Светлана Николаевне повезло, но не очень. На сделанные за долгую трудовую жизнь сбережения она купила студию в новостройке, которая из-за нерадивости и непорядочности подрядчика превратилась в долгострой. Ждать сдачи квартиры Светлане Николаевне пришлось не два года, а восемь лет. А когда она наконец получила ключи, оказалось, что на завершение одной из четырех сторон огромного дома, построенного в псевдоклассическом петербуржском стиле в форме квадрата с двором-колодцем, денег все‑таки не хватило. Три дома из четырех подрядчик кое‑как сдал, а четвертый – с прекрасным видом на поле – так и остался стоять пугающим бетонным скелетом.

Увы, студия Светланы Николаевны оказалась как раз на стыке миров и эпох: слева от нее располагались квартиры, в которых уже кипела жизнь, справа царило запустение. С этим можно было бы смириться, если бы пару запустению составляла тишина, но нет! В недостроенный дом то и дело лезли бродячие коты, бомжи, любители острых ощущений, закладчики и наркоманы. Светлана Николаевна всю эту публику люто ненавидела и жаждала извести. Потому и держала наготове самодельный аппарат для прослушки типа стакан: чтобы вовремя заметить появление нарушителей и успеть посигналить полиции.

Запыхавшийся Алекс по оставшимся в цементной пыли следам собачьих лап поднялся на десятый этаж, прошел по коридору вдоль вереницы пустых дверных проемов и настиг четвероногого беглеца в самой дальней комнате. Мопс, уже забывший о пережитом страхе, с интересом изучал лежащий у стены округлый предмет размером с такую же собачку или чуть побольше.

Светлана Николаевна напряженно прислушивалась к звукам, транслируемым ей из-за стены верным стаканом.

– Что это? Что ты делаешь? – сердито спросил Алекс, пытаясь за упитанным телом мопса разглядеть его находку.

Светлана Николаевна затаила дыхание. Ей тоже было очень интересно, что там, и кто там, и чем они все занимаются.

Алекс, у которого перед пенсионеркой за стеной было преимущество – он видел происходящее своими глазами, – скомандовал мопсу:

– Фу, оставь рюкзак! – и потянул из кармана телефон, на всякий случай выходя из помещения.

Добропорядочный молодой человек прекрасно знал, что нужно делать в случае обнаружения оставленных кем‑то подозрительных предметов.

Телефон на столе дежурного райотдела полиции разразился тревожным звоном.

– Алло, полиция! – не паникуя, спокойно и деловито сказал мужественный юношеский голос в трубке. – Мы обнаружили подозрительный предмет. Рюкзак.

– И чем он подозрителен? – спросил дежурный, против воли припоминая, была ли какая‑то ручная кладь у Чужих в голливудском кино.

– Это хороший рюкзак, кажется, из натуральной кожи, – объяснил спокойный и деловитый голос в трубке.

Дежурный удержался и не уточнил, из чьей именно кожи. Не хотелось допускать варианты.

– Он не пустой и с виду тяжелый, но я его не трогал, – продолжил мужественный голос. – А лежит он в самом дальнем помещении недостроенного дома на Соколовском бульваре, кажется, номер девятнадцать. Десятый этаж.

– И рядом никого? – уточнил дежурный. – Ни людей, ни… – Он сделал паузу, чтобы не произносить компрометирующее его как вменяемого человека слово «чужих», хотя, признаться, уже не исключал и такого варианта.

Слишком много совпадений.

– Ни души, – подтвердил мужественный голос. – Я отошел подальше, как положено… Ой!

Дежурный озадаченно посмотрел на загудевшую трубку.

Алекс, вспомнивший, что оставил у потенциально опасной находки одну живую душу в собачьем теле, поспешил вернуться.

Дерзкий мопс, успевший как следует обнюхать и повалять находку, при появлении его вызывающе задрал заднюю лапу.

– Ты его обдул! – беспомощно ахнул Алекс.

