Прошлой ночью, возвращаясь из Абхазии, от границы с которой до нашего дома всего-то пять километров, мы заехали в магазин дьюти фри между двух пропускных пунктов. Грешно было бы упустить случай недорого прикупить французского коньяка и швейцарского шоколада.

Чтобы избежать безобразного погрома в стройных конфетных рядах, Манюню и Масяню мы оставили клевать носами на заднем диване авто, под сенью лимонных и апельсиновых деревьев, целой рощицей загруженных в багажник. Однако детки сами перебрались из машины на газон, усеянный мусором, который оставили туристы, коротавшие время в очереди на досмотр. На поруганной лужайке предприимчивые малыши разжились помятым пакетом недоеденных чипсов (его Ирка сразу же отняла и выбросила в мусорку) и потасканным медведиком (в него ребенки вцепились мертвой хваткой в четыре руки и сразу выбросить не дали).

Медведь был неказистый, безжалостно битый тяжкой жизнью в чьей-то детской, чумазый и сильно септический, так что по прибытии домой заботливая мамаша Максимова тайно сплавила его в мусорное ведро сразу же, как только Масяня и Манюня засопели в своих кроватях.

– Если утром вспомнят и будут скандалить, куплю им точно такого же, – решила подружка. – В местных магазинах этих белых медведей полным-полно.

Случайно подобранный и не случайно выброшенный мишка происходил из семьи талисманов Олимпиады-2014. А трудолюбивые жители Поднебесной произвели такое количество олимпийской сувенирной продукции, что можно было не сомневаться: сочинским лоточникам ее хватит лет на двадцать.

– В магазинах не совсем такие, они там полностью набиты ватином. А у того мишки, которого ты выбросила, только морда на поролоне была, а само тело мягкое, с каким-то сыпучим наполнителем, – напомнила я.

– Надо будет – куплю ватного, самолично его выпотрошу и набью рисом, – отмахнулась подружка.

– Рис тяжелее.

– Что?

– Я говорю – рис как наполнитель тяжелее, чем та неведомая фигня, которой был набит тот медведь, – объяснила я.

– Думаешь, пацаны заметят разницу? – Ирка хмыкнула. – Не, у них в организмах нет встроенных весов, как у некоторых.

Это был камешек в мой огород.

Позавчера, честно выполнив свой клининговый долг, я задумчиво сообщила подружке, что выброшенный мусорный пакет был подозрительно тяжеловат и при падении в люк спецтранспорта прогрохотал, будто щебнем набитый.

Нырять в недра мусороуборщика, чтобы запоздало проверить содержимое мешка, я, разумеется, не стала, но по возвращении домой на всякий случай сделала ревизию сыновьей коллекции минералов.

Все особо ценные камни с дырками типа «куриный бог» оказались на месте, и я предположила, что Иркины архаровцы могли втайне от маменьки что-нибудь грохнуть – вазу какую-нибудь, например, или супницу.

Подружка отнеслась к сигналу серьезно и добросовестно пересчитала вазы, тарелки, чашки и цветочные горшки, но недостачи не обнаружила и рассердилась на меня за то, что я возвела поклеп на ее ангелочков.

Ну или за то, что ей пришлось заниматься внеплановой инвентаризацией.

– Иди уже, а? – попросила я досадливо. – Я фэнтези сочиняю, а ты мне какие-то ужастики а-ля Франкенштейн рассказываешь! Надо же такое придумать – встроенные в организм весы!

– Ага, безмен вместо руки! Рыночная версия Капитана Крюка! – Подружка проказливо захихикала и наконец-то удалилась, оставив меня тет-а-тет с незримой музой.

До вечера я спокойно работала, ужин у Максимовых прошел без моего участия, и только после объявления отбоя в своем фамильном дурдоме подружка снова пришла ко мне.

– Вот. – Она положила передо мной исписанный тетрадный листочек и скромно отступила.

– Что это? – спросила я, не спеша переключать внимание с собственной рукописи на чужой манускрипт.

– Это для нашего нового произведения.

– Нашего?

Я обернулась и иронично посмотрела на нахалку поверх очков.

Обычно наши с ней общие произведения имеют вид лаконичных сценариев безумных авантюр, в авторстве которых не всегда хочется признаваться, потому что это может быть уголовно наказуемо.

– Ну, ты ведь обещала, что позволишь мне написать стихи для твоего (тут подружка тактично акцентировала правильное местоимение) нового романа в стиле фэнтези!

