Свое собственное практическое знание я получила в дар от Даниэля. Он был первым, кого я убила, и почти всё для этого он сделал сам. Я твердо знаю это, и все-таки скорблю о нем. Единственное, что меня немного утешает, это уверенность в том, что смерть Даниэля была такой прекрасной, какой у многих людей не бывает самая благополучная и долгая жизнь.

Я точно знаю это, потому что один раз тоже умирала в объятиях Алого Ангела. Его звали Алекс. Он был влюблен, и я бы не пережила его любви, если бы за мной не стоял Даниэль – вдвоем мы были сильнее.

Алый Ангел не просто так убивает свою возлюбленную жертву, он забирает себе ее силы, молодость и жизнь. Так что я, если захочу, могу не стареть и жить вечно. Совсем как те боги на заоблачных вершинах… Здорово, правда?

Впрочем, Даниэль считал иначе. Это его альтернативное мнение формировалось, как я понимаю, на протяжении не одного столетия, однако он так охотно поменялся со мной – безграничная жизнь за окончательную смерть, – что я все чаще думаю: а не прогадала ли я? Но спросить мне некого. Других Алых Ангелов я не знаю.

А жаль…

Сожаление как-то незаметно стало моей доминирующей эмоцией.

В последнее время я ужасно сожалела о том, что потеряла Калюку Малику, еще не успев его заполучить. Сожалела о невозможности объясниться, потому что после того телефонного разговора, который уронил меня с африканских облаков в отечественный чернозём, КМ не вступал со мной в контакт – не показывался в скайпе и не отвечал на письма. Сообщение, которое я оставила для него в «Одноклассниках», было отправлено в спам. Очевидно, это означало, что разговаривать со мной идеальный мужчина больше не хочет. Продолжать настаивать не имело смысла, но как это было обидно, я не могу передать! Такой покинутой я не чувствовала себя никогда раньше, а ведь в моей жизни случались весьма неудачные романы.

– Просто на сей раз ты НЕРЕАЛЬНО обижена, – подытожил мой внутренний голос.

Правильно подобранное слово объясняло всё.

Чтобы не думать о неприятном, я развернула газету: почитаю о чужих проблемах – хоть на время позабуду о своих.

Армянская бабушка, покончив с лавашом насущным, тоже взялась за пищу духовную. Пресса у нас обеих была одинаковой степени свежести – с тележки, которую вскоре после взлёта прокатили по салону бортпроводницы, только моя газета была на английском, а бабулина – на немецком. Тем не менее, на первой полосе и в том, и в другом издании помещалось одно и то же фото аккуратного седенького старичка, обнимающего за пышные бедра цветущую молодую даму.

Заголовок над снимком англоязычного читателя разил наповал: «Жена Дядюшки Лео погибла, наставляя мужу рога!», а сама статья в моей газете была коротенькой, в два десятка строк. Автор материала возбужденно и без тени сочувствия сообщал, что «всем известный Дядюшка Лео» трагически овдовел всего через год после очередной женитьбы. Молодая супруга Дядюшки, по слухам, беззастенчиво изменяла своему старому мужу направо и налево, за каковую неразборчивость в связях и была очень жестоко наказана злой судьбой. Очередной ее любовник оказался наркоманом и психопатом, при этом физическое здоровье у него было буквально лошадиное – автор текста с понятным намеком называл героя-любовника «героиновым жеребцом». Ночь любви с ним бедная женщина не пережила, и, обнаружив это поутру, её душевно больной партнёр повесился в ванной комнате того же самого гостиничного номера. Ужас, иначе не скажешь.

Заглянув в газету соседки, я увидела, что немецкое СМИ выдало гораздо более развернутый текст – на пол-полосы и с дополнительными фотографими, но по причине незнания языка я не смогла узнать никаких подробностей.

Интересовала меня, главным образом, личность этого всем (кроме меня) известного Лео. В бабулиной газете была написана его фамилия – я неуверенно прочитала ее как «Бухенвельдешвайнен» и, разумеется, в оригинале запомнить не смогла. Но значение жаргонного словечка «бухать» было мне вполне понятно, «вельде» смутно ассоциировалось с вольными просторами лесов и полей, а насчет финального «швайне» и тени сомнений не возникало: макаронический стишок про поросенка «Айне майне кляйне швайне вдоль по штрассе побежал» я помню с детства. Таким образом, в моем очень вольном авторском переводе на русский иностранная фамилия могла означать что-то вроде «Пьянодикосвинов» или «Дикосвинскипьянов». Второй вариант понравился мне больше, его я и приняла.

