– Это тоже для релаксации, – объяснила она, хотя Макар ни о чем ее не спрашивал. – Чтобы ничего не бояться.

И улыбнулась, будто сказала что-то забавное.

Только теперь он рассмотрел ее как следует. Ей было около тридцати лет, но язык не поворачивался назвать ее женщиной: она была из породы девчонок, длинноногих и легких, играющих с мальчишками на равных, забирающихся на деревья и расцарапывающих ноги в лесу, – лучшие из таких, вырастая, нисколько не теряют этой легкости. Лицо с ярким румянцем на высоких скулах, заостренный подбородок и прищуренные карие глаза под растрепанной шапочкой коротких вьющихся темно-русых волос. Большой рот под вздернутым, каким-то детским носом; уголки губ чуть-чуть загибались кверху. Ее нельзя было назвать красивой – слишком много неправильностей было в этом живом подвижном лице, слишком непохоже оно было на гладкие невыразительные лица с рекламных плакатов – прекрасные и бесстрастные. Но она была очаровательна.

Девушка открыла глаза, расцепила руки и присела на корточки – так же свободно, как и встала. Лицо ее стало спокойным, краснота исчезла, и больше она не производила впечатления человека, которого меньше десяти минут назад пытались убить и он об этом знает.

Сидя на корточках напротив Илюшина, Ксения откровенно рассматривала его, по-прежнему щуря глаза, и Макар представил, как они выглядят со стороны: парень в синей спортивной куртке и девушка в черном плаще, присевшие в довольно нелепой позе на тротуаре и изучающие друг друга.

Она окунула тонкие пальцы в волосы, провела по голове, словно пытаясь уложить взлохмаченные пряди.

– Почему вы это сделали? – В ее голосе звучало эхо пережитого страха, приправленное неподдельным любопытством. – Вы же рисковали ради незнакомого человека.

– Не преувеличивайте, ничем я не рисковал, – возразил Илюшин. – Против вас действовал фактор неожиданности, а против меня он не работал. Так что не стоит обманываться и видеть во мне героя.

– Хорошо. Я не буду обманываться и видеть в вас героя. Но быть благодарной вам я могу, правда?

Она смотрела на него вопросительно, но выражение ее лица было серьезным, и Макар нехотя признался, что да, быть благодарной ему она может.

– Слава богу! – с облегчением сказала Ксения. – Я боялась, что вы мне это запретите. Нет, правда, вы очень облегчили мне жизнь!

Секунду Илюшин смотрел на нее, а затем от души рассмеялся.

– Давайте закрепим успех, – по-прежнему серьезно предложила девушка, вставая с корточек, и он поднялся следом за ней. – Если я начну вам совать деньги, то получится неловко, правда? К тому же глупо, учитывая, что у меня с собой всего двести рублей. Зато я могу предложить вам прекрасный рассольник, сваренный мастером рассольника. А также невероятно вкусную долму.

– Ее готовил мастер долмы?

– Увы, нет. Ее готовил тот же мастер рассольника, но его мастерство, можете мне поверить, распространяется и на долму. Если вам не жалко потратить двадцать минут на дорогу и полтора часа на обед…

Она осеклась, вгляделась в серые глаза, выражения которых не могла разобрать.

– Если у вас нет времени или вы просто не хотите, скажите об этом прямо, – совсем другим тоном попросила она. – Я не хочу навязываться и выглядеть назойливой идиоткой в ваших глазах. Я всего лишь хочу накормить вас хорошим обедом, потому что это самое меньшее, что я могу для вас сделать.

– Это единственная причина?

– Вообще-то нет, – неожиданно призналась Ксеня. – Во-первых, я захотела есть после этого ужаса, а здесь нет ни одного приличного кафе. Во-вторых, к подруге я, конечно, не поеду, сейчас позвоню и отменю визит, а возвращаться домой одной мне страшно. Я понимаю, что больше со мной ничего не случится, но мне все равно хотелось бы провести ближайшее время не одной, а с кем-нибудь в компании.

– Идет, – согласился Макар. – С одним условием.

– С каким угодно! – обрадовалась она.

– Вы рассказываете мне, кто пытался столкнуть вас под колеса машины. И почему вы избежали встречи с нашей доблестной милицией, хотя она, очевидно, должна была приехать на место неудавшегося покушения.

Девушка пристально посмотрела на него, и Илюшину вдруг пришло в голову, что она старше, чем кажется.

