? – в голосе завхоза слышалась уже торжествующая радость полностью оправданного честного человека. – Какие-то дети решили меня перед вами…
– Да я понял, что они решили сделать! Николай Петрович, прости, добрая душа! – вскакивая с места и хватая разгорячённого толстячка за руки, взмолился Анатолий Евгеньевич. – Да как же я так! Ведь правда напраслину на тебя возвёл! Конечно, как ты мог, на тебя же действительно в первую очередь можно подумать. Вот какой-то негодяй и воспользовался, оклеветал…
Долго извинялся начальник лагеря перед скромно потупившим глаза завхозом, затем пожал ему обе руки и, под заверения Петровича помогать ему бдеть и искать вора, сжавшись, убежал к себе в домик. Его жёг стыд. Только спустя несколько часов решился Анатолий Евгеньевич появиться перед людьми и рассказать, что неизвестный вор вдруг вернул награбленное.
– Гады, ах, гады… – по команде поднимая и опуская ноги, пыхтел Костя Шибай. – Детей сна лишают. Что им тут – концлагерь, что ли?
За двадцать пять минут до официального подъёма вся Финляндия пятого отряда оказалась выгнанной на улицу. Солнце ещё не поднялось как следует над высокими деревьями, возле корпуса лежали тени, и у бедных детей от холода и злости зуб на зуб не попадал. Но воспитатели усердно проводили утреннюю зарядку, которую до этого в лагере практически никто и не делал.
– Они чего у нас, взбесились? – со стоном приседая, кивнул в сторону воспитателей министр Серёжа.
– Прессовали их, наверно, на планёрке конкретно, – предположил Костя Шибай, – вот они на нас и отыгрываются.
– А вы говорите – по-человечески с ними… – прогундосил Вовик. – Макаренки недоделанные…
И когда утомлённый зарядкой пятый отряд, подгоняемый Галей и Борей, едва передвигая ноги, поплёлся убирать кровати, из корпуса четвёртого отряда бодрой рысцой только-только выскочили спортивные шаолиньцы на свою ежедневную пробежку. Слёзы стояли в глазах у наблюдавших за их добровольной беготнёй финнов, с которыми ни за что ни про что так сурово вдруг обошлись воспитатели.
– За что? – подгоняемые грозными командами Гали и Бори, стонали финские ребята и девчата, в быстром темпе заправляя кровати.
Но суровые воспитатели ничего не объясняли. «Быстрее, ребята, в темпе, в темпе!» – подгоняли они своих подопечных, а вернее, подопытных. Потому что сразу после молниеносного утреннего умывания пятый отряд ждала особо тщательная уборка территории. Бедные дети ползали на коленках, выковыривая из травы самые ничтожные кусочки полуистлевшей бумаги, свёрнутые в крошечный шарик конфетные фантики и засохшие огрызки, скребли драными мётлами закреплённый за отрядом участок аллеи и асфальтовую дорожку к столовой. Чтобы никто не отлынивал, Боря и Галя ввели следующую таксу: каждый должен принести и сдать воспитателям по пятьдесят единиц собранного мусора. Корпус, понятное дело, они закрыли и никого туда не пускали. Конечно, дети не растерялись – незаметно выкрали из урны, что стояла возле крыльца четвёртого отряда, картонную коробку и разорвали её на мелкие кусочки. Та же участь постигла и валявшуюся там газету. Поэтому каждый быстро отчитался по сданному мусору. И воспитатели ничего не могли возразить на то, что некоторые мусоринки были откровенно микроскопических размеров – полфантика, четверть огрызка, клочок газеты. Пятьдесят штук – и всё, никаких вопросов.
Каждые пять минут Галя и Боря пересчитывали своих подопечных, страшно боясь, не пропал ли кто. Затем они построили финнов парами и в строгом порядке повели их на завтрак. Пятый отряд притащился к столовой так рано и организованно, что начала завтрака ему ждать пришлось почти целых полчаса. В окна выглядывали работники столовой и с изумлённым видом смотрели на стройную колонну детей.