Мне было очень интересно, почему газетчики называют этого самого Свинскипьянова Дядюшкой? По моим наблюдениям, вот так, по-родственному, целые страны и народы величают, главным образом, тиранов и деспотов. К примеру, у нас в России были дедушка Ленин, батюшка царь (в принципе, любой), матушка Императрица (тоже в ассортименте), Отец народов Сталин. У китайцев – дедушка Мао. У итальянцев с Сицилии – что не ВИП-мафиози, то непременно Папа! Может, и Лео этот самый вовсе не милый славный старичок, а редкостный гад? Это как-то объяснило бы порыв его злосчастной супруги искать утешения в объятиях негодяев помоложе и покрасивее. Подсознательно мне очень хотелось оправдать эту неразумную даму – очевидно, из солидарности, поскольку я ведь тоже испытывала непреодолимое и безрассудное влечение к негодяю.

– Я к сыну лечу! – дочитав свою газету, вторглась в мои мысли общительная соседка. – А ты к кому?

Ох, и вопрос – не в бровь, а в глаз!

– А я ни к кому, – честно призналась я.

– Совсем ни к кому? Вай, как можно! Такой маладой дэвочка! – встревожилась добрая старушка. – Нельзя ни к кому, надо знать, кто поможет в беде!

– Надеюсь, никакой беды со мной не случится, – невесело улыбнулась я.

Соседнее кресло страдальчески скрипнуло – пышнотелая бабуля перегнулась влево, пытливо заглядывая мне в лицо:

– Вай ме, неправду говоришь, дарагая! С тобой уже беда. Я знаю, я вижу!

– Где-то я это уже слышала, – пробормотала я.

И, чтобы избежать неприятного разговора с очередной пожилой провидицей, сначала притворилась спящей, а потом и в самом деле уснула.

Тем не менее, уже в Вене, обходя меня в очереди на пункте пограничного контроля, добрая женщина сунула мне в руку бумажку с телефонным номером и одним-единственным словом: Аревик. Что это – название городка, отеля или имя, я не узнала. Бабушку встречали родные, и она прошуршала мимо меня без остановки.

Венский аэропорт Швехат славен своей обширной зоной беспошлинной торговли, обежать которую за один раз лично у меня никогда еще не получалось: как правило, рейсы в столице Австрии стыкуются с минимальным зазором. Такой подход позволяет пассажирам легко экономить время и еще легче терять багаж. Зная данную особенность международного аэропорта Швехат, я прилетела без чемодана, с одной ручной кладью. Заодно это избавило меня от необходимости тратить зря время у транспортера на выдаже багажа.

Нырять в воздушные ворота австрийской столицы мне доводилось раз десять, не меньше, так что на местности я ориентируюсь хорошо, где выход в город – помню. Багаж я не ждала, в туалет после перелета не заскакивала, у автоматов с газировкой и шоколадками, банкоматов, платежных терминалов и киоска с обменом валюты не задержалась и в зал прибытия вышла раньше всех других пассажиров.

Конечно, знай я, что меня кто-то ждет, я бы не стала торопиться, выдвинулась бы в раздвижные двери эффектной поступью супермодели – длинным шагом от бедра… А в центре зала остановилась бы, выжидательно оглядывая встречающих поверх темных очков – красивая, милая, немного растерянная барышня, нуждающаяся в деятельной помощи доброго человека мужского пола… И, глядишь, нашлись бы благородные рыцари, и еще столкнулись бы бронированными лбами, оспаривая почетное право оказать мне посильную помощь в максимально широком диапазоне…

Но сегодня я никакой встречи с рыцарем не ждала, поэтому пропорола разреженную толпу встречающих, как летящий теннисный мячик – облачко пыли. Нырнула в дверной проем, дробно пересчитала ногами два лестничных марша на нижний ярус и еще успела купить в автомате билет на готовый к отправке City Airport Train.

