Кивнув в знак согласия я взяла его за руку, и мы направились в обратный путь.

Вернувшись домой, первым делом отец растопил буржуйку и поставил на неё чайник. Сидя около печки, мы пили что-то похожее на чай и доедали пирожки с картошкой, которыми периодически нас угощала тётя Поля. Наблюдая за отцом мне показалось, что он хочет начать неизбежный разговор, только никак не может на него решиться. Держа кружку обеими руками, он нервно тарабанил по ней своими длинными пальцами. И тогда, я задала первый пришедший мне в голову вопрос.

– Скажи, а на кого я похожа, на маму? Ведь с тобой мы совсем не похожи.

Взглянув на меня, он опустил глаза и тихо ответил.

– Я не знаю.

– Что? Почему не знаешь? Как ты можешь этого не знать? – удивилась я.

В этот момент у отца был странный вид, он был растерян и сильно взволнован. Я ждала ответа, а он нервничал, пытаясь подобрать нужные слова. Наконец глубоко вздохнув, он ответил.

– К сожалению, я не могу сказать тебе даже того, на кого ты похожа. И как бы странно не звучало, но о твоём существовании я узнал совсем недавно, и опять-таки по чистой случайности. Всё дело в том, что я ничего не помню.

Было уже за полночь, но бабуля была намерена выполнить своё обещание, рассказать начатую историю до конца. Подойдя к столу, она налила в чашку чая, развела в нём пару ложек малинового варенья и сев обратно к камину продолжила.

– Далее я слушала отца так же, как ты сейчас меня, с замиранием сердца. А рассказал он мне следующее.

Почти за год до того самого дня, когда между нами состоялся этот разговор, он очнулся на больничной койке. Первое что он увидел было лицо пожилого профессора, который поздравил его с «возвращением». Оказалось, что двумя неделями ранее, в бессознательном состоянии, отец был подброшен к дверям госпиталя. Он был кем-то сильно избит, на нём почти не было живого места, но особенно серьёзной оказалась травма головы, на столько серьёзной, что врачи не надеялись на его выздоровление даже после удачно проведённой операции. На удивление всем, отец всё же выжил. Однако не обошлось без осложнений. Следствием тяжелейшей травмы головы оказалась полная потеря памяти. Он не помнил ничего из своей прошлой жизни, только какие-то отрывки, которые ему никак не удавалось собрать воедино. С ним в палате, на соседней койке лежал перебинтованный с ног до головы парень. Это был сын тёти Поли, она приходила к нему каждый день, там они и познакомились. К сожалению, её сын умер. Женщина была убита горем, кроме сына у неё никого не было. Пребывание отца в госпитале подходило к концу, его готовили к выписке, но куда идти – он не знал. Тогда Тётя Поля предложила ему поселиться в комнате сына. Оба одинокие, они стали близкими людьми. Однажды придя в госпиталь на очередную перевязку, отец шёл по коридору, когда мимо него сестра милосердия провозила на коляске больного старика. Случайно взглянув на отца, старик узнал его. Именно этот человек и поведал ему, что он был женат, что его жена Катя умерла, притом очень давно, а дочь Маша, вроде как жива, и находится в приюте. Благодаря этому случаю отцу удалось разыскать меня и забрать из детского дома. Выслушав, я естественно завалила его вопросами, в ответ на которые слышала только одно – не знаю, не помню. И тогда я поделилась моими впечатлениями.

– Я думаю, что ты не был ни рабочим, ни крестьянином, ни купцом, ни мещанином. Раз ты мой отец, то ты однозначно дворянских кровей. Если бы я была из другого сословия, то меня не поместили бы в тот приют. Посмотри какая у тебя фигура, ты высок и строен, тебе бы очень пошёл офицерский мундир. А какие у тебя красивые руки! Твоя речь, твоё поведение, всё говорит о том, что ты дворянин.

За своё высказывание я была награждена лукавой доброй улыбкой, намекающей на то, что отец был бы рад согласиться с моим мнением, но…

– А ты наблюдательная, – ответил он приятным бархатным голосом. – Может оно всё так и есть, да только не помню я своего роду-племени, и кем был в той прошлой жизни тоже не помню. Сейчас важно другое, и пожалуйста, прими это без возражения, ибо на то имеется серьёзная причина. Видишь ли, сейчас жизнь складывается таким образом, что стоит научиться скрывать свою принадлежность к любым прежним сословиям.

