2. Остров

Мы выбрались на каменистый берег, образовавший длинную дугу, начинавшуюся справа от нашего самолета и тянувшуюся вдоль глубокой воды с барашками волн до самого горизонта. Слева раскинулся огромный пустынный берег с белоснежным песком. Стая чаек с пронзительным криком спикировала на мелководье и затеяла там возню. Все небо было затянуто тяжелыми свинцовыми тучами. Неожиданно солнце их раздвинуло и на несколько мгновений песок вспыхнул ослепительной белизной, а море засияло изумрудным светом. Я замерла от восторга. Но в ту же секунду дождевые тучи задвигались, наползая друг на друга, сбились в плотную массу, так что небо с серыми волнами облаков стало неотличимо от волнующегося моря. Кадербхай заспешил вглубь острова, и я бросилась его догонять.

Вскоре мы обнаружили большую поляну, как будто созданную для нашей стоянки. Кадербхай бросил вещи возле высокой финиковой пальмы. Неподалеку я заметила ручей и, подбежав к нему, погрузила руки в прохладную прозрачную воду. Я умылась, испытав настоящее блаженство, словно вода смыла не только грязь и кровь с моего лица, но и все последние события, произошедшие с нами. Я зачерпнула воду ладошками и принялась жадно пить.

– Здесь мы разожжем костер и, возможно, заночуем, – сказал Кадербхай.

– А если пойдет дождь? – я с тревогой посмотрела на небо.

– Дождя не будет, – уверенно заявил он.

Я удивленно вскинула брови:

– Откуда ты знаешь?

Он ухмыльнулся, поглаживая себя по животу:

– Мой шрам на животе молчит, а это лучший барометр. Ты здесь дождись пилота, а я соберу хворост для костра.

Вскоре пилот появился и, протягивая мне паспорт, произнес:

– Держите, я его нашел! А вы боялись…

Я смущенно улыбнулась в ответ:

– Спасибо вам!

Он задал мне неожиданный вопрос:

– Если бы вы знали с самого начала, что будете какое-то время по-настоящему счастливы, но затем счастье покинет вас и это принесет вам много боли, выбрали бы вы это кратковременное счастье или предпочли бы жить спокойно, не ведая ни счастья, ни печали?

Этот вопрос выбил меня из колеи. Зачем он меня спрашивает об этом? Что он хочет услышать? Слегка запинаясь, я ответила:

– Я в-выбрала бы счастье.

Он тяжело вздохнул:

– А я бы не выбрал. Ненавижу боль и страдание. Лучше ничего не получить в этой жизни, чем получить хоть каплю страданий.

– Но в мире очень много горя и страданий. Разве вы можете жить, не завися от мира? И, по-моему, если у тебя есть хотя бы один шанс быть счастливым, то надо хвататься за него во что бы то не стало!

– Вы когда-нибудь были счастливы?

Я вспомнила дочь и сына и до боли закусила губу и сжала кулаки. Я ничего ему не расскажу про себя! А вслух зло проговорила:

– Никто из людей не может рассказать о себе всю правду. Никто не чувствует себя счастливым и – тем более – в безопасности. Жизнь на самом деле очень проста – это борьба и страх. Сначала мы боимся всего вокруг: погоды, неба, звезд, животных. А потом начинаем бояться родителей и людей.

– Сказать что-то про себя, раскрыться перед другим – это не для вас. Именно поэтому вы сейчас сжимаете кулаки. Вы готовы остаться наедине со своим страданием, копаться в нем и получать при этом удовольствие. Вот в этом вся суть загадочной русской души. И не смотрите на меня так. Элизабет – не ваше имя.

Я замерла в ужасе, не понимая, где я прокололась. Как он узнал, что я русская?

Он вдруг захохотал до слез, а когда кончился его истеричный смех, вытирая слезы рукой, произнес:

– Ааааа! Люди придумали душу и тот, другой, мир, где ангелы распевают свою песню и добрый дедушка Бог заботится о каждом. А на самом деле все не так! Я поздравляю нас с вами со вторым рождением. На этот раз старуха только подмигнула нам.

– Какая старуха? Вы в порядке?

– Я говорю про смерть.

Мое сердце продолжало отчаянно колотиться:

– С чего вы взяли, что я русская?