Братство Белой Руки долго ждало разоблачения завхоза – громких криков, заметки в «Зорьке-Пресс» о самостоятельной и добровольной сдаче вора-завхоза. Но на стенде ничего подобного не было.
– С этим надо что-то делать… – прошептал Костя Шибай, стоящий в паре с Антошей Мыльченко. – Галя с Борей вообще уже задрали. Что, они нас теперь всё время так дрессировать будут? Неужели Евгеньевич так и не оповестит лагерь о том, что вор обнаружен?
Арина, стоящая впереди них в паре, конечно же, с Зоей Редькиной, только хотела что-то сказать, как на пороге столовой появился начальник лагеря, подобострастно заглядывающий в лицо выкатившемуся вслед за ним довольному завхозу Петровичу.
– Вот это да… – Из всей четвёрки первым опомнился Костик.
– Ясно, – чуть слышно проговорила Арина. – Все наши труды насмарку. Петрович облапошил начальника и доказал, что он не вор.
– Да ещё и несчастным прикинулся, – догадалась Зоя Редькина. – Вот начальник и лебезит перед ним.
Четвёрка сумела отделиться от общего строя.
– Знаете что, – проговорила быстро Арина, – нам теперь по-любому нужно в вагончике этого завхоза пошарить. Может, там что-нибудь украденное найдётся.
– Нужно, – согласился Костик. – Или украденное, или какие другие улики.
– А как пробраться-то, там же всегда закрыто? – удивилась Зоя. – Ведь он тоже не дурак. Да и живёт он там.
– Придумаем. Тем более что кое-какие мысли у меня уже есть. Подробности после завтрака, – произнесла Арина.
– Ой… – только и сказала Зоя, прижав ладошку к губам и оглянувшись, не подслушал ли кто.
Но никто не успел подслушать, потому что двери столовой наконец-то открыли. И бывшая стройная колонна вломилась туда как самое обыкновенное стадо мамонтов. Никакие Галя с Борей не могли противостоять такому натиску.
– Смотри, как Балованцева-то плохо ест, – схватив свою напарницу под руку, зашептал Боря. – И вид очень измученный.
– Ещё бы – у ребёнка психологическая травма, – прищурившись, Галя посмотрела на Арину. – Ты давай за остальными приглядывай, мало ли что. А я к ней подойду, спрошу.
Боря остался, как гордый чабан, зорко следить за своими завтракающими питомцами, а Галя подсела к Арине.
– Как ты себя чувствуешь, Ариночка? – спросила она, заглядывая Арине в лицо. – Не травмировало твою психику похищение?
– А как, вы думаете, Галя, можно себя чувствовать, когда тебя крадут как интеллектуальный багаж? – проговорила Арина.
– Что-что?
– Я, Галя, всю ночь думала, зачем же меня похитили, – вдохновенно, с честным выражением лица врала Арина. – И решила, что это мозги мои украсть хотели.
– Ну что ты, Ариночка, такое говоришь! – замахала ручками Галя. – Как это они их у тебя украсть хотели?
– Правда-правда!
– Нет уж, нам твои мозги здесь самим пригодятся! – подыграл Арине Костик, сидящий за столом напротив Арины.
– А, вот в каком смысле мозги… Да, да, пригодятся… – пробормотала Галя. – Конечно.
– Вы не волнуйтесь, я вас с Борей не выдам! – заявила Арина. – Если, конечно, никто другой не проболтается. Потому что всё подозрительное вокруг нашего отряда творится, вы, Галя, не замечаете?
– Тревожное такое… – вновь встрял в разговор Костик.
Галя напряглась.
– Вроде вой какой-то ночью возле корпуса доносился. Пронзительный, страшный… – тихим голосом проговорила Зоя Редькина, сидящая рядом с Ариной. И тут же побледнела, как бумажная салфетка, – потому что сама сразу же в это и поверила.