– А-а-а…

Я действительно обещала ей что-то такое.

Вообще-то я и за фэнтези взялась лишь для того, чтобы угодить подружке, обычно я пишу детективы.

Я поправила очки и прочитала с листа:

– Водица, водица, умой наши лица! И руки, и ноги, и две ягодицы!

Тут глаза мои сделались едва ли не больше, чем очки. Я обмахнулась бумажкой и очень кротко спросила:

– Ира, это что?

– Это рифмованный заговор, – охотно объяснила поэтесса. – Он усиливает эффективность применения живой воды.

– Здорово. – Я почувствовала, что и сама не прочь хлебнуть чего-нибудь живительного: Иркино творчество сразило меня наповал. – Уж зарифмовала, так зарифмовала!

– Судя по тону, тебе не нравится, – заволновалась подружка. – Давай критикуй, что не так?

– Это чей текст?

– Я же сказала – мой!

Ирка горделиво выпятила грудь.

– Меня не авторство интересует, я спрашиваю, кто это говорит?

– Э-э-э… Эльф!

– Местоимение во множественном числе.

– Тогда-а-а… Два эльфа!

– Они что, инвалиды? У двух нормальных эльфов на двоих было бы четыре ягодицы, а не две!

– Э-э-э… Это всего один эльф, но принадлежащий к королевскому дому! – нашлась подружка. – Точно, он эльфийский принц, а августейшие особы ведь говорят о себе в третьем лице: «Мы, Николиэль Второй»!

Она не удержалась и показала мне язык – вывернулась, хитрюга.

– А что за беда у его высочества Николиэля с физиономией? – не успокоилась я. – Судя по тексту, у него их две? Не лицо, а лица? Так бывает? Скажи мне, как знаток и ценитель фэнтези, я-то мало в жизни видела эльфов как нормальных, так и не очень.

– Ну, даже не знаю… Но ведь был же двуликий Янус? – удачно вспомнила Ирка.

– Он был совсем в другой мифологии!

– Придира!

Подружка почесала в затылке карандашом, подумала, потом потянулась и энергично почеркала бумажку:

– Вот, теперь у тебя не должно быть претензий.

– Водица, водица, умой наши лица! И руки, и ноги, и ВСЕ ягодицы! – прочитала я вслух и подняла на поэтессу страдальческий взгляд.

– Ну, что опять не так? – рассердилась подружка. – Теперь это заговор коллективного пользования, на неограниченное количество лиц и ягодиц! Хоть для большого сводного хора Эльфийской армии и флота!

– Максимова! – взвыла я. – Ты издеваешься?! Какое еще неограниченное количество ягодиц?! У меня уже есть в сюжете одна задница, напоминаю, на первой же странице выписан беспорточный маньяк, и я не могу до бесконечности увеличивать удельную массу филея, это же фэнтези, а не порно! Мой редактор – интеллигентная женщина с тонким вкусом, она нипочем не пропустит такое безобразие!

– Да?

Ирка погрустнела.

Понимает, что с редактором не поспоришь.

Особенно с интеллигентным.

Иного интеллигентного редактора даже трехэтажной руганью не проймешь, он профессионально игнорирует суть и фиксирует слабые звенья словесных конструкций.

Как-то в сердцах я честно, не выбирая выражений, высказала одному весьма интеллигентному редактору все, что думаю по поводу беспощадной эксплуатации издательством писателя, так знаете, как он отреагировал? Искренне восхитился: «Надо же! Настоящий шестистопный мат!» А гонорар мне так и не повысил.

– Да, – сухо подтвердила я.

Подружка взяла беспощадно почерканную бумажку и, повесив голову, побрела к двери.

С порога спросила еще:

– А эротику ты писать не планируешь, нет?

– В ближайшее время – нет, не планирую, – сказала я так, чтобы не лишить ее надежды уж вовсе.

– Спокойной ночи, – уныло изрекла непризнанная поэтесса и понуро побрела к выходу.

– Стой!

Мне стало стыдно.

Что я за человек, если огорчаю лучшую и единственную подругу, когда могу ее порадовать?

– Дай сюда свою бумажку, сядь и помолчи пять минут.

Вздохнув, я взяла листочек с подружкиным четверостишием и потянулась к клавиатуре.

Человек он был неплохой, да и маг хороший, несмотря на молодость – всего-то триста с хвостиком лет. Единственным духом, с которым он никак не мог совладать, был дух экспериментаторства.