– Ваш спутник назвал вас Ириной. В паспорте написано другое имя. Но вы Ирина, и мне кажется, что это имя русское. Разве не так?

– И что теперь?

Я ругала себя и Кадербхая за такую неосторожность! Да, шпионы из нас еще те…

Пилот пожал плечами:

– Да ничего, возможно, когда-нибудь вы захотите рассказать свою историю. А сейчас я понимаю только одно: мы во что бы то ни стало должны выжить! Должны – и все! Ради кого-то, кто остался там, в том мире. И поверьте, никто из нас не попадет в рай, никого там не ждут, мы сейчас только здесь, и жить мы должны именно ради них.

Я была поражена его словами. Именно так я думала сама. Он галантно поклонился:

– Теперь давайте знакомиться. Меня зовут Джеймс.

– Очень приятно, – выдавила я. Меня мучил один вопрос, и я все же решила его задать Джеймсу: – Вы не верите в Бога? Почему? Это странно для американца.

Его глаза налились грустью:

– Я не могу это объяснить…

В одну секунду он стал для меня каким-то родным. И я, поражаясь своей смелости, вдруг спросила:

– Вас кто-то ждет дома?

– Да, у меня дочь. Ради нее я должен вернуться.

– Дочь? Сколько ей лет?

– Всего восемь. Я ей пообещал, что это будет мой последний полет и больше мы никогда не расстанемся. А кто ждет вас?

Я слегка улыбнулась:

– Сын. Ему скоро два…

Вернулся Кадербхай с охапкой хвороста и развел костер. Мы кое-как расположились на ночлег.

Лежа возле костра, я сжалась в комок и смотрела на звезды. С тех пор как я попала на остров, головная боль не давала мне покоя, и я, как могла, пыталась отвлечься от нее.

Свет костра лишь немного рассеивал тьму, растворяясь в густой лесной мгле джунглей. Это была первая ночь на острове. Сколько времени придется здесь провести? Я думала о Джеймсе – он очень симпатичный, только бы не влюбиться. Почему люди так сильно хотят любви? Я жила без нее долгое время, но всегда внутренне чувствовала ее отсутствие. Маленький кусочек пустоты. Я не признавалась себе в том, что без любви пусто. Что такое любовь? Зачем она мне? Некоторые вещи, которые ты открываешь о себе, настолько болезненны, а сожаление по поводу пустых прожитых лет так сильно, что, лишь испытав чувство потери, ты можешь жить с ними. Моя прошлая жизнь очень печальна, и мне остается только одно – оплакивать ее всей душою…

Я почувствовала, что заснуть мне не удастся. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить спутников, я крадучись пошла в сторону ручья. Он был в десяти метрах от нашего лагеря – не более. У ручья я увидела Джеймса. А я-то думала, он спит!

Заметив меня, он пошел мне навстречу.

– Держитесь подальше от воды, здесь может водиться гребнистый крокодил, о нем ходит дурная слава, – предупредил он.

Я приблизилась к нему, встала рядом и заслушалась песней кузнечиков и приглушенным кваканьем бесчисленных лягушек, сливающимися в умиротворяющий лесной напев. Вдалеке порхали среди деревьев светлячки, выписывая над рекой изящные огненные дуги. Рядом с Джеймсом я чувствовала себя счастливой. В нем была какая-то спокойная уверенность, которая придавала мне силы. «Он мне не пара, такого мужчину должны интересовать только красотки, и если он не женат, то какой-то женщине с ним очень повезет», – думала я. Уж на этот раз я не буду такой дурой, как раньше. Я ни за что в него не влюблюсь!

Джеймс прервал мои мысли:

– Вам тоже почему-то не спится, Ирина?

Я усмехнулась:

– Почему-то…

Мы постояли, молча слушая, как вода струится под берегом. Над ручьем промелькнула пара птиц, в воздухе послышался крик, протяжный и заунывный, похожий на крик ребенка. Я вздрогнула.

– Не пугайтесь, это кричит лемур.

– Что-то нервы совсем разошлись. А здесь водятся крупные хищники?

– Скорей всего нет. Откуда им тут взяться? По мнению ряда антропологов 19 столетия, когда-то посередине Индийского океана был огромный материк, который затонул. Многочисленные острова этого океана и есть части затонувшего материка. Полагают, что здесь водятся обезьяны, в основном лемуры, находили даже останки обезьяночеловека, предка «человека разумного».