– Но почему, почему мы должны скрывать своё происхождение? – выпалила я негодуя. – Кому и чем могут принести вред образованные интеллигентные люди?

Во время пересказа этой сцены из своей жизни бабуля была на столько эмоциональна, что аж закашлялась, почему была вынуждена сделать небольшую паузу. Подав ей стакан воды Волжанов терпеливо ждал, когда она снова заговорит. А затем, изнемогая от любопытства поторопился спросить.

– Не сомневаюсь, что твоему отцу удалось убедить тебя. Не просто скрывать столько лет истинное происхождение, когда за глаза тебя называют аристократкой. И всё-таки, что он тебе тогда сказал?

– Сказал, что царя батюшки уж боле нет, а посему все прежние сословия и чины отменены. Что власть перешла в руки рабочих и крестьян, которые смертельно ненавидят в первую очередь дворян, считая их своим классовым врагом и эксплуататором. Взяв власть в свои руки, эти люди решили первым делом разрушить до основания «старый мир», построив взамен свой новый. Мир, где не будет ни бедных, ни богатых, где все будут равны и счастливы!

Отец говорил с такой ироничной помпезностью, что я не смогла удержаться от смеха.

– Но это же невозможно!

– Почему ты так думаешь? – спросил он. – А вот они думают иначе.

– Да потому как по своей природе все люди разные. Одни умны – другие глупы, одни талантливы и трудолюбивы – другие бездарны и ленивы. И потом, разве в равенстве заключается счастье?

– Умница ты моя, – сказал отец, поцеловав меня в голову. -Ты вот девчонка совсем, а понимаешь это, а вот они нет. Может и поймут когда-нибудь, но не сейчас. Человеку свойственно мечтать и верить в лучшее. Вот они и мечтают о светлом будущем…

– И как же мы будем жить среди этих людей? – прижавшись к отцу, грустно спросила я.

– Хорошо будем жить! И среди этих людей не мало добропорядочных. Главное, что у меня есть работа. Как говориться – в жизни всё может пригодиться! Хоть тут повезло. Почерк у меня красивый, благодаря чему я получил работу в архиве госпиталя. А в следствии тяжёлой травмы головы мне дали инвалидность, освобождающую от службы в армии. Пройдёт время, дай Бог всё как-нибудь наладится. Учиться пойдёшь, работать станешь, замуж выйдешь, ну и так далее… И потом, доктор уверяет, что память может ко мне вернуться, такие случаи в его практике бывали. Нужно терпение и время. Так что жизнь продолжается. Теперь у меня есть ты, и ты – моё всё!

Мы поняли друг друга и больше не возвращались к этой теме.

– Теперь понятно в кого ты такая мудрая, – сказал Волжанов, пересев в кресло у камина напротив бабули.

– Да-да…, – с грустью вздохнув сказала Маша и продолжила.

– То время было очень трудным, война, разруха, голод, но для нас оно было счастливым. Я была безмерно благодарна отцу за то, что он смог меня найти. От одной мысли, что этого могло не произойти, меня охватывал ужас. У нас оказалось много общего. Нам нравились одни и те же писатели и поэты, мы оба обожали Шаляпина и классическую музыку. Я полюбила отца всей душой, всем сердцем, и с его стороны я чувствовала тоже самое. К сожалению, наше семейное счастье было не долгим. Примерно через год самочувствие отца резко ухудшилось. Его стали мучить сильные головные боли, он стонал по ночам, а утром поднимался с налитыми кровью глазами. Он уже не мог работать как прежде, так как зрение ухудшалось с каждым днём. Я стала искать работу, но тщетно. Понимая наше безысходное положение, тёте Поле удалось устроить меня разнорабочей в столовую Путиловского завода, где она работала поваром. Обстоятельства заставили меня забыть про гордыню, про то, что на самом деле я когда-то готовилась совсем к другой жизни. Теперь с утра до вечера я мыла за рабочими посуду, вытирала столы, мыла полы, выносила мусор и чистила мёрзлую картошку, а после работы мчалась домой к отцу. Опять-таки, спасибо тёте Поле, ухаживавшей за ним в моё отсутствие. Самочувствие отца становилось временами то лучше, то хуже. Надо сказать, что этот человек обладал огромной силой воли. Испытывая страшные головные боли, он не позволял себе падать духом и раскисать, живя надеждой на выздоровление. Но, к сожалению, прогноз врачей оказался не утешительным. Медицина была бессильна чем-либо помочь и его дни были сочтены. Меня убивало чувство беспомощности. Веря в чудеса и отгоняя дурные мысли, я молила Бога о выздоровлении самого дорогого мне человека.