Другим торопыгам повезло меньше: двери вагонов уже смыкались, когда на платформу чуть ли не кувырком скатились один за другим три человека. Все они, видно, еще наверху разогнались до максимума, по лестнице скакали через две ступеньки на третью, в крутой поворот на нижний марш вписались с изрядным креном, и на перрон буквально вывалились – корявыми растопырочками, полубоком, с заносом, обеспечившим двоим из троих отнюдь не мягкую посадку на сырой бетон. Прибежавший первым все-таки успел ворваться в соседний вагон. Что ж, в случае появления контролера эта победа может стоить ему штрафа за безбилетный проезд.

Поезд тронулся, быстро набирая скорость. Сердитые лица опоздавших промелькнули за окном, как белобрюхие круглые рыбины в зеленоватой воде аквариума.

– Смотри, они тоже путешествуют без багажа, – машинально отметил мой внутренний голос.

Я пожала плечами. Может, эти двое сами не пассажиры, просто они кого-то встречали.

– Может, того самого парня, который прибежал первым? – не унимался внутренний голос. – Тогда не похоже, чтобы встреча получилась теплой, дружеской…

Я прижалась виском к стеклу, чтобы еще раз взглянуть на быстро отдаляющийся перрон и отставших от поезда торопыг. Один из них разговаривал по мобильному, глядя вслед составу, как мне показалось, с ненавистью. Второй размеренно бил в ладонь кулаком. Пантомима была выразительная, сюжет благодаря ей вырисовывался динамичный, впору триллеру, и я не завидовала тому парню, который, похоже, был его главным героем.

– Да, да, и завидовать не надо, и любопытствовать не стоит! – настойчиво посоветовал мне внутренний голос. – Держись-ка ты от греха подальше…

Говорю же – он зануда. От греха – и вдруг подальше?! Да я была бы не я!

Вновь мимолетно порадовавшись тому, что со мной нет чемодана, который затруднил бы мне перемещение по составу, я встала с мягкого кресла, вздернула на плечо сумку и неторопливо двинулась по проходу – из головного вагона поезда в направлении его хвоста. А что? Прогуляюсь, разомну ножки, а заодно невзначай взгляну на героя триллера. Интересно же посмотреть на человека, который так эффектно уходит от погони на электричке!

Прогулка моя была недолгой – герой триллера шел мне навстречу. Сквозь стекло сдвигающейся двери я увидела быстро приближающуюся фигуру, но лицо мужчины затенял козырек бейсболки, да еще на нем были темные очки. Ни узнать его, ни отступить в сторонку я не успела, и мы столкнулись на входе во второй вагон.

– О, сорри, – машинально сказала я и сделала шаг назад.

– Давай быстрее! – обхватив мою талию, скомандовал он вместо извинения и еще ускорился, буквально выдавив меня из вагона.

Немецкоязычный женский голос невозмутимо пробряцал короткую фразу, озвучивая название следующей остановки. Моя спина чувствительно совместилась с переборкой. Козырек бейсболки надвинулся, как туча, прямо на меня, я зажмурилась и спустя секунду осознала, что меня бесцеремонно обнимают и зажигательно целуют. И что мне это не просто приятно – привычно приятно!

Павел. Это был Павел!

–Ты?! – изумленно выдохнула я, едва он отстранился.

– А ты кого ждала?

Переборка ударила в спину – поезд остановился, а мужская рука еще настойчиво подтолкнула меня пониже спины. Удивленная, растерянная и, не смотря на посильную помощь немецкоязычной дикторши, совершенно дезориентированная, я послушно вышла из вагона.

Крепко обнимая меня одной рукой, Павел быстро провел меня по перрону в подземный переход, а там опять прижал спиной к стене и зафиксировал, схватив за хвост волос на затылке. Звякнула упавшая на пол заколка. Серые глаза сузились и опасно потемнели, но я уже опомнилась, вышла из амплуа безропотной овечки и напала первой:

– Я смотрю, теперь ты практикуешь спонтанный секс в жестком стиле? Это что-то новенькое!

– Всё меняется, – он снова поцеловал меня, скользнул губами по щеке и шепнул на ухо:

– Кроме моего к тебе отношения, конечно!

