Под пытливым взглядом дипломированного биолога Денис попятился за дерево. Я молча сдернула с веревки просторное пляжное полотенце и швырнула его любимому. Тот ловко поймал тряпичный ком и снова выступил на лужайку уже в изящном махровом саронге, независимо насвистывая и непринужденно помахивая пустым ведром, в серебристых боках которого слепяще заплескалось солнце.

– Сынок, если ты по воду, возьми коромысло, – посоветовал, выступая на сцену, папуля.

Наш летний дом строился как мини-отель, так что у каждой из комнат на первом этаже есть свой выход во двор. Это очень упрощает и оживляет сценографию: любой из участников нашего бесконечного Марлезонского балета может присоединиться к действию на основной сцене быстро, без задержки.

– Воды мы с вечера принесли, – припомнила я.

Вообще-то в доме есть водопровод, но папуля – он у нас гурман и кулинар-изобретатель – считает идеальной для приготовления пищи колодезную воду. Колодец старинный, общий, он находится не у нас во дворе, а выше в гору, и под давлением папули (он тоже тиран и деспот) мы ходим к нему с ведрами как минимум раз в день. Ездили бы на машине, но в авто не довезти воду в ведрах, а транспортировать живительную влагу в пластиковых баклагах папуля не дозволяет: говорит, это портит вкус водицы.

– Кстати, где вода? – спохватилась я, сообразив, что мой милый помахивает пустым ведром.

– Я вылил ее на себя, – неохотно признался Кулебякин. – Мне срочно нужен был холодный душ!

Папуля сочувственно крякнул, бабуля понятливо хмыкнула и наставительно сказала:

– Говорю же, сдерживать естественные порывы очень вредно!

– В самом деле, Денис, это уже чересчур, – в проеме открытой двери под крылом красиво поддернутой тюлевой занавески возникла мамуля в элегантной хлопковой пижаме классической тюремной расцветки – в широкую вертикальную полоску. – Если воздержание дается так тяжело, до истошного ора…

Тут я впервые с внезапным подозрением подумала: надо бы разобраться, а не сделали ли мои любимые родичи ставки на наш с Денисом жаркий спор о допустимости добрачных сексуальных отношений? Мы, значит, сошлись в бескомпромиссном поединке, а они из него тотализатор устроили?

Причем, похоже, мамуля на моей стороне, а папуля поддерживает Дениса – не зря же он, я видела, тайно подливал майору в чай настойку душицы, а она снижает либидо! Я знаю об этом от бабули, она у нас в ботанике спец…

Хм, выходит, бабуля с папулей заодно? Точно, они включили тотализатор. Надо выяснить, каковы ставки, может, получится на этом подзаработать…

– Я не орал! – Под пристальными взглядами окружающих майор малодушно дернулся, задел древесный ствол пустым ведром и отбросил его в сторону. – Я просто вскрикнул! Потому что на меня жаба упала!

– И не задушила? – меланхолично, с легкой ноткой сожаления вопросил, присоединяясь к нам, зевающий Зяма.

– Доброе утро! – не вполне искренне пискнула лохматая и помятая Алка, выныривая из-под руки супруга.

– «Плюх» – это жаба была? – сообразила я, вспомнив звуки, сопровождавшие Денискин крик. – Она в ведре сидела, да? Бедная, вот же она, наверное, испугалась!

– А как испугался я! – возмутился Денис, но проявлений сочувствия не дождался.

– Какая жаба? Где? – Бабуля, знатный любитель живности, путаясь в тюлевой занавеске на двери, спешно полезла во двор.

За ней тут же увязался Барклай. Он тоже любит жаб – бескорыстно, не как еду. Чай, не французский бульдог.

– Там! – Кулебякин просторно махнул рукой, примерно указывая трудный жизненный путь беспощадно напуганной жабы.

Бабуля, согнув спину и шурша травой, цепко пошла по следу и вскоре с претензией возвестила:

– Да никакая это не жаба! Денис, у тебя что по зоологии было? Это самая обычная озерная лягушка, видно же: окраска серо-зеленая с темными пятнами и светлой полосой…

– Но она же здоровенная! – возмутился бывший двоечник Кулебякин.

– Бывает до семнадцати сантиметров в длину! – охотно согласилась бабуля. – Беги, моя хорошая, скачи, моя девочка…

– Гав! – бухнул Барклай.

– Моя девочка! – подпрыгнула на месте Трошкина, которая уже Кузнецова. – В смысле, мой мальчик. Ребенок мой!

– А что с ним? – оглянулся Зяма.

– Он молчит! – Алка вывернулась из-под мышки рослого супруга, нырнула в комнату. Через пару секунд вышла оттуда, как маленький балетный лебедь – на цыпочках:

– Странно, он спит!

– И ничего странного, – авторитетно заявила бабуля, перекрестив и отпуская с миром многострадальную озерную лягушку. – От природы у нас у всех в семье крепкие нервы!

– Психозы – дело наживное, – согласился папуля.

– Не дай мне бог сойти с ума, уж лучше посох и сума, – цитатой поддакнула мамуля.

– А что у нас на завтрак? – прямолинейно спросил Зяма.

И день покатился, как шар в боулинге, с веселым грохотом сбивая все предварительные настройки и планы. Наверное, уже тогда мне следовало насторожиться, но я не почуяла неладного. Слишком занята была корыстными мыслями о подпольном семейном тотализаторе со ставками на меня и Дениса…

Папуля, наш кормилец, приготовил простой и полезный завтрак: сырники с медом и сметаной, фруктовый салат, чай-кофе, – но я не успела поесть со вкусом, с толком и расстановкой.