«Абдул» – услышала пенсионерка со стаканом.

Этого ей хватило.

Телефон на столе дежурного райотдела полиции разразился тревожным звонком.

– Алло, полиция! У нас тут террористы! – с нездоровой радостью возвестил дребезжащий женский голос. – Кажись, из ИГИЛа, одного зовут Абдул. Соколовский бульвар, девятнадцать, приезжайте скорее!

Я успела: сын не сильно опоздал на занятие, а назад уже не торопилась. Воспользовалась случаем погулять по любимой Петроградской стороне, дождалась своего юного танцора с тренировки, потом мы вместе пообедали и поехали домой. Уже подошли к калитке в заборе вокруг территории нашего ЖК, когда сын заметил:

– Чего это там люди толпятся? Опять собрание жильцов?

– А нас не звали! – встревожилась я. – Надо узнать, в чем дело.

Сын направился домой – два часа бальных танцев кого хочешь утомят, – а я не стала заходить на территорию, потому как граждане толпились за забором, заполняя собой просвет между третьим корпусом нашего ЖК и соседствующим с ним недостроем.

Я присоединилась к собравшимся и обнаружила, что, во‑первых, это самостийный сход, то есть ни о каком собрании жильцов речи не было. Во-вторых, столпились неорганизованные граждане у препятствия в виде пластиковой ленты полицейского ограждения. В-третьих, за лентой имело место скопление служебных машин.

Естественно было задаться вопросом:

– Что случилось?

– Говорят, бомбу нашли, – с готовностью просветила меня бабка с мопсом.

Бабка выглядела очень возбужденной, мопс – столь же утомленным.

Они прекрасно дополняли друг друга.

– Какую бомбу? – не поняла я. – Времен Великой Отечественной войны?

В наших местах проходила линия обороны Ленинграда, в окрестных лесах до сих пор находят годные боеприпасы.

– Да какой войны! – Бабка отмахнулась, мопс на конце поводка колыхнулся, но усидел на месте. – Современная бомба – сумка с тротилом! Говорят, хотели взорвать недострой.

– Кто?

– Ну, кто, не дольщики же! – вступил в разговор дед с пивной бутылкой, не слишком старательно спрятанной в пакетик с надписью «Аптека ″Будь здоров!″». – Небось, застройщик.

– Зачем?

– Ну как зачем! Чтобы страховку получить и на эти деньги заброшку свою достроить, – уверенно ответил дед и приложился к оздоровительному пиву.

Я не дождалась, пока он закончит булькать, и протолкалась в первый ряд.

– Не лезьте сюда, не на что тут смотреть, – не оглянувшись, неласково сказала мне толстая тетка в спортивном костюме цыплячьего цвета.

Сама она при этом стояла и смотрела на полицейский фургон, за которым явно что‑то происходило.

– Там что, спецназ?! – удивилась я.

– Не, те уже уехали, – продолжая всматриваться, просветила меня тетка. – И пожарные тоже укатили. Остались полицейские, с ними собака-ищейка.

– И что она ищет, та собака?

Тетка наконец удостоила меня взглядом.

Он был высокомерно-презрительный, тон такой же:

– Ясно что – ту, другую собаку!

– Какую другую собаку? – Я машинально оглянулась на бабку с мопсом.

Песик ответил мне невыразимо грустным взором. Вот он совершенно явно ничего не искал, разве что покоя.

– Да баскервильскую же! Ту, что выла на болоте! – Тетка покачала головой, сокрушаясь по поводу моей непонятливости, и снова отвернулась.

Я, разумеется, читала Конан Дойля и прекрасно помнила, что собака Баскервилей имела обыкновение выть на Дартмурских болотах, от которых до наших карельских весьма далеко, поэтому заявление тетки встретила с обоснованным скепсисом. Но ни возражать, ни продолжать ее расспрашивать не стала, потому что и без меня нашелся трезвомыслящий человек, который воскликнул:

– Какая чушь! При чем тут баскервильская собака? Это были пришельцы!

