Глава 3

1

Сложнее всего оказалось выбрать правильное место для фотографии. Как будто ее спрятали, но недостаточно тщательно. Ни в коем случае не выложить напоказ, чтобы она бросалась в глаза. Но и не перестараться: Анжела должна наткнуться на снимок, иначе весь план пойдет псу под хвост.

Олеся прислушалась. Кто-то идет?

На случай, если ее обнаружат в чужой комнате, она заготовила дюжину одинаково малоправдоподобных объяснений. Но проще всего соврать, что перепутала двери. Перебрала спиртного и ввалилась пьяная не туда.

Поэтому за ужином пришлось налегать на шампанское. Гагарина его терпеть не могла, предпочитала хорошую водку, а еще лучше – самогон. Да под соленые грузди, да с отварной картошечкой!

В животе настойчиво забурчало.

Шиш вам, Олеся Степановна, а не грузди с молодой картошкой. Или хотите ползать стокилограммовой тушей? Моржихой, вытащенной на сушу?

Не хотите? Вот и держите себя в руках. Жрите шпинат, как вечно озабоченная своим весом Медведкина, и не выпендривайтесь.

Олеся обежала глазами комнату. Взгляд ее задержался на пиджаке, небрежно брошенном на стуле.

Хороший пиджак. Кожаный. Родом из девяностых. У Вороного весь стиль такой, из девяностых. «Умрите все от зависти» называется.

– Умрем, умрем, – пробормотала Олеся. – Сдохнем под забором.

Она сунула фотографию во внутренний карман пиджака, так, чтобы уголок торчал наружу. Анжела должна заметить. В отличие от своего мужа, она крайне внимательна к деталям.

Она ко всему крайне внимательна.

Когда снимали клип на песню Вороного «Златокрылый ангел мой», потребовалось найти восемь девушек. Кастинг проходили не меньше сотни.

– Никита, выбирай тех, кто тебе нравится! – ворковала Анжела. – Тебе с ними в ближайшие дни работать!

И Никита выбрал. Блондинки с широкими скулами, золотистой кожей, прямодушными улыбками. Сочетание детского очарования и недетского упрямства в одном флаконе. Нацепи таким рожки, и выйдут почти аутентичные чертята. Привесь крылья – будут тебе ангелы.

– Прекрасный выбор, милый! – одобрила Анжела.

Стоило Вороному уйти с площадки, как всех отобранных девочек отправили прочь. «Вы не подходите, – отрезала Анжела. – Я выберу сама».

И выбрала. Ломких брюнеток с холодными белыми лицами и искривленными насмешливыми губами.

Никита, вернувшись с перекура, ни слова не сказал. Как и съемочная группа. Все знали, кто на самом деле главный в тандеме Вороных.

Олеся выскользнула из комнаты, огляделась. Никого. Но со стороны оранжереи доносятся громкие возбужденные голоса. Что у них там случилось? Неужели наконец-то полноценная свара, а не эти жалкие покусывания?

Олеся широко улыбнулась и мысленно захлопала в ладоши: скан-дал! скан-дал! Да здравствует схватка с кровью и выбитыми зубами!

В шоу-бизнесе быстро обрастаешь броней. Рвать тебя будут со всех сторон, невзирая на возраст и заслуги. Даже если ты маленькая синеглазая девочка с очаровательной мордашкой.

В тринадцать лет Олеся Гагарина поняла одну важную истину. Взрослые могут быть к тебе добры. Но это не значит, что к тебе будут добры другие маленькие синеглазые девочки. Они первыми налетят с острыми оскаленными зубками, стоит только оступиться. Потому что взрослым ты ничем не мешаешь. Но ты занимаешь место, на которое метит каждая из этих девочек.

Так что выполняй простые заповеди, Леська:

– Доверяй только родным.

– Никогда не показывай слабость.

– Помогай другим, если можешь. Но не жди помощи сама.

– Выкладывайся. Работай так, будто ты на сцене последний день.

– Тебе дали шанс. Будешь дурой, если профукаешь его.

Шансом Олеси, конечно, стал Борис Мусатов. Господи, кто она была такая? Провинциальная дурочка со смазливым личиком и хорошим голоском. «Да у нас полстраны таких!» – трезво оценивала Олеся.

А Борис выступал тяжеловесом на этом ринге. Попробуй, продержись двадцать лет на сцене!

Сначала она им просто восхищалась.

Потом втюрилась, как малолетка. Впрочем, она и была малолетка.

А потом наступило счастье.

Это Борис сделал из нее настоящую звезду. Пигмалион и Галатея – вот как их называли. И в жизни не прочитавшая ни одной книжки, включая обязательную школьную программу – потому что всю школу-то она пропустила за своими бесконечными концертами! – Олеся осилила сначала древнегреческий миф, а потом и пьесу Бернарда Шоу от первой до последней буковки.