Стараясь держаться как можно бодрее и оптимистичнее дома, я заливалась слезами на работе, делая вид что это от горячего пара, разъедающего глаза.

Невыносимым для меня было ещё и то, что я ежедневно сталкивалась с хамством тамошних рабочих. Постоянно являясь объектом их внимания, они изводили меня пошлыми шутками и бесконечными приставаниями. Держась гордо и неприступно, я всеми силами старалась не обращать внимания на их гадкие выходки. О-о-о, как это их раздражало и злило, ты себе представить не можешь. И всё-таки, один человек удостоился моего внимания. Попадая в поле моего зрения, он краснел и тут же исчезал. Каждый день после работы, этот молодой симпатичный парень, молча шёл за мной до самого дома. Так продолжалось довольно долго. Но однажды я набралась смелости и резко обернувшись к провожатому заявила.

– Cударь! – не на шутку испугавшись за это слово я попыталась исправиться, – Гражданин, т-т-товарищ… Доколе это будет продолжаться? По какому праву вы преследуете меня?

Парень опешил от такого обращения, но в ответ не нахамил, и не стал приставать, чего я боялась больше всего. Вежливо, но настойчиво, он попросил выслушать его. Оказалось, что несколько заводских парней сговорились проучить гордую и неприступную посудомойку. Узнав об этом, он решил уберечь её от этих хулиганов, поэтому и стал каждый день провожать до дома. Я была приятно удивлена такому благородному поступку, и поблагодарив его, мы расстались друзьями. С того дня, как и прежде, он каждый день провожал меня до дома, но шли мы уже рядом, рассказывая по очереди о себе. Помня наказ отца, скрывать своё происхождение, без лишних подробностей я сказала, что с малых лет как сирота воспитывалась в приюте, и только чуть больше года тому назад обрела отца, ставшего для меня единственным родным человеком. Рассказала о его болезни, и о том, что всеми силами пытаюсь ему помочь.

Ну а Коля, так звали этого молодого рабочего, оказался деревенским парнем, влюблённым в паровоз.

Историю единственной бабулиной любви Волжанов знал наизусть, однако напоминать ей об этом не стал. Сейчас эта история звучала немного по-другому, нежели раньше, и как-то по-особенному проникновенно.

– Да, да, представляешь, он так и сказал, люблю мол паровозы. Впервые увидев эту армаду железа будучи ещё юнцом, у него появилась мечта стать тем, кто делает эти самые паровозы. Было необычно слышать, что он хотел их именно делать, а не водить, о чём мечтало большинство мальчишек. Попав на завод, из простого рабочего он за короткий срок стал помощником мастера.

– Толковый ты парень, учиться тебе надо, а там глядишь, и инженером бы стал, – слышал он неоднократно в свой адрес. Поверив в то, что это действительно возможно, Коля решил обязательно пойти учиться, чтобы стать инженером.

Семья у него оказалась не маленькой, мать с отцом, два старших брата, и ещё множество родственников. Все они так и проживали в деревне, только братья где-то воевали.

При всём своём богатырском телосложении он был добр, покладист и очень внимателен ко мне. По его просьбе я приносила ему книги, которые он просто «глотал», а затем нисколько не стесняясь спрашивал о том, что ему было не понятно. Занимаясь самообразованием, этот полуграмотный деревенский парень настойчиво шёл к своей цели. В отличии от него, я не могла себе позволить ни мечтать, ни даже думать о чём-либо другом, кроме как о выздоровлении отца.