А, нет, не трезвомыслящий.

Я отодвинулась в сторонку, опасливо прикидывая – спросить, какие такие пришельцы, или лучше не надо?

– Вы вообще думаете, дяденька, что говорите? – вместо меня в спор ввязалась молодая женщина с коляской. – Какие пришельцы в нашем Мурино?

– А вы думаете, они только в Америку прилетают? – Дяденька издевательски захихикал. – Ой, поколение ЕГЭ, картину мира по голливудским фильмам складываете!

– Ой, а вы, значит, патриот малой родины, да? – ответно съязвила молодая мать. – Пришли встречать своих пришельцев хлебом-солью?

У того в пакете из ближайшего магазина и впрямь бугрилась буханка «Бородинского».

– Да я…

Ответить дяденьке, встречающему пришельцев, не дали. Вынырнувший из-за полицейского фургона служивый замахал руками на собравшихся, словно отгоняя гусей:

– Расходимся, граждане, расходимся, ничего тут нет интересного! Штатные профилактические мероприятия, миграционная служба проводит проверку.

– Ага, пришельцев просят предъявить документы, – ехидно добавила молодка с коляской и развернула ее, выбираясь из толпы.

Я решила, что это хороший пример, и тоже удалилась.

Вернулась домой и сразу же получила новую порцию сомнительной информации.

– Ты слышала, что у нас случилось? – Муж поднял голову, отрываясь от компьютера. – Говорят, в соседнем ЖК задержали настоящих арабских террористов.

– Кто это говорит? – Я сбросила кроссовки, скинула курточку, прошла в комнату и рухнула в кресло.

– Девчонки на рецепции в фитнес-клубе.

Я слабо помотала головой:

– Это только одна версия. Другие включают нашествие пришельцев, явление русскому народу английской собаки Баскервилей и попытку взрыва недостроенной многоэтажки.

– Террористами?

– Дались тебе эти террористы! По мнению наших граждан, недострой хотел взорвать сам подрядчик, чтобы получить страховку и на эти деньги все‑таки завершить строительство.

– Затейливо. – Муж оценил план и снова уткнулся в компьютер.

– Да уж. А правды мы, я думаю, не узнаем, – посетовала я.

И ошиблась.

Дверной звонок взревел, исполнив очередное соло на иерихонской трубе.

– Я его перережу! – вскипела я, имея в виду ведущий к звонку электрический провод. И побежала открывать, пока труба не запела снова.

– Что именно вы перережете и кому? – с плохо скрытым беспокойством спросил участковый Чайковский.

Бывалый товарищ знает, что от меня многого можно ожидать.

– Лично вам ничего не грозит, – заверила я его и шире открыла дверь. – Добрый вечер, Валерий Петрович. Прошу! Что‑то случилось?

– А почему что‑то должно было случиться? Разве я не могу заглянуть просто так, по-дружески? – Чайковский не спешил входить.

– До сих пор не заглядывали, – напомнила я.

– И сейчас не буду, – вздохнул участковый и жестом поманил меня в коридор. – На минуточку, можно?

Я вышла, и Валерий Петрович сам прикрыл за мной дверь.

– У нас какой‑то секрет? – заинтересовалась я.

– У вас, – поправил он и совсем уж таинственно понизил голос. – Так что за сигнал вы получили о падении с крыши или типа того?

– А почему вы спрашиваете?

– Ну уж не потому, что мало сигналов получаю! Скорее, наоборот.

– Ага! – Я сообразила, что вот он – мой шанс узнать, кого все‑таки сегодня встречали в Мурино с хлебом без соли – инопланетян, собаку Баскервилей или арабских террористов. – Давайте меняться, Валерий Петрович? Как говорится, баш на баш. Я вам про мой сигнал, вы мне про ваши. Я нынче все пропустила, а люди разное говорят.