– Вой? Ну что вы такое говорите, ребята… – Галя в испуге начала пятиться назад, локтем угодила в тарелку с недоеденной геркулесовой кашей, которую несла на мойку Любочка, но даже не почувствовала этого.
– Да, и мы слышали! – подтвердил Костя Шибай.
Галя беспомощно оглянулась вокруг.
– Что, что слышали? – донеслось сразу с нескольких сторон.
– Да ночью…
– Что ночью? – вскочил со стула несколько трусоватый парень Сашок. – А, да, с меня кто-то одеяло стащил!
Галя оборачивалась то на одну реплику, то на другую, не зная, кого и слушать. Ей снова стало страшно.
– Да никто ничего с тебя не стаскивал! – махнул рукой Вовочка. – Сам брыкался, как конь, я видел…
– Ага, брыкался…
Весь отряд принялся обсуждать, кто что видел и слышал ночью. Хотя ничего, конечно, в эту ночь и не произошло. Братство Белой Руки привычно перемигнулось. Сработало…
Галя бросилась к Боре.
А Боря уже собирался приступать к выполнению инструкции, данной им с Галей начальником лагеря. То есть он встал на выходе из столовой и каждому своему финну сообщал, чтобы тот обязательно возвращался к корпусу и садился на лавку – будет собрание.
– Какое собрание?! – президент Анжела, о высоких регалиях которой за это время все забыли, попыталась возмутиться. – Нужно «зорьки» в быстром темпе зарабатывать! Сами говорили – отстаём и позор!
Но Боря никак не среагировал. И вот, собрав весь отряд у корпуса, он объявил:
– Значит, так. Плетёмся мы с вами в самом экономическом хвосте. Мы и малыши. Поэтому назначили нам девятый отряд в качестве подшефного.
– И что нам с ними делать? – удивился Дима Хрыков. – Нашими деньгами с ними делиться? Так у нас и так «зорек» нет. Всё за Балованцеву отдали.
Многие добросердечные дети с укоризной посмотрели на него.
– Думайте, ребята, думайте, как помочь бедной отсталой стране. – Боря тряс ладонями у лица. Вместе с ладонями комично тряслись его очки.
– Какая там у них страна? – спросил Костик Шибай.
– Италия.
– Пусть они нам завтра территорию уберут, а мы им за это заплатим! – тут же нашёлся Костик. Он очень не любил уборку территории.
На него с негодованием зашикали. И никто не заметил, как под шумок Антоша Мыльченко, сидевший на самом краешке скамейки, потихоньку слинял. Археологический зуд показался ему невыносимым. Тайна в разрытой яме не давала покоя и не могла дожидаться окончания собрания. Антоша кинулся к спрятанной в кустах лопате.
Все версии, которые предлагались, не годились никак. Любочка предложила немедленно бросить все силы на развитие в Италии сельского хозяйства – посеять горох, а потом торговать им на Всемирной ярмарке. Это предложение ленивые несельскохозяйственные финны быстро забраковали.
Министр Серёга заявил, что надо устроить войну – пусть Италия нападёт на Америку или на Испанию, отберёт у них все деньги в честном бою. Но Галя и Боря отвергли это предложение с особым негодованием. А больше никто ничего предлагать не собирался – ребята были обижены на Галю и Борю за утренний беспочвенный террор.
Так ни до чего и не договорившись, воспитатели отправили отряд заниматься в кружки. А сами сели думать. И в голову им, злым и перепуганным, ничего не приходило. Кроме того, что в лагере крадут детей, начальник гневается, а отряд под их руководством плетётся в отстающих. Поэтому оценка за летнюю институтскую практику Гале и Боре может быть очень и очень скромной.
Тем временем Костя Шибай следил за вагончиком Петровича.
– Это чтой-то ты тут высматриваешь? – Едва только Костя приблизился к окну, чтобы заглянуть внутрь жилища вора, как посудомойка тётя Валя тут же появилась на пороге своего вагончика.
– Да я просто так… – Костик несколько замялся, он не ожидал, что как разведчик так быстро окажется рассекреченным.
О проекте
О подписке