Каролина.
Убирайся? Он сейчас серьезно? Стыдливо поднимаю взгляд, продолжая сидеть на холодном столе. Отчего-то он сейчас напоминает могильную плиту – такой же ледяной и тёмный. Клацаю зубами от обхватившего меня холода и судорожно одеваюсь. Лифчик, трусики, длинное шёлковое платье…
– Чё-е-рт…
Глеб остервенело натягивает нижнее белье и брюки. Поднимает с пола сорочку и пиджак. Набрасывает пиджак на плечи и торопливо выходит из кабинета, оставляя меня одну.
Вспомнили о том, что вы джентельмен, Глеб Андреевич? Спасибо, что не вышвырнули голую на улицу! Ноги дрожат от пережитых эмоций, в горле саднит от застывших, спящих до поры рыданий… Погоди, Кара… Держись. Ты выплачешь свои слёзы позже. А сейчас надо торопиться домой, к дочери, о которой он не знает…
Хотя уже знает, наверное… Закрываю глаза, представляя нахмуренного Вяземского. Наверняка сейчас он звонит своей шавке Брыкалову и просит узнать обо мне все, что можно.
Надеваю туфли, выключаю дурацкую лампу и спешно покидаю кабинет Глеба. Ничего у меня не вышло… Раздавить его, заставить страдать и молить о прощении – я и не того хотела, а что получила взамен?
«Так ненавидишь, что легла под меня?», – в память врезаются его обидные слова… Так и есть – я все провалила. Теперь мне остается бежать от него подальше…
От него и его проклятой семьи. Если отец Глеба узнает, что я осталась жива – убьет. Не станет терпеть возле себя бомбу замедленного действия – ту, что знает его грязную тайну… И ту, от которой им так и не удалось избавиться…
Зябко потираю плечи и торопливо иду к своей машине. Воздух трещит от звуков праздника – смеха, голосов, звона бокалов, залпов салюта… Глеб Андреевич не пожалел средств на торжество в честь объединения наших компаний. Только никакого объединения не случилось – мой юрист подделал документы. Но Вяземский узнал бы об этом завтра, если не мой поступок… А послезавтра бы к нему пришли люди в масках. Опечатали офис и вытрясли всю документацию… Все это случилось бы, если не я…
Открываю машину и торопливо сажусь за руль. Я не пила за ужином, заменяя шампанское лимонадом. Запускаю двигатель и выезжаю с парковки, озираясь по сторонам. Ничего подозрительного нет… Тогда почему сердце тревожно сжимается? Судорожно вынимаю айфон из лежащей на переднем сидении сумочки и звоню няне. Надо собирать вещи и уезжать отсюда. Куда угодно – в Москву, Питер или за границу!
– Ольга Павловна, я буду дома через двадцать минут. И… Нам надо будет уехать. Соберите Милане вещи на первое время и… Я поднимусь, чтобы переодеться. А потом мы уедем.
– Хорошо, Каролина Дмитриевна, ждем вас. Я тогда Милочку не буду укладывать.
– Д-да… Еду, – отвечаю, придав голосу твердость.
Сердце щемит от предчувствия чего-то ужасного, а глаза застилают слезы… Сколько же времени я их носила в себе… Целую вечность… Я ведь даже поговорить с Глебом не успела… Его родители сделали все, чтобы меня не стало. Прямо в тот же день, когда я услышала проклятое признание его отца. Он просто не мог допустить, чтобы я осталась жива. Слишком многое стояло на кону.
Дрожащими пальцами сжимаю руль и съезжаю с трассы в переулок. Еще немного, и я увижу дочурку. Обниму ее и зароюсь в мягкие пшеничные волосики. И никому не позволю ей навредить. Скорее всего, никто не поверит Глебу. Точно, не поверят! Ну какая я Лера? У меня другое лицо – скроенное после аварии талантливым пластическим хирургом, другое имя. Андрей Максимович Вяземский слишком умен, чтобы верить в такую чушь… Лера умерла – именно так ему и сообщили те, кто аварию подстроил…
Проезжаю два квартала и паркуюсь возле подъезда новой элитной многоэтажки. Валерия Веснина не может жить в такой. Она была глупенькой простушкой, случайно подслушавшей разговор, не предназначенный для нее. А здесь живет Каролина Чацкая – роскошная брюнетка, владелица собственного инвестиционного фонда, светская львица и объект фантазий многих мужчин.