– Так, возможно, здесь ведутся раскопки, и мы можем встретить археологов?!

– Нет, конечно, нет. Этот остров необитаем, и если кто-то живет здесь, – так это только туземцы. Обычно они прячутся от пришлых людей и не идут на контакт.

Я тяжело вздохнула, а Джеймс вдруг произнес:

– У вас красивый малыш.

На мгновение у меня перехватило дыхание: откуда он знает?

– Простите, – сказал Джеймс, – я видел фото у вас в сумочке.

– Вы меня обыскивали?!

– Я же говорил вам, что надо бояться только людей, тем более что нам внушали, что все русские – наши потенциальные враги. Но заметьте, я вам честно признался!

Я удрученно молчала, не зная, что сказать. Повисла неловкая пауза, которая становилась все горше с каждой секундой. И прервал эту паузу Джеймс:

– Вы ничего не хотите рассказать о себе? Нам говорили, что все русские – агенты КГБ, поэтому они так закрыты. Вас учат молчать, это так?

– Нет, это не так. Мне больно рассказывать о себе, потому что вы мне не поверите. Слишком необычна моя история. Могу сказать только одно: я не агент КГБ. А мой сын… он сейчас в России с бабушкой, я очень скучаю по нему.

Я взглянула на Джеймса и прочитала в его глазах одновременно и радость, и горе. Меня потянуло к нему, но я резко развернулась, готовая бежать без оглядки. Он обнял меня за плечи и удержал рядом:

– Вы такая молодая, почти девчонка. И когда вы только успели родить?

Я пожала плечами и тихо ответила:

– Сейчас у меня должно было быть двое детей… У меня умерла дочь, прошло почти три года, но я так и не свыклась со своим горем…

– Простите, если сделал вам больно. Понимаете, я так устроен: говорю то, что думаю. Здесь, на острове, чтобы выжить, мы должны доверять друг другу. Мы чем-то похожи: вы волнуетесь за сына, я – за дочь. И при этом мы оба очень одиноки.

– Вы думаете, что я не замужем?

Он быстро кивнул:

– Я почти уверен в этом. Или я ошибся?

Я покачала головой:

– Нет, не ошиблись. Официально я расписана с человеком, но не живу с ним.

Он усмехнулся:

– Вот видите, у меня та же история. Мы разбежались, когда дочери исполнилось два года. С тех пор мы не видели нашу маму, хотя до сих пор она мне жена…

– А вы не пробовали найти ее и развестись?

– Зачем? С тех пор как она исчезла, я не встретил ни одной стоящей девушки. Да и нам с дочерью очень хорошо вдвоем. Что теперь с ней будет? Этот последний полет… поневоле начинаешь винить себя…

Он надолго замолчал. Я отлично понимала его. Зачем я вообще ввязалась в эту авантюру с поиском чаши? Разве мне есть до нее дело? Спасти человечество – да, великая задача. Но что мне человечество, если с сыном что-то случится… Однако сейчас лучше об этом не думать. Прогоняя тревожные мысли, я спросила:

– А в чем вы вините себя, Джеймс?

– Я не должен был лететь на этом рейсе. Этот самолет продали, а нас всех уволили. Я уже получил расчет. Это был последний рейс в составе нашего экипажа. Должен был лететь Билли, но у него родился сын, я заменил его. Джессика, так зовут мою дочь, умоляла меня приехать, но я попросил ее потерпеть: только один полет, сказал я ей, и пообещал, что вернусь к вечеру, малышка поверила мне…

– Ей всего восемь, а вы с ней разговариваете как со взрослой?

– Она такая разумная, не по возрасту. Когда жена бросила нас, дочери было два, и она как-то резко повзрослела. Я тогда сразу же нанял няню. Мисс Тоотси – хорошая женщина, но она не могла заменить девочке маму. Сейчас я уже нашел работу преподавателя в гуманитарном университете нашего города. Меня взяли, несмотря на то что у меня нет стажа. По первой специальности я биолог. Я получил эту специальность благодаря моему отцу. Он хотел, чтобы я стал ученым, но я хотел летать. Отец умер в тот год, когда я окончил университет, и я пошел служить в армию в десантные войска, где еще больше укрепился в своей любви к полетам. Отслужив три года, я поступил в летное училище по льготе. Мое обучение оплатило государство. На четвертом курсе я познакомился с Кейт, моей женой. Наша связь была очень бурной, теперь понимаю, что это была не любовь. Через девять месяцев на свет появилась Джессика. А я начал летать.