– Я удивлен. Вы – и вдруг что‑то пропустили? – Чайковский недоверчиво покрутил головой, но я продолжала твердо и прямо смотреть на него, и он сдался. – Ладно, давайте баш на баш. У нас сегодня мирные граждане как с ума посходили. Кому‑то примерещился страшный крик непонятного происхождения, кому‑то – происки террористов. А реального под этим сущий пшик: один пацан гулял с собакой и нашел ничейный рюкзак на десятом этаже недостроенного дома.

– Очень странное место для прогулки с собакой, – отметила я.

– Согласен. Говорю же – народ с ума посходил. – Валерий Петрович сокрушенно поцокал языком. – Но эти сигналы объединяет один момент: место происшествия. Все граждане упоминали недострой на Соколовском бульваре. И вы, я вспомнил, тоже говорили о нем. – Участковый перестал хмуриться-жмуриться и остро посмотрел на меня.

– Говорила, – подтвердила я. – И повторю: по словам одной девушки, вчера вечером из этого самого недостроя кто‑то выпал. Или что‑то. Она не видела, только слышала подозрительный громкий звук – бабах со шмяком.

– А я могу поговорить с этой девушкой?

– Да не хотелось бы, знаете ли. Она беременна, ее лучше не волновать.

– Понимаю. И все же дайте мне ее контактик, пожалуйста. – Валерий Петрович достал из кармана потрепанный блокнотик, вытянул из его пружинки обкусанный карандашик и приготовился записывать.

Дал, стало быть, понять, что отмолчаться мне не удастся.

Я очень неохотно продиктовала ему номер, но не Джулин, а Борин. Пусть Фаберженок сам решает, подпускать ли участкового к своей благоверной.

– Спасибо, до свиданья. – Чайковский убрал письменные принадлежности в карман и развернулся к выходу.

– Минуточку! – Я цепко ухватила его за рукав. – А почему вы все‑таки решили проверить мой сигнал? Вчера сказали: «Нет тела – нет дела». Что изменилось? Неужто тело нашлось?!

– Да если б тело. – Валерий Петрович вздохнул. – Тогда бы с ним другие разбирались, а так, получается, это мой головняк как участкового. В том рюкзаке нашли книжки из библиотеки, мы проверили – они записаны на парня, который живет в вашем доме. Голованов Олег Васильевич, не знаете его? – Участковый снова испытующе уставился на меня.

– Не припоминаю такого. Но у нас тут только половина квартир заселена, и народ не особо общительный, пока знаю только Татьяну и Макса. – Я кивнула на дверь квартиры напротив нашей. – А что с этим Олегом, вы ему рюкзак вернуть хотите?

– Что с этим Олегом, мне и нужно выяснить. – Чайковский снова вздохнул. – На съемной квартире его нет. Соседи двери не открывают. Я сегодня уже дважды туда наведался, толку – ноль. Не торчать же тут до ночи, хочется уже домой и поесть наконец.

Желудок участкового проворчал что‑то явно в поддержку сказанного.

– А какая квартира? Хотите, я буду туда время от времени подниматься? Мне не трудно, авось, застану вашего Олега, – предложила я.

– Восемьсот тринадцатая. Будете подниматься, правда? – Участковый повеселел, и даже желудок его забурчал вполне мажорно.

– Буду, – пообещала я. И спохватилась: – А хотите чаю с бутербродами? Ужин я еще не готовила, но…

– У меня дома борщик. – Лицо Валерия Петровича осветилось предвкушением. – И сальцо, и лучок-чесночок…

– Понимаю, тогда не задерживаю. – Я выпустила рукав участкового, и он без промедления унесся прочь.

– Кто приходил, чего хотел? – все так же таращась в монитор, безучастно спросил Колян, когда я вернулась в квартиру.

– Кто‑то приходил, чего‑то хотел… Народ, а вы не хотите ли борща? С сальцом, с лучком, с чесночком? – Я вдруг поняла, что остро завидую Валерию Петровичу.

Борща народ хотел, и это определило развлекательную программу моего вечера.