– Сколько вам лет? – подозрительно спросил он.

– Тридцать. – Она все же немного растерялась. – Почти. Исполнится через две недели, если доживу. А что, мой возраст имеет какое-то отношение к вашему согласию отведать нашего семейного рассольника?

– Никакого. Обычное любопытство.

– Тогда, если вы удовлетворили свое любопытство, предлагаю подняться вверх – там за углом остановка, откуда можно доехать до моего дома.

Лариса тысячу раз пожалела, что решила надеть платье: погода не баловала теплом, и она с завистью поглядывала на девушек, благоразумно накинувших куртки, плащи или весенние пальто. К тому же Толик опаздывал – от этого она особенно злилась, но старалась сдерживать злость: если она сядет в машину раздраженная, то наверняка не сможет удержаться от того, чтобы высказать ему накипевшее. А высказывать было нельзя, особенно сегодня. В другой раз, быть может…

Собственно, и платье было одной из составных частей плана: тонкое, облегающее ее красивую фигуру. Самой Ларисе не нравилось, что она широковата в плечах, – и Ленька не давал ей забыть об этом, в шутку дразня ее пловчихой, – но со временем она научилась обыгрывать этот недостаток, превращая его в достоинство. У всех ее платьев и блузок плечи были сильно открыты, иной раз асимметричность покроя даже подчеркивала разворот и ширину плеч, но кожа у Ларисы была такой нежной, такой молочно-белой, что смотревший мигом забывал о некрасиво выступающих косточках и прочих недостатках, о которых она прекрасно знала.

Вот и у этого трикотажного платья, которым она надеялась утром поразить приехавшего гостя, одна бретелька все время продуманно спадала. Но если за завтраком она с удовольствием ловила на себе внимательный взгляд (а гость, Лариса честно призналась себе, был хорош – не красавец, да и не ее типаж, но чертовски интересен), то теперь кляла на чем свет стоит и бретельку, и погоду, и Толика, для которого не существовало понятия «пунктуальность».

К тому моменту, когда представительная «Ауди» Анатолия подъехала к кинотеатру, Лариса успела промерзнуть до костей. Однако в машину она села с достоинством, неторопливо, и милостиво разрешила Толе себя поцеловать.

– Что-то у тебя руки ледяные, – небрежно бросил он, разворачиваясь на узкой дороге. – Замерзла? Давно стоишь?

– Только что подошла, – лениво ответила девушка, потягиваясь. – У матушки новый клиент, требовалось его развлечь.

Анатолий бросил на нее искоса быстрый взгляд.

– Я тоже хочу, чтобы меня развлекали, – с обиженной интонацией протянул он, и Ларису позабавила капризность, которую она услышала в его голосе.

– Толенька, разве я против?

Он притормозил у обочины, окинул подругу оценивающим взглядом (наконец-то!).

– Хороша ты, Ларка, – весело сказал он и потянулся поцеловать ее, но девушка строго помахала пальцем у него перед носом. – Не понял – откуда такие запреты?

– Ты бы еще на главной площади встал! Хочешь, чтобы твоя Виктория нас увидела?

Упоминание имени жены подействовало: Толик нахмурился, газанул с места и быстро свернул в проулок.

– Едем ко мне, – предложил он, как будто у них имелись другие варианты. – Сколько у тебя времени?

– Я вся твоя… – промурлыкала Лариса, поворачиваясь к нему выгодным ракурсом – в профиль. Впрочем, ракурса Анатолий не оценил, поскольку смотрел на дорогу. Тогда она уселась поудобнее и стала смотреть на него.

Толику было сорок три года. Депутат Законодательного собрания области, он и выглядел как положено депутату: полноватый, представительный, в костюме, который скрадывал его полноту. Однако, раздевшись, он менялся так разительно, что Ларисе каждый раз стоило большого труда не расхихикаться. Мягкотелый, белый, как очищенный кальмар, большеголовый, с плотными безволосыми руками, Толик казался ей выросшим пупсом, а не мужчиной. Правда, несколько раз у нее была возможность выяснить, что «пупса» лучше не злить, и Лара хорошо усвоила урок. Анатолий не переносил ее насмешек, и все, что позволялось девушке, – это легкое подшучивание. Более того, когда она попыталась установить между ними отношения «прекрасная принцесса – уродливый нищий, которому невероятно повезло», Анатолий быстро расставил все по своим местам. Ларису он не держал, не собирался унижаться перед ней, выпрашивая ее благосклонность, и искренне полагал, что платит ей вполне достаточно, чтобы она была покладистой любовницей – не капризной, не скандальной, а главное – не претендующей на роль жены.