Немного успокоившись, выхожу из машины и поднимаюсь по ступенькам крыльца в подъезд. Здороваюсь с консьержкой и окунаюсь в грубоватые объятия лифта. Сердце гремит, как двигатель, когда я замечаю, что дверь в квартиру открыта… Сглатываю и тянусь дрожащей ладонью к металлической ручке…
– Ольга… Павловна… Милана…
В прихожей разгром: повсюду валяются вещи, игрушки, перевернутые стулья. Но больше всего меня пугает не беспорядок, а звенящая, вязкая как болото тишина.
Он забрал моего ребенка… Вяземский меня опередил.
– Ми… Милана, девочка моя, как же так? – не в силах справиться с чувствами, оседаю на пол. Меня трясет. Выворачивает наизнанку от непролитых слез и поднявшей голову боли… Он. Меня. Опередил.
Как же я ненавижу Вяземского… Проклинаю тот день, когда мы познакомились…
Мне бы успокоиться и что-то сделать, но я даже встать не могу. Сижу, прислонившись к холодной стене и вою, как зверь. Вытираю горькие, похожие на яд слезы, и шарю в сумочке. Помада, зеркальце, расческа – все высыпается от хаотичных движений пальцев. Где же телефон? Шорохи разрывают тишину опустевшей квартиры, царапают воздух и, кажется, мою душу… Вяземскому удалось меня растоптать.
Прищуриваюсь, чтобы разглядеть экран и, наконец, что-то предпринять. Давай же, Кара, нажми всего две циферки – ноль два… Или сто двенадцать… По спине прокатывается дрожь, когда я слышу шаги в подъезде. Дверь с треском распахивается, открывая взгляду Глеба…
– Где… Где моя дочь? – хриплю бессвязно, меряя взглядом его высокую фигуру.
– Откуда я знаю, Кара? Что, черт возьми, здесь происходит?
Он склоняется надо мной, согревая теплом и обдавая своим ароматом – дорогого табака, лемонграсса, пряных специй и чего-то другого, такого же приятного… Сжимает мои ледяные плечи и пытается поднять.
– Ты можешь мне помочь? Кара, ты можешь идти?
– Н-нет… Мне… Меня тошнит, мне плохо… Это ты ее забрал, да? Ты отнял у меня дочь?
– Я приехал поговорить. И… У тебя есть дочь?
Каролина.
– Вяземский, верни мою дочь… Прошу тебя, – силуэт Глеба размывается от предательских, струящихся по лицу слез. – Ты хочешь так меня наказать, да? Считай, что наказал… Я раздавлена, уничтожена, я… Проси что хочешь, только верни…
– Я не знал о твоей дочери, Лера.
– Каролина! У меня теперь другое имя, а Лера… Она умерла… Шесть лет назад Лера попала в аварию и не выжила, а я… Я теперь другой человек, Вяземский, я…
– Вставай, Кара, – приказывает он мне. – Что толку впадать в ностальгию? Если ребенок пропал, надо что-то делать!
Вяземский протягивает мне руку и помогает подняться с пола – грубовато и спешно, словно я мешок с картошкой. Кажется, в его глазах мелькает что-то напоминающее брезгливость… Дрожащими руками расправляю складки на платье и оглядываюсь по сторонам: все те же перевернутые стулья, разбросанные вещи, игрушки Миланы на полу… Картинка намертво впивается в сознание, заставляя, наконец, осознать происшедшее – у меня похитили дочь… Кто-то украл моего ребенка. И это не Глеб…
– С кем ты связалась, Кара? – грозно произносит Глеб, возвышаясь надо мной. – Вспоминай, кто мог желать тебе вреда? И прекрати уже выть, раздражает.
Глеб прохаживается по моей разгромленной квартире, внимательно все осматривая. Неторопливо ступает из комнаты в комнату, включает и выключает свет, заглядывает в окна.
– Я думала это ты, Глеб, – блею я. – Так ненавидеть меня больше никто не может.
Вяземский оборачивается, словно вздрогнув от моих слов. Больно, да? Попала в точку или задела за живое? Сковырнула струп со старой гнойной раны? Мерзкой и зловонной? Или ты думал, что все забудешь, милый? Сунешь мне подачку и заживешь спокойно со своей женой Анечкой? Где, кстати, она? Конечно, я молчу, пряча мысли за панцирем благоразумия. Надо понимать, Вяземский единственный, кто может мне помочь. Придется терпеть и соглашаться на его условия, ведь так?