– Конечно, – язвительно согласилась я и уперлась ладонями в крепкие мужские плечи, пытаясь отодвинуть от себя их владельца. – У-у-у, человек-скала! Вижу, ты в хорошей форме!

–Ты тоже.

Павел вернул мне комплимент уже на ходу – он снова тащил меня куда-то, явно не собираясь что-либо объяснять. Я предпочла не настаивать на немедленном продолжении разговора: плитка на полу была влажной, скользкой, так что мне пришлось сосредоточиться на том, чтобы не сменить мало почетную роль безропотной овечки на еще менее героический образ «корова на льду». Хотя Павел наверняка не затруднился бы понести меня на руках… Только, боюсь, не как могучий рыцарь слабосильную неженку принцессу, а как суровый ковбой охромевшую подшефную телушку!

Воображаемая картинка не показалась мне романтичной, и я предпочла передвигаться на своих двоих.

Одной рукой Павел крепко держал меня за плечи, а второй – какой-никакой, а рыцарь! – настойчиво тянул к себе мою сумку, но я (всё еще в образе кроткой, но упрямой овечки) ее не отпускала. В жесткой сцепке мы пробежали тридцатиметровку по кафельным катакомбам и вынырнули на оживленной улице.

– Стой! – Павел удержал меня на краю тротуара и сделал энергичный жест свободной рукой.

Я оглянулась – кому это он машет? Неужто еще кому-то знакомому? Я бы не удивилась, если бы из-за угла вывернул, например, Марик в розовых джинсах со стразами, или Миша Платофф с неизменным крокодиловым портфелем. Внезапное появление Павла вышибло меня из привычной реальности в параллельный мир с его разнообразными и не всегда приятными чудесами.

Очень странной и неожиданной была эта не слишком романтическая встреча бывших любовников в городе, чужом для нас обоих! Каким, интересно, ветром Павла занесло из Варшавы в Вену? И почему, интересно, его занесло сюда одновременно со мной?

Я все-таки нуждалась в объяснениях, однако получить их мне не удалось.

На призывные жесты Павла моментально отреагировало такси. Ну, вот! А мне-то рассказывали, что ловить такси в Вене взмахом руки – бесполезное занятие! Или это у Павла нынче вид такой повелительный – не только такси, но даже я подчиняюсь?

– Садись!

Я послушно скользнула на заднее сиденье.

Павел захлопнул дверцу, шагнул вперед и в приоткрытое окошко отдал какую-то команду водителю. Тот кивнул и стронул машину с места. Павел остался на тротуаре.

– Эй! А ты?! – я едва не влипла лицом в стекло. – А я-то куда?

Водитель, обернувшись, приветливо мне улыбнулся и пробормотал что-то умиротворяющее. Кого-то, разумеющего язык Шиллера и Гёте, его слова, возможно, и успокоили бы, но я только пуще запаниковала.

Чёрт, ни черта не понимаю, что за чертовщина происходит?!

– Прекрати чертыхаться, тебе это не идет! – возмутился внутренний голос.

Он тоже нервничал.

– А что мне идет – сияющий нимб и голубиные крылышки? – огрызнулась я.

Дружелюбный водитель снова обернулся и вопросительно пошевелил бровями.

– Вы говорите по-русски? Нет? Инглиш? Тоже нет? Чёрт! – я стукнула себя кулаком по коленке, нахмурилась и замолчала.

С водилой мне не объясниться, если только не проснется скрытый дар телепатии, на что я не стала бы рассчитывать. Но надо ли так волноваться? Павел меня любит и не сделает ничего такого, что может причинить мне вред. Значит, вся эта чертовщина – проявление некой заботы о моей драгоценной персоне. В таком случае, лучшее, что я могу сейчас сделать – это успокоиться, чтобы сберечь нервы и силы для последующего общения с любящим и заботливым другом.

– Окей, – придя к такому выводу, со вздохом сказала я водителю и самой себе.

Я положила свою ручную кладь под бочок, повозилась, удобнее устраиваясь на сиденье, закрыла глаза и сделала попытку задремать.