– А где вы живете?

– До последнего времени жили в Бангкоке. Но я уже отправил вещи в Лос-Анджелес. На этой неделе мы с Джессикой должны были вернуться в родной город. Я уже взял билеты на самолет.

– Нас найдут, – попыталась я утешить его и себя.

– Я бы хотел этого всем сердцем. Когда отказал один из двигателей, я стал подавать сигналы SOS, но в эфире никто не отозвался. Рация полностью уничтожена, связи с материком у нас нет. Самолет частный. Будет ли новый владелец тратить деньги на поиск? Сомневаюсь. А вы, Ирина, большая шишка, раз вас посадили в этот самолет.

– Клянусь вам, что это не так. Мне кажется, я попала на борт случайно.

– Помните того маленького толстого пассажира? Это Стэн, я знаю его давно, он дружит с нашим президентом и выполняет его поручения. Он много раз нанимал наш самолет, сопровождая очень важных людей, настолько важных, что они известны всему миру. Расскажите, зачем он вез вас в Дели?

Сердце мое забилось. Что же делать? Виссудхи категорически запретил мне рассказывать о чаше. Я глубоко вздохнула и произнесла:

– Джеймс, я не имею к Стэну никакого отношения. Про себя сказать ничего не могу. Это не моя тайна, простите…

Он разочарованно произнес:

– Значит все-таки КГБ…

Я возмутилась:

– Нет, Джемс, клянусь сыном, нет!

– Обещаю, что никому не выдам вашу тайну. В целях нашей безопасности вам лучше открыть ее мне.

– Почему?

– Понимаете, наш самолет потерпел крушение при странных обстоятельствах. Перед полетом самолет тщательно проверили. Наш механик, который обычно это делал, почему-то отсутствовал. Один двигатель вышел из строя во время полета, второй загорелся. Приборы точно сошли с ума уже через час после взлета. У меня создалось впечатление, что нам влили некачественное топливо.

– Но буря… Стюардесса сказала, что предугадать ее невозможно.

– В том-то и дело – сводка погоды всегда точна. Нам дали ложную сводку. А стюардессу я увидел впервые. Меня удивило, что она села рядом с вами, это не положено по инструкции.

– Она летела впервые? А мне она сказала, что уже несколько лет летает в вами. Самолет так трясло, что ей трудно было дойти до места…

– Она врала. Зачем? И до своего места она смогла бы дойти. Расстояние до ее кресла было всего-то метра три. Настоящая стюардесса ни за что бы так себя не вела.

У меня глаза полезли на лоб:

– Джеймс, вы же не хотите сказать… что нас хотели убить?!

– Именно это я и хочу сказать. Поэтому вам нет смысла скрывать от меня правду. Если те, кто хотел вашей гибели, узнают о том, что вы остались в живых, они придут на этот остров и довершат свое дело.

Я в ужасе смотрела на Джеймса. Возможно, и Аркашу увезли неизвестно куда. Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать:

– Джеймс, кажется, мой сын в опасности…

И я рассказала ему все. Он внимательно выслушал мой рассказ, ни разу не прерывая. Когда я закончила, он позвал меня к угасшему костру и быстро развел огонь. Я видела, что он усиленно обдумывает услышанное. Я в нетерпении ждала, что он скажет по этому поводу. Но он продолжал удрученно молчать. Я тихонько дотронулась до его руки, он вздрогнул. Заглядывая ему в глаза, я спросила:

– Дело плохо, да, Джеймс?

Он горько усмехнулся:

– Вы даже не можете себе представить, как плохо. Утром нас найдут и убьют. В этом я не сомневаюсь. Мне вспоминается, что я что-то слышал про эту чашу. Она считалась утерянной. А она, оказывается, все это время была у монахов!

– Кому она нужна?

– Есть такая организация, ее участники называют себя иллюминатами. В ней много высокопоставленных членов правительств многих государств. Поговаривают, что они получили свои посты благодаря тому, что продали душу дьяволу. Как я понимаю, чаша им нужна для проведения обрядов.

– Джеймс, если вы не верите в Бога, то для вас и дьявола нет?