– Ты звонила няне или… С кем оставался ребенок, пока ты…
– Телефон няни недоступен. Сейчас я в полицию позвоню. Пусть осмотрят квартиру, снимут отпечатки пальцев и…
– Не вздумай, Кара! Разве ты не понимаешь, что навредишь себе этим? К нам и так приковано внимание всего города. Или ты хочешь, чтобы папарацци узнали, кто ты на самом деле? Следственный комитет будет копать и спрашивать о прошлом. Твоих врагах и…
– Мой враг только ты, Вяземский! Ты и твои родители! – выкрикиваю пылко.
– И в чем я провинился, Лера? В том, что предпочел тебе порядочную девушку из профессорской семьи? Ну извини, бывает! Я не из тех, кто прощает измену. Благодари бога, что я не начистил рыло твоему Харину, а просто… А просто отпустил вас на суд божий.
– Что?! Ты верно бредишь, Глеб? Какой Харин, о чем ты вообще…
Замолкаю, словно меня ударила молния… Так вот, что думает обо мне Вяземский… А я все эти годы гадала над причиной, по какой от меня избавились.
Зажмуриваюсь, словно проваливаясь в прошлое. Окунаюсь в колодец воспоминаний, заново переживая боль.
Под ногами шуршит гравий, когда я легко ступаю по дорожке. Заглядываю в маленький уютный пруд, любуясь японскими карпами, срываю веточку цветущего шиповника и иду дальше, услышав знакомые голоса из сада. Я специально не предупредила о визите – задумала сделать Нине Ильиничне сюрприз. Так и вижу ее распахнутые добрые глаза, устремленные на меня. И как наяву слышу голос:
«– Лерочка, ну зачем ты меня так пугаешь? Могла же ведь позвонить?». А потом она меня, конечно, обнимет и предложит чаю с печеньем. Обожаю печенье, что выпекает повар Вяземских. Дорожка сужается, открывая взору просторную каменную беседку. За столом сидят двое – Нина Ильнична и Глеб… Любимый мой, он тоже дома? Тогда почему не ответил на мой звонок? А в сообщении написал, что будет занят до вечера? Странно… Раскрываю губы, чтобы выпалить: «Сюрпри-и-из», но из горла вылетает лишь хриплый вздох… Я же словно врастаю в землю, сраженная жестокими словами Нины Ильиничны – они летят по воздуху, как невидимые иглы и вонзаются прямиком в сердце:
– Сынок, не нужна тебе эта провинциалка. Зачем портить себе репутацию и карьеру? Тебе нужно жениться на Ане Фоминой. А этой… Купи ей шмотки нормальные или сумку дорогую и… скатертью дорожка.
Кладу ладони на живот и глубоко дышу, усмиряя сердцебиение. И это говорит его мама? Милая женщина, охотно принимающая меня в доме? Точно обо мне? Может, я ослышалась? Пульс ревет в ушах, но я отчетливо слышу ответ «сыночка» – моего любимого Глеба:
– Ты права, мам. Лера весёлая, классная, но… Жена мне нужна такая, как Аня. Пригласи ее семью завтра на ужин. Я сделаю Ане предложение.
Закрываю рот ладонями, с трудом сдерживая крик… Судорожно сжимаю пальцы в кулаки, чувствуя, как шипы впиваются в нежную кожу, а белые лепестки шиповника становятся багрово-красными… Разворачиваюсь и на ватных ногах бреду к калитке. Мне бы вернуться и потребовать объяснений, но я не могу… Нет сил даже идти… Ноги волочатся по земле, а из груди вылетают бессвязные звуки. Металл холодит кожу, когда окровавленная ладонь сжимается вокруг ручки калитки. Толкаю дверь и оказываюсь на улице…
– А ты не думала позвонить Харину, Кара? Он отец твоей дочери, мало ли какие у него методы воздействия на тебя? Может, ты запрещаешь ему общаться с ней?
Молчи, Кара, не признавайся… Если Вяземский узнает, что Милана его дочь, он заберет ребенка.
– Я звонила, он не забирал Милану, – вру я. – Глеб, что ты предлагаешь делать?
– Собирай вещи. Ты едешь ко мне, – хрипловато произносит он. Воздух колышется от его твердого безэмоционального голоса. Нагревается и словно потрескивает от напряжения, исходящего от Глеба волнами… Хочется поежится или обнять себя за плечи… С ним невозможно по-другому, только так…
– У меня есть дом, ты же видишь. Я приберусь и переоденусь, а потом…
– У тебя пять минут, Кара. Я помогу тебе найти ребенка.
– Неужели бесплатно, Вяземский? Или заставишь меня отдать долю в фирме?
– Обсудим условия у меня дома, – Глеб наклоняется к моему лицу, обдавая висок горячим дыханием. – Жду тебя в машине. И не вздумай глупить.