Во времена моего детства – а родилась я с полвека назад, хотя по моему внешнему виду об этом догадаться трудно, – телевизоры были черно-белыми и принимали всего один канал. Единственный вечерний фильм начинался после программы «Время», как раз тогда, когда я, хорошая девочка-умница-отличница, ложилась спать. Но я нашла выход из положения, наловчившись «заказывать» себе сны, которые были и интереснее, и ярче телевизионных программ. Для этого достаточно было, удобно устроившись в кровати, некоторое время сосредоточенно думать в нужном направлении: сначала в общих чертах наметить сюжет, а потом максимально детально представить себе первые сцены сна-«кина». Закрыв глаза, я живописала интерьер, воплощала персонажей и мысленно проговаривала диалоги, а в процессе снотворчества незаметно для себя засыпала и из сценариста и режиссера становилась просто зрителем. И, кажется, никогда не разочаровывалась увиденным.

Навеять себе сновидение на заданную тему я умею до сих пор, хотя теперь мне не так уж часто случается тихо и спокойно засыпать в одиночестве. Да и ассортимент доступных мне развлечений чрезвычайно увеличился как количественно, так и качественно. Но сны, которые я стала видеть после смерти Даниэля, а потом и Алекса, никак не связаны со мной. И, как мне кажется, они вовсе не фантазии – это осколки чужих жизней, взятых Алыми Ангелами.

На этот раз мне приснилось море. Я не видела его – было темно, но слышала размеренный гул наката.

Подо мной был песок, гладко зализанный волной и уже подсохший. Под тяжестью двух тел тонкая сахарная корочка проломилась, и теперь я лежала на мягком и прохладном. Одному плечу было колко – сквозь песок кое-где пробивалась редкая жесткая трава. На гребне дюны она стояла вздыбленной шерстью, заштриховывая нижний край золотой лимонной дольки – половинка луны висела низко и как будто качалась, оставляя на лакированном черном небе размазанный светящийся след. Я вспомнила, что где-то когда-то уже видела что-то подобное, но конкретизировать воспоминание не смогла.

Картинка дергалась и рвалась, замирая и умножаясь призрачными тенями. У меня кружилась голова, я быстро слепла. Холодок из-под лопаток просачивался к сердцу, море – или не море? – дышало всё тяжелее и чаще…

А потом лимонно-желтая лунная половинка закрутилась веретеном, наматывая на себя ниточки звездного света, яростно вспыхнула оранжево-голубым…

И взорвалась.

Водитель, перегнувшись через сиденье, тянулся к моему плечу и что-то говорил, но я его плохо слышала и совсем не понимала. Лицо у таксиста было бледно-зеленое и вытянутое, как скороспелый кабачок, это я заметила. Я также близко рассмотрела завинчивающуюся металлическую крышку стеклянной бутылки, горлышко которой выглядывало из накладного кармана на спинке пассажирского сиденья. Кажется, именно эта блестящая крышечка рассадила мне бровь!

С одинаковым возмущением посмотрев сначала на бутылку, а потом на водилу, я безадресно выругалась. Нет, это же надо! В благополучнейшей Вене я первым делом умудрилась попасть в дорожно-транспортное происшествие!

Бровь саднило, на лбу, наверное, будет шишка, хорошо еще, если глаз не заплывет… Отличное начало романтических каникул!

Плохо соображая, что делаю, я толкнула дверцу и выбралась из машины.

Сама я водитель скверный, но это не мешает мне с пристрастием разбирать чужие ошибки. Так, что тут у нас?

Такси, катившее в правом ряду, похоже, целехонько, и водитель не пострадал, только я дурной головушкой приложилась, да и то лишь потому, наверное, что спала. А вот черный джип, всем своим видом лично мне, россиянке, неприятно напоминающий о соплеменных бандитах, вылетел из левого ряда на встречную, там еще заложил влево и из-под носа автобуса ушел на обочину, где едва не поцеловал фонарный столб. А автобус вильнул вправо и слегка боднул мотоцикл – вон он, на газоне лежит, еще вздрагивая, как загнанный олень… Но мотоциклист и жив, и цел, стоит на своих ногах.

Ну, и из-за чего весь этот авто-мото балет? Джип, видно, шел за такси, а мой водитель неожиданно резко затормозил… А почему же он затормозил?

Я поднялась на цыпочки и огляделась, ощутив при этом легкое головокружение и шум в ушах. Зато увидела причину дорожно-транспортного происшествия.