– Сказать по правде, я засомневался. Ровно неделю назад в Лос-Анжелесе я встречался с человеком, его зовут Чемпион Курт Тойч, это известный в Америке физик, математик и психогенетик. Он мне сказал, что общается со своей недавно умершей женой, советуется с ней. Он рассказал, что узнал от жены о том, что миру грозит опасность, и тоже говорил мне о чаше. А сегодня я опять слышу о ней от вас. Странно это, не правда ли?

Я кивнула:

– Конечно, странно. Я вообще не понимаю, почему во все это втянули меня? Я обычный человек…

– И, как я понял, вы тоже не верите в Бога?

– Не знаю. Никогда об этом не думала. Только один раз, когда заболела моя дочь, я обратилась к Нему и Он мне не помог. Тогда зачем Он нужен?

– А знаешь, Тойч тоже спрашивал у меня, верю ли я в Бога? – мы незаметно переходили на ты. – я ответил отрицательно, а он мне сказал: ты когда-нибудь поверишь, как поверил я. Прекрасный человек, после общения с ним я почувствовал себя другим.

– Ты думаешь, эта чаша как-то связана с религиозными обрядами?

– Я в этом уверен. Только, возможно, не с религиозными, а с сатанинскими.

– Мне неясно одно: почему выбрали меня? Я совсем не подхожу на роль спасительницы мира. Я обычный человек…

– Возможно, чашу не все могут взять в руки?

Я удивилась:

– Да, мне это сказали! Но мне все равно непонятно, на Земле столько людей… Сейчас я больше всего на свете боюсь потерять сына. Возможно, та женщина, Элизабет, мой двойник, не полетела с Аркашей в Россию.

– Почему ты так считаешь?

Я прошептала:

– А вдруг она вместо меня полетела в Индию? Там ее встретит монах и передаст чашу. Боже мой! Что будет с моим сыном? Его убьют?

– Не вижу причин, чтобы убивать его. Скорей всего его отдадут в бездетную семью.

– В Дели?

Он покачал головой:

– Не думаю, Элизабет – американка, а в Америке охотно усыновляют детей, там столько бездетных…

Я опустилась на землю и разрыдалась, больше не в силах сдерживаться. Господи, только не это. Я уже потеряла дочь…

Джеймс сел рядом на корточки и, заглянув мне в глаза, проговорил:

– Все это, Ирина, твои предположения. У страха глаза велики…

– Нет, теперь мне все понятно. Меня втянули в глупую игру! Ну почему я потащила сына в Таиланд и не оставила дома со свекровью?

– Никогда не сожалей о прошлом, – эти слова вбил мне в голову Тойч. Я пришел к выводу, что он прав. Нам сейчас нужны силы, чтобы выжить. Мы выберемся с острова и найдем твоего сына.

Его пылкая речь немного успокоила меня. Я хотела верить словам Джеймса, но понимала, что выполнить их будет почти невозможно. Я противостою целой организации, у которой самолеты, деньги, влияние.

– Я должен вернуться к месту аварии и тщательно обыскать самолет. Если ты не связана со Стэном, то возможно, охота велась на него, я должен понять, зачем он летел в Индию. Я скоро вернусь, Ирина. Ждите меня здесь, а если меня долго не будет, то лучше с рассветом идите с Кадербхаем к горам, там я вас найду, – с этими словами Джеймс скрылся в темноте ночи.

– Грея, я встретила Сета! Мы, конечно, не помним, кто мы, но я почувствовала, что меня к нему тянет!

– Да, это так, Ил. У тебя с Сетом кармический брак.

– Мы заключили его до нашего рождения, я помню! Даже здесь я все время думаю о Сете.

– Как и он о тебе, – заметила Грея.

– Это плохо, да?

– Не плохо, нет, но это сложно. Из воплощения в воплощение ты будешь встречаться с ним, иногда уроки будут тяжелыми.

– Я не хочу отказаться от них, Грея. Я люблю его.

– Я знаю, Ил.

– А в лице Кадербхая я нашла Наставника, о котором ты мне говорила.

– Да, это твой первый Наставник, он многому научит тебя.

– Несмотря на то, что моя жизнь ужасна и постоянно висит на волоске, она мне нравится!

– Я тебе не советую пользоваться словом «ужасный». Это так по-человечески! Люди часто используют такие слова, но от них лучше отказаться.