Спустя три месяца Коля признался, что я ему очень нравлюсь и даже больше… Он говорил, стараясь описать свои чувства самыми красивыми словами. Его признание стало для меня полной неожиданностью. Я ответила, что испытываю к нему большую симпатию, но пока кроме дружбы обещать ничего не могу, поскольку сейчас не то время, когда бы я могла дать волю своим чувствам.

Он не обиделся, он всё понял и заверил, что в любой момент я могу рассчитывать на его помощь.

После разговора с Колей я бежала вверх по лестнице, не чувствуя под собой ног. Я была счастлива! Сегодня первый раз в жизни мне признались в любви! И пусть это случилось не на великосветском балу, как мечталось, а на улице у грязного подъезда, но всё равно это было прекрасно!

В следующее мгновение с лица бабули сошла умилённая улыбка, её взгляд поник и сильно сосредоточившись глядя куда-то в сторону, она продолжила.

– В коридоре нашей квартиры я столкнулась с тётей Полей. Крепко обняв меня, она сказала сквозь слёзы.

– Иди девочка, иди скорей к нему, плох он. Всё одно талдычит, боится не успеть тебе что-то рассказать. Ты держись милая, – и вытирая заплаканное лицо подолом фартука, она зашла в свою комнату.

Я не могла сдвинуться с места. Ноги окаменели, руки задрожали, в горле встал ком. С трудом дойдя до двери я не решалась войти, так и простояла какое-то время держась за ручку. Голова кружилась, мысли путались, мне было страшно. Наконец совладав с собой, я открыла дверь и вошла. Отец лежал на диване c закрытыми глазами. Я присела рядом и услышав его дыхание немного успокоилась, он спал. Не сводя с него глаз, я вдруг заметила, как он сильно помолодел, но от чего, поняла не сразу. Оказалось, он сбрил бороду, и теперь, на чисто выбритом лице стал виден огромный шрам. Бордовой широкой лентой он шёл от подбородка к правому виску, теряясь в гуще поседевших волос. Стало понятно, почему отец отказывался сбривать бороду.

– Но почему он сделал это именно сегодня? – подумала я, как вдруг, почувствовав моё присутствие он открыл глаза и сразу заговорил. Очень волнуясь, отец неожиданно признался, что всё это время, выдавал себя не за того человека, которым является на самом деле. Но поклялся, что пошёл на обман лишь с одной целью – спасти меня, спасти дочь той, которую безумно любил и любит до сих пор. Взяв с меня обещание, никогда никому не рассказывать то, что я сейчас услышу, он начал свою исповедь.

– Помнишь, ты говорила, что я похож на офицера? Так вот, ты не обманулась.

Я, Лавров Александр Владимирович, потомственный дворянин, офицер русской царской армии и сын генерала Лаврова.

Далее я услышала, что двадцать лет тому назад, будучи молодым офицером, любимцем женщин и наследником огромного состояния он встретил Катеньку Вострякову, мою мать, а тогда, шестнадцатилетнюю служанку Петербургского купца первой гильдии. Покорённый её красотой и неподдельной скромностью он влюбился в неё. Это не было очередным увлечением – это была настоящая любовь, овладевшая им всецело, без остатка. Оказалось, не он один был влюблён в эту девушку. Чувство ревности и соперничества не давало ему покоя до тех пор, пока он не узнал, что всем остальным Катя предпочла именно его, их чувства были взаимны.

Но судьбе было не угодно соединить их законным браком, и моя мать вышла замуж за другого человека, который и стал моим отцом. Закончив это повествование, отец сказал.

– Машенька, прости! Прости меня, милая девочка, я тебе не отец.

Глядя на моё изумлённое лицо виноватыми глазами, теряя силы он продолжил говорить, он торопился. Понимая это, я не смела его перебивать, я только слушала.

После расставания с моей матерью, для него оказалось не возможным связать свою жизнь с какой-либо другой женщиной, потому что ни одну из них он не смог полюбить так, как любил её.