Алка налетела на меня, как маленький смерч, подхватила и потащила:

– Бежим купаться, у меня есть полтора часа!

Я только успела натянуть купальник и схватить полотенце. Даже солнцезащитный крем не нанесла, чтобы не задерживаться и не отягощать дополнительно нелегкую жизнь матери трехмесячного младенца.

Ой, не зря Зяма с Алкой долго сопротивлялись желанию наших родителей продолжить славный род Кузнецовых!

Вымогая у молодоженов внука или внучку, папуля и мамуля клялись, что будут всячески помогать счастливым родителям, и не обманули – впряглись в воспитательный процесс добросовестно, но даже при их поддержке взрослым детям приходится тяжело.

Зяма постоянно ходит сонный, как осенняя муха, а крошка-худышка Алка отощала и побледнела так, что могла бы без грима сняться в каком-нибудь фильме про привидение. И это притом, что папуля очень старается ее откормить!

Нет, лично я с детьми спешить не буду. И очень тщательно проверю свой чемодан перед отъездом в свадебное путешествие. Алка-то в их с Зямой романтическом вояже забеременела из-за того, что кое-кто по недомыслию вытащил из ее багажа косметичку-аптечку с разными таблетками, включая противозачаточные…^[1]

Ладно, будем говорить честно: этим вредителем случайно стала я, и осознание собственной вины не дает угаснуть моему чувству ответственности. Я тоже помогаю Алке с малышом. Ну, как могу…

На сей раз от меня требовалось немного: безропотно оставить недоеденный завтрак и сопроводить подружку к морю. Не на городской пляж – мы не успели бы сбегать туда-обратно за полтора часа, а в укромную бухточку у подножия горы, на которой стоит наш летний дом. Минут пятнадцать вниз по склону, полчаса – вверх, сорок пять минут чистого времени на водные процедуры.

– Извини, я дернула тебя, потому что Зяма сегодня не мог пойти со мной, у него срочные правки, заказчик, как обычно, хочет странного, – безостановочно болтала Трошкина, наслаждаясь редкой возможностью говорить сколько угодно и в полный голос, без боязни потревожить малыша.

Я молча кивала, тоже получая удовольствие от прогулки, даже если она происходит в ускоренном темпе.

Наш летний дом чудесно расположен: почти на вершине горы, складчатые бока которой покрыты бурой шерстью сухой травы. В ней прячутся плиты забытого старого кладбища, камни древних крепостных стен, бетонный дот времен Второй мировой, колодец с чистой ледяной водой, заброшенные фундаменты сооружений, так и не ставших домами…

Тут невыгодно строить: гора крутая, ее склоны ползут, нужно ставить подпорные стены, а это сложно и затратно. Внизу-то, конечно, натуральный муравейник, многочисленные постройки стоят всклейку, без зазоров, а ближе к вершине просторно, у нас и соседей-то всего ничего – три обитаемых дома, да и те сейчас пустуют. Их хозяева приезжают в Крым только на пике сезона – в июле – августе.

– Давай через крепость? Успеем, – коротко глянув на наручные часики, предложила Алка.

Она тоже любит этот путь. Он чуть длиннее, но гораздо живописнее и интереснее.

Заросли ежевики и дикого хмеля защищают подступы к старой башне, в проломы каменных стен плещут синью небо и море. Поскользнешься на пыльной осыпи – повиснешь над бездной: внизу открытый зев катакомб. Вверху – грозовые облака, пролетающие тенью коршуна, прорывающиеся серебряными стрелами молний, истаивающие в радугу…

– С вечера был прогноз на грозу, синоптики обещали ее ночью, но что-то ошиблись, – опасливо посматривая на небо, тарахтела Трошкина. – А я специально окно и дверь закрыла поплотнее, чтобы Кимка не испугался грома и молний. Как думаешь, мы попадем под дождь?

– Какая разница? – Я посмотрела на море: оно волновалось, но не штормило. – Все равно мокрые будем, купаться же идем.

– Ты думаешь, это безопасно? – заколебалась Алка. – Мы не утонем?

Она очень ответственно относится к своей новой роли заботливой матери и фанатично оберегает любимого сынишку от всех и всяческих рисков, включая опасность остаться сироткой.

– С чего бы нам тонуть? – Я бросила на горячие камни полотенце, скинула босоножки и сарафан, пошла к воде.

Кроме нас с Алкой, на каменистом пятачке никого не было. Здесь вообще мало кто купается, место не самое привлекательное: ни тебе простора, ни курортной атмосферы, ни пляжной инфраструктуры. Слева – полуразрушенная каменная башня, зеленоватая снизу, где ее неутомимо лижут волны. Справа – какая-то закрытая территория, огороженная ржавым сетчатым забором. Между ними – укромный закуток, частично занятый остовом разбитой лодки, который удобно использовать в качестве лавочки. Мне нравится думать, что это только наше место. Такой скромный частный пляжик.

– А вода теплая, нет? – продолжала волноваться Алка. – Волны могли нагнать холодную, боюсь простудиться, мне нельзя болеть.

– Ничего они не нагнали, – пробуя воду ногой, ответила я в защиту волн. – Хотя…

– Что? – Трошкина перестала выпутываться из одежек и замерла, как встревоженный суслик.

Я привстала на цыпочки, всмотрелась в морскую даль. Хотя какая это даль – метров десять от берега…

– Что? Что там?! – не успокаивалась Алка.

Я молча вернулась