Спрашивается, зачем сочинять новое заклинание для преумножения красоты, если их таких уже не меньше сотни придумано? Но разве удержишься от вдохновенного творчества, едва представишь, как это будет: прелестные фигуристые девы в легких рубашках, ночь, луна, звезды, искрящийся источник…

– Водица, водица, умой наши лица! И ноги, и руки, и все ягодицы!

Маг-изобретатель торжественно озвучил новое заклинание, и вода в ключе забурлила, всплеснула фонтанчиками, омывая и лица, и все остальное, как просили.

Тонкие рубашечки моментально намокли, шелковая ткань сделалась почти прозрачной, открыв благодарному взору младого мага сто-о-олько интересного…

Но вводить в заклинание неопределенную величину «все» определенно не стоило.

Не удовлетворившись в отличие от мага предложенными ему ягодицами и иными прелестями, живая водица тугой струей настойчиво ударила в ткань мироздания.

– Ой, – совершенно не величественно пискнул маг.

Воздух заискрился, пошел круговыми волнами, образуя подобие мишени, в самый центр которой плеснула вода.

Маг взмахнул руками, спешно выплетая заклинание экстренной штопки, но впопыхах только сбил прицел, и добрая порция живой воды при погружении в иномирное пространство, стремительно переходя из второго агрегатного состояния в первое, вместо заявленных в заклинании ягодиц ударила несколько выше.

– А-а-а? Х-х-х-х…

– У-и-и!

Маг услышал два возгласа, абсолютно разных по настроению, и тихий чмок сомкнувшегося портала…

– Отлично! – Ирка хлопнула в ладоши. – Мне очень нравится! Только у тебя вот тут, в самом начале, ма-аленькая опечаточка.

– Какая еще опечаточка?

Я послушно прокрутила текст к началу.

– Вот, тут у тебя в нескольких местах написано «Дина», а надо «Рина».

– Рина Зеленая? – хмыкнула я, насмешливо поглядев на мнимо простодушную подружку.

Некоторым положишь в рот один пальчик, так они всю руку до подмышки оттяпают!

Нет, как вам это? Интеграции ее поэтического творчества в мое прозаическое подружке уже мало, теперь ей подавай героиню, названную в ее честь!

– Рина Рыжая! – Ничуть не смущенная Ирка тряхнула копной медных волос. – Звучит же, согласись?

– Вполне, – согласилась я, послушно исправляя «опечаточку».

А то ведь не отстанет от меня Рина Рыжая, проест мне плешь в моих негустых белокурых кудрях.

– Отлично! – повторила подружка, одобрительно похлопав меня по плечу. – Это надо отметить! У тебя вино есть?

– Вина нет, есть коньяк.

– Коньяк? Нет, моя радость пока еще не настолько велика, – секунду подумав, от особо мощного горячительного Ирка отказалась. – А у Хачатуровича домашняя «Изабелла» очень вкусная, давай бутылочку закажем? Или две…

И, не дожидаясь от меня ответа, она принялась разматывать скатанную в клубочек шашлычно-бельевую резинку.

Вчерашнюю коробку от торта мы неразумно выбросили, поэтому сегодня вынуждены были обойтись одним пакетом, утяжелив его очередной парой голышей.

– Сквозь полиэтилен будет видно бутылки, это как-то неприлично, – решила Ирка. – Поступим вот так…

И она изящно задрапировала мешок собственным парео из бледно-голубого шелка.

С учетом того факта, что в Ирке больше ста килограммов живого веса, парео у нее дивно просторное, так что у нас получился вполне себе убедительный парашют.

Я позвонила Хачатуровичу и заказала две бутылочки хваленой «Изабеллы» на вынос (или на вывоз? или на вылет?), и Ирка вытравила резинку на максимальную длину.

– Видали?! Это наше привидение на посадку пошло! – бурно обрадовались дети, сидя в засаде на четвертом этаже.

– Бежим ловить! – предложила Катя.

– Ты че? – Нюра покрутила пальцем у виска. – Ловить! А если это оно нас поймает?

– Надо его сначала ослабить, а уж потом ловить, – веско сказал Васька, захлопнув книжку. – Готовьте к бою чеснок!

Старый мудрый шашлычник давно уже ничему не удивлялся. Мясо в коробку? Да пожалуйста! Вино в мешок? Да сколько угодно!

«Ест» – уведомила заказчицу традиционная эсэмэска.