Шли годы. К власти пришли большевики, ненавидящие всех, кто служил прежней власти и оставался ей предан. Отречение царя от престола ввергло армию в хаос. Некоторые из офицерства, ради сохранения жизни перешли на сторону большевиков, другие бежали за границу, а он решил продолжить борьбу, вступив в армию генерала Деникина. Вернувшись в своё имение, чтобы забрать дорогие ему вещи, он был застигнут врасплох и схвачен бандой отщепенцев. Избив до полусмерти, они бросили его в канаву. Но Лаврову повезло, его случайно обнаружил сын управляющего. Поняв, что барин ещё жив, он переодел его в крестьянскую одежду, и на телеге отвёз в госпиталь, где работал профессор Гольданский, большой друг семьи Лавровых. Именно он спас отца от смерти, и он же, в целях конспирации, уговорил его притвориться человеком потерявшем память, что после перенесённой им травмы головы было вполне правдоподобно и не могло вызвать подозрения. После выписки, профессор достал ему документы на фамилию Арсеньев и устроил на работу в архив госпиталя. Целыми днями находясь в подвале, отец приводил в порядок больничный архив, переписывая своим красивым почерком, истории болезней, оставшихся в живых пациентов. Ну а дабы не быть узнанным, ему пришлось носить бороду и длинные волосы.

Затем, он напомнил историю его встречи в госпитале с парализованным стариком на коляске, который рассказал обо мне. На самом деле всё было по-другому.

Это Лавров узнал того человека. Это был муж его Кати, мой настоящий отец – Александр Васильевич Дементьев, дворянин, владелец Петербургского банка. Когда-то испытывая к этому человеку огромную ненависть, теперь, глядя на него больного и беспомощного, Лавров не смог отказать ему в просьбе, разыскать его дочь. Предчувствуя скорую смерть, он очень хотел увидеть меня, однако сказал, что ежели этой встречи ему не суждено будет дождаться, то он просит передать мне то, что Лаврову принесёт его человек. Так и случилось. Уже через несколько дней к нему пришёл пожилой мужик и назвавшись слугой барина Александра Васильевича Дементьева, сообщил о его кончине и передал свёрток. Ещё он добавил, что барин мол письмо хотел написать, да его скрюченные параличом пальцы отказывались держать карандаш. Поэтому просил передать на словах, что просит он у дочери прощения, и выполняя волю моей матери-его жены, передаёт мне её серьги, изготовленные им на заказ, ко дню их свадьбы. А от себя дарит картину с изображением моей матери Екатерины Степановны Востряковой – Дементьевой. После этого Лавров попросил приподнять ему голову, откинуть диванный валик и достать оттуда свёрток.

Увидев картину, я ахнула от восторга! Но и расстроилась немного, так как поняла, что совершенно не похожа на свою мать. Заметив грусть в моих глазах Лавров сказал, что я очень красивая, но другая, так как похожа на отца. И желая утешить добавил, мол в народе поверье есть – коли дочь выдалась на отца похожая – быть ей в жизни счастливою!

Продолжая разглядывать картину и лежащие на моей ладони изумрудные серьги с бриллиантовыми бантиками, я догадалась, почему именно эти камни были выбраны отцом в подарок моей маме – они были так же прекрасны, как её зелёные глаза.

Наш разговор затянулся. С каждой минутой самочувствие Лаврова ухудшалось. Я пыталась его остановить и успокоить, но противясь этому он продолжал говорить. Он не старался оправдаться, нет. Ему было крайне важно объяснить причину, по которой он пошёл на обман. Так вот, узнав о смерти господина Дементьева, Лавров решил забрать меня из детского дома, назвавшись отцом. Это не составило труда. Не спрашивая документов, подтверждающих родство, заведующая с радостью согласилась отдать меня, лишь бы избавиться от лишнего рта.

– Я очень любил твою мать, и она когда-то любила меня. Ведь ты могла быть моей дочерью. Не мог я тебя там оставить.

После этих слов у него начался сильнейший приступ. Он уходил. Рыдая на его груди, я успела сказать, что люблю его, что он самый лучший отец на свете и я благодарна ему за всё. С трудом улыбнувшись, он из последних сил поцеловал меня в лоб, после чего впал в беспамятство и не приходя в сознание скончался на рассвете.