Все правда. Он – Пигмалион, она – Галатея. Кто из нее провинциальные манеры выбивал? Кто заставлял избавляться от гэканья? Кто нанимал ей преподавателей сценической речи? Кто переодел ее с ног до головы, привил хороший вкус? Ладно, пусть она им не пользовалась! Но могла же!

А кто заставил ее снять ободок?

Буйные свои черные кудри Олеся не давала укладывать в прическу, а убирала от лица ободком. Обручем с цветочком. А если уж называть вещи своими именами, не с цветочком, а с цветочищем. Огромным таким подсолнухом во всю макушку.

Над Гагариной потешались за глаза и в лицо. Но Олеся закусила губу, удила и все, что закусывают люди, становясь на тропу дикого упрямства, и отказалась пожертвовать любимым украшением.

А все почему? Потому что ободки бабушка носила. И мамочка любимая. И сестренка младшая, Анютка. Все женщины их семьи так убирали волосы: и в глаза не лезут, и красота видна.

Подсолнух – это было о доме. О том, что есть место, где всегда обнимут, утешат, примут тебя любую: и победившую в конкурсе, и проигравшую, и станут гордиться и плакать от радости, увидев тебя по телевизору. Ободок – это было про «Дочура, оладушки готовы!» Про счастливый вопль Анютки «Мамочка, Леська приехала!»

Тотем это был и оберег, вот что. Олеся таких слов не употребляла, но за цветок держалась крепче, чем утопающий за спасательный круг. Даже продюсер отступился с раздражением: «Упрямая ослица!».

А у Бориса получилось. Он ей на третьем свидании подарил крошечные такие заколочки, усыпанные россыпью искрящихся цветных камешков. Олеся, падкая на все блестящее, как сорока, вертела их в руках и не могла выпустить.

– Подбери ими своим кудри, пожалуйста, – попросил Борис.

И она послушалась.

– Тебе очень идет, – восхитился он. – Ободок у тебя тоже прекрасный. Но вот так ты выглядишь совсем взрослой.

И Олеся рассталась со своим подсолнуховым тотемом.

Мусатов придержал ту дверь, которая уже начала закрываться перед Гагариной. Еще немного, и захлопнулась бы накрепко. Нет больше сцены, на которой ты королева, а не девчонка из райцентра. Не слышно твоего звонкого голоса, разносящегося по огромному залу. И всеобщая любовь закончилась.

Борис все это ей вернул, и вернул в десятикратном размере. После «Принцессы и Ковбоя» было «Мое королевство» и клип, где Олесю нарядили феей. Олеся своими глазами видела записи, на которых взрослые суровые мужики утирали слезы, глядя на трогательную девушку с розовыми крыльями за спиной, поющую о том, что у каждого есть свой дом, своя страна детства, полная волшебства, и все мы там окажемся в свой черед.

Господи, как это было прекрасно.

Олеся хотела родить мужу детей. Двоих, а лучше троих.

Когда-то соведущий «Звездного рассвета» сказал ей: «На этом ринге тебя лупят все кому не лень. Но ты пробьешься, только если научишься сама бить себя так, как никому из них и не снилось».

И Олеся научилась. Поэтому знала точно: дети не заставят ее выпасть из обоймы. Она справится. Начнет работать сразу же после родов, восстановится, похудеет. Скрутит себя в бараний рог, если потребуется. Она сможет. У нее с детства хватка, как у бульдога – если бы существовал бульдог, способный повиснуть на себе самом.

Но Борис продолжать род отказывался наотрез.

«Мы поговорим об этом позже».

«Я не хочу ставить твою карьеру под угрозу».

И она слушалась. Он – Пигмалион. Творцу лучше известно, что делать со своей Галатеей.

Ее заповеди со временем немного изменились.

– Доверяй только мужу.

– Показывай слабость только ему.

– Выкладывайся для него.

И она следовала им безоглядно. Поэтому вторая важная истина дошла до Олеси Гагариной слишком поздно.

Все ее принципы гроша ломаного не стоили, вот в чем дело. Надо было раньше подумать о том, что рано или поздно, когда ты будешь спокойна и расслабленна, одна из тех маленьких синеглазых девочек тебя все-таки догонит.

«Ее зовут Катя», – сказал муж.

«Мы с тобой останемся друзьями», – сказал муж.

«Извини», – сказал муж.

И еще много говорил о том, что Олеся всегда может на него рассчитывать. За его спиной стояла семнадцатилетняя девочка с кудрявыми черными волосами и сияющими глазами – копия самой Гагариной десятилетней давности.

К тому времени Олеся читала не только инструкции к стиральной машинке. Так что она довольно ясно понимала, что на ее глазах рушится история о Пигмалионе и Галатее, а на руинах зарождается новая: о Гумберте и его Лолите.