Лариса давно бы уехала из Тихогорска, если бы не любовник. Год назад неожиданно для себя самой она обнаружила, что вложила слишком много в их четырехлетнюю связь, чтобы взять и просто так ее разорвать. Она поймала себя на пугающей мысли о том, что неплохо было бы выйти за Анатолия замуж и зажить спокойно и сыто, как его жена, четыре раза в год подолгу отдыхавшая на курортах.

Однако Анатолий, которому жена родила двоих детей, не торопился менять «старое мясо на новое», по злому выражению Лени, который один из всей семьи был в курсе Ларисиной связи. От брата девушка ничего не скрывала, да это и не имело смысла: он сразу узнавал о любом ее новом увлечении. Именно Ленька подал ей идею выжать из Толика как можно больше, но сделать это аккуратно, постепенно. «Не пугая клиента» – так сказал Леня.

Четыре года назад, познакомившись с Толиком в единственном приличном ночном клубе Тихогорска, Лариса решила, что поиграет с ним недолго – и бросит. Когда только он успел привязать ее к себе дорогими подарками и карманными деньгами, которые, казалось не считая, подбрасывал ей во время каждой встречи? «Это он меня развратил, – зло думала Лариса, поглядывая на довольного самоуверенного мужчину за рулем. – Если бы не Толик, я бы давно устроилась на работу!»

Однако горькая правда жизни состояла в том, что на работу Ларисе было устроиться крайне сложно. Вместе с Леней она окончила институт легкой промышленности в областном центре – Анненске, находившемся всего в пятидесяти километрах от Тихогорска, и мать их была сильно удивлена, когда по окончании учебы близнецы вернулись домой: Эльвира Леоновна предполагала, что оба не захотят жить в такой глубокой провинции, какой представлялся ей Тихогорск. Однако брат и сестра решили по-своему. «Большой разницы между городами нет, – пояснил Леонид, – а жить лучше в своем доме, чем в съемной квартире».

В чем-то он был прав. Сам Леня быстро устроился представителем крупной торговой фирмы, чьими шоколадными батончиками в яркой красно-синей блестящей обертке были завалены прилавки супермаркетов, купил в кредит машинку марки «Хундай», выплатил его как-то незаметно и удивительно быстро и теперь работал по свободному графику. «Крутиться», по выражению Лени, ему приходилось много лишь в первый год, а затем все наладилось, и Леонид даже нанял молодого амбициозного юношу, которому делегировал часть своих полномочий.

Лариса в его дела не лезла, но года три назад, помыкавшись в поисках работы, обратилась к Лене в надежде, что он пристроит ее к себе. Выпускницу института легкой промышленности не хотели брать никуда, кроме швейной фабрики, для которой, собственно, этих выпускниц и готовили. Работать на швейной фабрике Лариса не собиралась. Что она будет делать у брата, Лариса представляла смутно, но ей казалось, что ничего сложного в Ленькиной деятельности нет.

К себе Леня ее не взял, но предложил выход: он говорит матери, да и всем остальным, что сестра подрабатывает его помощницей. Так Лариса получила статус работающей по свободному графику женщины, объяснение деньгам и новым тряпкам и также возможность распоряжаться временем по своему усмотрению, не отчитываясь перед матерью. Однако за полтора года девушка не потеряла осторожности и каждый раз встречалась с Анатолием за квартал от своего дома. От него же тщательно скрывала отношения с другими мужчинами: хранить верность любовнику Лариса считала верхом глупости, а природный темперамент требовал выхода – встреч с ним раз в неделю ей не хватало. Мужчины появлялись в ее жизни ненадолго и служили лишь средством удовлетворения, в том числе морального: девушка доказывала себе, что она интересна не только Толику, и на время успокаивалась.

– Ты чего такая задумчивая? – прервал Анатолий ее мысли. – Что-нибудь случилось?

– С матерью поссорилась. Начали сегодня разговор: давай продадим дом, купим всем нормальные квартиры. А она ни в какую.

– А покупатель на дом найдется?

– Уже нашелся, и не один. Кстати, дом ведь неплохой, крепкий, к тому же его постоянно ремонтируют… Слепить из него особнячок, и будет загляденье!