– Тяни, – велела я Ирке.

Бледно-голубым цветком распустилось в ночи маскировочное парео.

Легкая ткань шевелилась, как живая, гладкий шелк отсвечивал разноцветными огнями недалекой дискотеки.

– Летит! – доложила боевым товарищам Нюрка. И не удержалась, похвалила вражину потустороннюю: – Краси-и-ивое!

Катька двумя руками цапнула с подоконника выложенные в ряд чесночные головки. Нюрка и Васька тоже вооружились.

Хороший, качественный овощ выбрали для обстрела привидения лучшие представители современной молодежи!

Тугие чесночные головки размером с детский кулак со свистом вылетели из окна и метко поразили не ожидавший нападения кулек плотным боковым огнем.

Резинка вдруг задергалась, как живая, и вырвалась из пальцев безмятежной Ирки.

– Держи!

Я чуть не вывалилась в окно, но каким-то чудом успела сцапать улетающий хвостик.

– Держись!

Подружка затащила меня обратно и обмахнула трясущейся ладошкой разгоревшееся лицо:

– Фу-ух! Я уж подумала – все, прощай, «Изабелла», разбились наши бутылочки!

– Мне показалось, что-то звякнуло, – сообщила я, не спеша радоваться. – Может, и разбились… Давай тяни поскорее!

Засадный полк на четвертом этаже завопил так, что заглушил дискотечную музыку:

– Ура!

– Попали!

– Мы его сбили!

– А вот теперь – бежим ловить! – скомандовал Васька.

И молодые бойцы с нечистью посыпались вниз по лестнице.

Мы с подружкой в четыре руки втащили в окно сочащуюся красным посылку от Хачатуровича.

– Одна бутылка разбилась, а вторая целехонька! – быстро произведя ревизию, обрадовала меня Ирка.

– И где оно? – озадачились, высыпавшись во двор, раскрасневшиеся от физкультуры дети.

– Улетело, – вздохнул командир Василий. – Но, судя по этому пятну, мы его серьезно ранили!

На асфальте отчетливо краснела лужица, окруженная россыпью свежих капель.

– А разве привидение можно ранить до крови? – задумалась умная Катя. – Откуда у него кровь, оно же не живое и даже не материальное?

– Наука еще слишком мало знает о привидениях, – рассудил Васька. – Что у него есть и кого оно ест… О! Может, оно как раз недавно сожрало кого-то живого и материального, и это его кровь?

– Какой ужас! – восторженным дуэтом выдохнули бесстрашные девочки.

– Ну, за успехи в творчестве! – провозгласила Ирка, подав мне бокал с вином из уцелевшей бутылки.

– За нескучную жизнь! – поддакнула я.

Бокалы звякнули, а сердце мое даже не екнуло.

И напрасно.

Лучше бы мы за тихий вечер и безмятежное утро выпили!

Но кто же знал, что ждет нас впереди…

Хотя я-то уж могла бы и догадаться, что переменчивая Фортуна поворачивается ко мне всеми ягодицами еще в момент приема вечерних водных процедур.

В моей малагабаритной студии для регулярных омовений предназначена узкая и шаткая душевая кабинка. В ней-то я и находилась, когда произошла типичная для нашего курортного города подлость – внезапно вырубилось электричество. К несчастью, я уже успела окатить себя водой, экономно выключить эту самую воду и даже старательно намылиться.

Вся в мыле и в кромешной тьме я слепо потянулась к крану, промахнулась и ушибла руку о стеклопластиковую стенку, а задетая этим моим промахом кабинка обиделась и обморочно покачнулась, всерьез обещая рухнуть на бок со мной внутри.

– В той норе во мгле печальной гроб качается хрустальный! – истерично заголосил мой внутренний голос, для пущего драматического эффекта обратившись к вечной – пушкинской – классике. – На цепях среди столбов!

– Не видать ничьих следов вкруг того глухого места. – Я машинально продолжила цитату из «Сказки о Мертвой царевне» и скривилась, ощутив во рту вкус геля для душа. – Тьфу!

Я попыталась открыть сдвижную дверцу, но ее заклинило, и спастись из душегубной кабинки бегством не получилось.

– В том гробу твоя невеста! – ситуативно точно закончил цитату мой внутренний голос.

Хорошо, что свет дали всего лишь минут через пять и мое холодеющее тело не успело покрыться хрустящей мыльной корочкой.

Но в постель я улеглась не в лучшем настроении.