Глава 4.
Каролина.
– Сколько у меня есть времени? – зябко потирая плечи, произношу я.
Не так я себе это представляла… Думала, размажу Вяземского, как мошку на ветровом стекле, заставлю страдать и хвататься за ускользающие возможности сохранить бизнес. Долгими ночами как наяву видела его перекошенное от гнева и бессилия лицо, а теперь стою посередине прихожей, потираю дрожащие плечи и глотаю слезы.
Жалкая, уничтоженная чьим-то вероломным вмешательством в мой план, ссутуленная…
– Пять минут, Кара… Пять минут и ни минутой больше. Я пришлю Брыкалова помочь тебе с сумками, – Глеб проходит мимо меня, как бы случайно задевая плечом.
– А мне нужно брать много вещей, Глеб? Я завтра же уеду домой и…
– Каролина… Дмитриевна, вероятно, вы не поняли с первого раза? – Глеб резко разворачивается и вскидывает ладонь. Сжимает пальцы на моем подбородке и прищуривается, словно пытаясь просверлить во мне дыру взглядом. – Теперь я командую парадом, Кара. Забудь о своих планах и фантазиях в отношении меня, поняла? Думаешь, я не знаю, что ты планировала? Не думай, что моя доброта безгранична. Я могу уничтожить тебя за одну минуту, Кара. Сделать пару звонков и… Ты лишишься всего, не только дочери. Всего-о-о… – Глеб наклоняется и шепчет мне в ухо. – Мои помощники уже собирают на тебя компромат. Один звонок и… Ты будешь сидеть за мошенничество и присвоение чужих документов. Советую поторопиться. Жду внизу.
Вяземский уходит, оставляя меня наедине с плотной, как пыльное облако тишиной. Он прав – у меня нет больше выхода… Никто не знает, кто такая Валерия Веснина, а вот Каролина Чацкая… Откуда Глеб узнал, что я присвоила чужое имя? И чужую судьбу… Я долгие годы ходила по краю обрыва, играла с судьбой, не ожидая возмездия… Оно, похоже, наступило…
На автомате переодеваюсь и бросаю в дорожную сумку одежду и нижнее белье. Собираю флакончики в косметичку, упаковываю несколько строгих костюмов в футляр. Вяземский не оставил времени, чтобы убрать квартиру. Переступаю через валяющиеся игрушки и выхожу из квартиры.
Толкаю дверь подъезда, чуть не столкнувшись нос к носу с Брыкаловым. Он молча кивает и забирает сумку из моих рук. Распахивает заднюю пассажирскую дверь, приглашая сесть.
Я помню, как пахнет в машине Вяземского… Кажется, все, что касается его, пахнет сексом… Даже воздухи в салоне… Вжимаюсь в мягкое кожаное сидение и тянусь в сумочку за телефоном. Мне ведь должны позвонить? Похитители всегда так делают, я точно знаю!
– Он не станет делать это сейчас, – произносит Глеб, будто угадывая мои мысли. – Он хочет заставить тебя страдать. И, поверь, Кара, ему ничего не нужно… У него и так все есть.
– Может, объяснишь, Вяземский? – взрываюсь я. – Какого черта ты говоришь? Ты его знаешь, да?
– Нет, поверь. Но его знаешь ты… Ты кому-то перешла дорогу, Кара. Кстати, если няню похитили, жди визита ее родственников. Ты знаешь ее адрес?
– Да, – сжимая айфон в руке, отвечаю я.
– Завтра съездим, попробуем уговорить их не писать заявления.
– Ты и няню будешь искать? Когда ты заделался Робин Гудом, Вяземский? – с ноткой раздражения в голосе произношу я.
– Кара, у меня есть меркантильный интерес, – ухмыляется он, лениво обернувшись. – Поговорим дома.
Я готова все ему отдать… Пусть подавится своими деньгами, только они и играли для него роль. С трудом сдерживаю эмоции и остаток пути пялюсь в окно, на поблескивающие в лунном свете верхушки сосен. Глеб живет за городом, в особняке из гладкого белого камня. Сколько раз он приглашал меня в гости, но я отказывалась… Всегда отказывалась… Отводила взгляд, боясь утонуть в темном омуте его глаз… Провалиться в него, как в пропасть…
– Приехали. Вот ты и у меня дома, Кара, – протяжно вздыхает Глеб. Помогает мне выбраться и забирает из рук Брыкалова сумку. – Проходи, есть разговор.
Разговор у него есть?! Даже если бы его не было, он есть у меня! Внутри все кипит от возмущения!
О проекте
О подписке