– Будет, – согласился Анатолий, останавливаясь у подъезда. – А что мать?

– Упирается. Говорит, там ее детство прошло, память о сестре и все такое. А меня уже тошнит от этой памяти, потому что все вместе живем, как в коммуналке, и никуда не деться! Последнее время народу стало меньше приезжать… С одной стороны, это хорошо, потому что не топчемся перед ванной, как овцы. А с другой – деньги-то нужны, правда?

– Деньги всегда нужны, – философски заметил Толя.

– Вот-вот, и я о том же. Я говорю: мам, давай дом продадим, купим нам квартиры. А она боится в долг влезать. Детей родных оставить без жилья ей не страшно, а кредит брать – страшно!

Лариса вздохнула, бросила испытующий взгляд на Анатолия. Тот сидел, уставившись перед собой ничего не выражающим взглядом, и определить, насколько он проникся Ларисиными бедами, было совершенно невозможно.

– С тобой только и могу отдохнуть… – она подбавила в голос чувства, ласково погладила любовника по руке. – Если бы не ты…

– Ладно, пойдем, – он вылез из машины, помог выйти Ларисе и шутя дотронулся пальцем до родинки под губой. – Красотка ты моя!

Лариса терпеть не могла свою родинку и уж тем более не переносила, когда ее трогали. Однако, следуя наставлениям Лени и видя перед собой цель, которая многого стоила, сдержалась и мило улыбнулась.

– Пойдем скорее, – прошептала она, наклонившись к его уху и нежно прикусывая мочку.

Анатолий довольно ухмыльнулся, обнял Ларису за талию и повлек ее в подъезд.

Она вернулась домой два часа спустя, прошла к себе в комнату и обнаружила там Леонида, валявшегося с книжкой на диване.

– Сколько раз тебе говорить – не ходи ко мне, – зло бросила она, стягивая платье за дверцей шкафа. – У тебя своя комната есть.

– А мне твоя нравится, – зевнул Леня, захлопывая книжку. – Второй этаж, в окна никто не заглядывает…

– Проваливай. Я переодеться хочу.

– Развела своего дурака на хату? – небрежно поинтересовался Леня, игнорируя требование сестры.

– Сам ты дурак, – огрызнулась Лара.

– Значит, не развела, – с пониманием констатировал Леонид. – Ладно, не дуйся. Это за один раз не делается, нужно постепенно, с тактом…

– Да не понимает он такта! – не сдержалась Лариса. – Морда каменная, отмалчивается, ни о чем не расспрашивает!

Она со злостью швырнула помятое платье, и оно, спланировав, накрыло Леонида. Тот отбросил его на спинку дивана, нехотя поднялся и прошелся по комнате.

– А чего ты ожидала? Что он сразу отправится тебе квартиру на Чеховском бульваре покупать? Двухкомнатную, улучшенной планировки? Так не бывает, Ларочка!

Близнецы встали друг напротив друга, злые, удивительно похожие: даже хмурились они одинаково.

– И что же, теперь мне до конца жизни с вами куковать в этой развалюхе? – Лариса широким жестом обвела комнату. Обстановка в ней до смешного противоречила ее словам: мебель здесь была новая, светлого дерева, а на комоде стояла дорогая стереосистема, подаренная все тем же Анатолием.

– Не надо драматизировать ситуацию! Ты хочешь свою квартиру, и я тебя понимаю. Но если ты и дальше будешь наезжать на всех, как танк, у тебя ничего не выйдет! Понятно?

– Ленечка, ну что же делать? – Сестра едва не захныкала. Быстрая вспышка злости и раздражения прошла, и теперь она ощущала лишь усталость и беспомощность. У Леонида «запас прочности» был больше, и в изматывающих ситуациях Лариса всегда старалась опереться на него.

Леонид смягчился. Сестру он искренне жалел, понимал и чувствовал, чего ей не хватает. Он несильно щелкнул ее по носу и вернулся на облюбованное место на диване.

– Для начала не торопись, – рассудительно посоветовал он. – Погонишь лошадей со своим Толенькой – можешь все испортить, так что потом назад не отыграешь. Он у тебя мужик осторожный, себе на уме, так что постепенно капай ему на мозги, и результат не замедлит себя ждать. Во-вторых, мы с Эдиком матушку обрабатываем, и ты тоже присоединяйся.

– Я присоединяюсь…

– А ты присоединяйся активнее! Глядишь, что-нибудь из нашей затеи и получится.