Олеся в нее, конечно, вписывалась. Но лишь в роли отработанного материала.

Все документы для развода она подписывала как в мутном, лишенном красок и движения полусне. На лице ее застыло выражение покорного недоумения. Олеся Гагарина все понимала, ведь Борис ей так хорошо все объяснил. Кроме одного: как это все могло случиться с ней?

Через две недели после развода выяснилось, что она больше не может исполнять те песни, которые Мусатов написал для нее. Ни одной. Все авторские права принадлежали Борису, и еще во время брака он позаботился о том, чтобы грамотно все оформить.

Олеся осталась без репертуара.

Отсутствие песен – творческая смерть для любого исполнителя. Для Гагариной захлопнулись все двери, которые она считала оставленными далеко за спиной в этом длинном коридоре, ведущем к залу славы. Ее словно отшвырнуло назад.

Развод – вот лучшая машина времени. Тебя может отбросить в прошлое, где глаза твои еще не сочатся усталостью, а губы сложены в полуулыбку, а не скорбную гримасу. Помолодеешь, снова захочешь петь и танцевать, будешь смеяться над глупыми шутками, как девчонка, и утром думать не о том, чем накормить вечером проголодавшегося и беспомощного, как новорожденный барашек, мужа, а о том, сколько радости принесет грядущий день.

Но может случиться иначе. После развода проснешься старухой. Бездушное зеркало выплеснет тебе в лицо не твои двадцать семь, а на полвека больше. Кто безжалостно проштамповал твои нежные веки серо-коричневыми печатями горя? Кто украл у тебя кусок жизни, ничего не дав взамен?

Олеся в одночасье подурнела так, что ее не узнавали друзья.

Но самое главное – она онемела. Нет, голос остался при ней. Но песни-то у Олеси отобрали.

А кому нужна певица, которой нечего спеть?

Концерты были в один момент отменены. Все передачи и шоу, где Олеся должна была принимать участие, отозвали свои приглашения. У нее не осталось даже возможности зарабатывать на корпоративах: никого не интересовал ее детский репертуар двадцатилетней давности. Все хотели «Принцессу и ковбоя» и «Мое королевство».

Менеджер сбежал. Организатор ее концертов с извиняющейся улыбкой пожал плечами: прости, Леся, но я работаю с Мусатовым.

Всем людям свойственно желание ставить на победившую лошадь. Конечно, альтруисты встречаются везде. Но даже они не станут поддерживать кобылу, сломавшую все четыре ноги.

Через месяц после развода Олеся Гагарина очутилась в полной изоляции.

В это же время тяжело заболела бабушка, и мать металась между дочерью и больной старухой. Опоры рушились одна за другой. Все прежние заповеди потеряли значение. В возникшей пустоте Олеся не знала, за что ей ухватиться.

И тогда на помощь пришла еда.

Поесть Олеся Гагарина любила всегда. Ей приходилось держать себя в руках и жестоко ограничивать. Котлеты? Ни за что! Оладьи? Только у мамы, пару раз в год. Обожаемое сало? Забудь и думать, милая!

Но теперь еда стала единственным другом. Олеся ела то, что так долго запрещала себе, и на короткое время боль отступала.

Общеизвестно, что чудеса – прерогатива волшебников. Но мало кто знает о том, какое чудо может сотворить тарелка жареной картошки. А уж как дивно заглушает душевную боль торт «Наполеон», догадываются лишь те, кто использовал его в тяжелую минуту.

Олеся взялась заедать свое горе всерьез. Она постоянно что-то жевала, и в это время ей было сытно, спокойно и хорошо. Все случившееся с ней значило меньше, чем добрая тарелка щей со сметаной – на то время, что Олеся была занята этими щами.

Однажды, доставая из-под кровати завалившийся носок, Гагарина наткнулась на весы и из любопытства взгромоздилась на них. Собственный вес ее не ужаснул, а рассмешил. Девяносто килограмм! Из недавней передачи Дроздова она помнила, что именно столько весит взрослая особь орангутанга.

Олеся засмеялась громче, вскинула руки и выразительно почесала себя под мышками.

Ну как, похожа?

Из зеркала на нее скалился самый толстый в мире орангутанг с бесконечно усталым взглядом.

В этот момент Олеся могла сказать себе очень многое, и если не повернуть время вспять, то перевести на другие пути поезд, несущий ее под откос. Почти каждый человек в своей жизни проходит через точку возврата и, оглядываясь назад, может вспомнить, где он принял неверное решение. О верных вспоминают гораздо реже или забывают совсем.

Олеся Гагарина надолго запомнила то утро, когда она стояла перед зеркалом в растянутой майке и изображала обезьяну. Именно тогда она и сказала себе: «Уже поздно что-то менять».

И поезд, громыхая и сотрясаясь всеми вагонами, понесся вниз, набирая скорость.

2

– Сюрприииииз!