Глава 2

Позвонить бы.

Да, уже пора. Вадим набрал номер Снежаны и приготовился слушать длинные гудки. Ждал до последнего. По своему обыкновению Снежка не ответила. Ну и ладно.

Вадим вытянул ноги, запрокинул голову, разглядывая трещины на потолке и пятна от обвалившейся местами штукатурки. Взгляд переместился в угол кабинета, где среди прозрачной паутины, свитой пауком на старой проводке, застыла дохлая муха.

– Майор Холодов! – тихо, но грозно рыкнул Саша, при этом широко улыбаясь. – У нас тут семь трупов, а ты в прострации. Чего случилось-то?

– Снежка-а, – тихо протянул Вадим. – За что взъелась? У меня такие планы были на эти выходные…

– Вспоминай, чего сделал, что сказал? – со знанием дела ухмыльнулся Саша.

– Да про ремонт в моей квартире говорили, – Вадим сморщился, словно в рот попало что-то кислое. – Обои мои старые ей, видите ли, не нравятся. Окна красить решила…

– А ты?

Вадим снова вернулся к обозреванию трещин на потолке, вспоминая, как разозлила его эта идея. Зачем менять что-то, если и так можно жить? Что он тогда сказал? «Иди и в своей общаге комнату перекраивай». Да, именно так. И после этих слов Снежка молча ушла.

– А я не разрешил.

– Вот и причина. Если женщина взялась перестраивать твою хату, значит, она там уже обжилась. Гнездо, так сказать, свила. А ты все обломал, не пустил, так сказать, дальше порога. Вот она и психанула.

– Тоже мне, знаток женской логики, – беззлобно бросил Вадим.

– Потому что я, в отличие от тебя, женат, – Саша взял рюкзак, засунул туда папку с бумагами. – И отлично знаю, что такое бабьи истерики. Пошли, к Ивану заглянем. Он из морга приехал. С новостями.

В длинном коридоре пахло свежестью – Людмила Степановна успела прибрать и здесь. Но со стороны запасного входа уже вползал запах сигарет, в огромных количествах, выкуриваемых возле ржавого мусорного ведра.

– У меня тут ни одна камера не работает! – проорал Шуйский в сотовый, быстрым шагом проходя мимо офицеров. – Ни одна, понимаешь ты? На хера мне эти бумажки тоннами? Найдите денег, мля! И человечка толкового пришлите, задолбали постоянные сбои! Почему я должен этой херней заниматься?

Нервно сунул телефон в карман брюк, достал из другого сигареты и нырнул к дверям черного хода.

– На глаза ему лучше сегодня не попадаться, – поостерегся Саша. – К Ивану, и валим отсюда.

– Согласен.

– Какие новости? – с порога спросил Вадим, заходя в кабинет, где сидели два дознавателя. Иван сегодня был один. Сюда Людмила Степановна еще не добралась, и комнатка выглядела серой и пыльной. Только место Ивана, каким-то образом, выделялось аккуратностью – папки ровными стопками, на столе и мониторе ни пылинки, канцелярские принадлежности в желтом пластиковом стаканчике.

– Опознали вчерашнюю жертву, – ответил Иван, протягивая Вадиму файл с бумагами. – Я разговаривал в морге с родственниками, ничего полезного не выяснил. Ушла в магазин и не вернулась.

– Охота тебе по моргам мотаться? – спросил Саша, заглядывая Вадиму через плечо. – Вызвал бы сюда, мы бы тоже поговорили.

– Поговорите, – Иван строго посмотрел на коллегу. – У них дочь убили, а я буду их по кабинетам таскать? Понимать надо такие вещи.

– Да ладно, понял я, понял.

– Едем к ним домой, – Вадим сунул документы в свое портфолио. – Телефон может, найдем, или еще чего. Спасибо, Вань.

– Пожалуйста.

Моя…

Она лежала на кровати, заботливо укрытая тонким пледом. Он никогда не позволял себе укладывать кукол на свою кровать, держал их в подвале, где специально оборудовал слив, куда спускал их вонючую кровь.

Взял шприц, набрал из ампулы антидот и сел рядом, глядя на успокоенное сном лицо. Красивая.

Привычным движением сделал жертве укол в вену, убрал шприц и прилег рядом, с замиранием сердца ожидая, когда откроются прекрасные глаза.

Она дернулась, сжалась и содрогнулась рвотой.

– Что же ты.., – он схватил ее и повернул так, чтобы не захлебнулась. – Не пошло тебе лекарство, моя хорошая. Ничего, найдем другое. Я вылечу тебя. Не бойся…

Ее рвало желчью и водой. Нежная, теплая после сна кожа вмиг покрылась испариной, а тонкое тело дрожало, выбрасывая из себя яд. Ее рвало на его кровать. Подушка и покрывало уже пахли горечью, впитывая в себя вонючую жидкость. Кукол за это он наказывал, но Ее было жалко. Если организм не справится, Она погибнет, и уже никогда не посмотрит на него этим взглядом.

Он дождался, пока прекратится рвота, переложил жертву на другую сторону кровати, быстро сменил постель и рванул в подвал за глюкозой. У него всегда был запас восполнения жидкости для кукол, чтобы дольше не умирали.

Прибежал быстро, поставил систему и сел рядом, с нежностью поглаживая ее растрепавшиеся волосы.

– Я спасу тебя, моя хорошая, – прошептал почти неслышно побледневшими от страха губами. – Не умирай…

Вадим пришел домой уже за полночь. Устало бросил у двери куртку, снял ботинки, небрежно разбросав их по коридору, и сразу прошел на кухню. Поставил на плиту сковородку, достал из холодильника несколько яиц и только потом вспомнил, что не помыл руки.

– Как же охота жрать, – простонал он, открывая кран.

Намыливая руки на мгновение замер перед зеркалом, разглядывая отражение. Выглядел он неважно. Сказывалась усталость и постоянная нервотрепка, отчего большие карие глаза приобрели красноватый оттенок, впалые щеки покрылись темной щетиной, тонкие губы сжались в упрямую полоску.

На кухню Вадим вернулся еще более уставшим. Пожарил яйца, нарезал толстыми ломтями хлеб и пошел в гостиную, к телевизору.

Сел на диван, включил новости, с тоской посмотрел на свой скудный ужин. Яиц не хотелось. Хотелось мяса, Снежкиных наваристых щей. Но в холодильнике было пусто, вчера все подъели, а сегодня готовить уже некому.

Вадим достал телефон, чтобы набрать ее номер, но передумал. Поздно уже. Снежка наверняка спит.

– Гребаная жизнь, – зло шепнул он, ковыряясь вилкой в полусыром яйце.

С этой работой он так закрутился, что забыл вовремя набрать знакомый номер, хотя уже и не сердился на Снежку. Мысли снова вернулись к работе – уж лучше думать о трупах, чем тосковать и начинать себя ненавидеть. Родственники опознанной жертвы не сказали ничего нового из того, что удалось запротоколировать Ивану. Не нашли ни телефона, ни записной книжки. Хотя, кто в наше время держит записные книжки, если вся суетная жизнь умещается в электронной коробочке?

Завтра начнется проработка знакомых, коллег по работе – все, как обычно, по отработанной годами схеме. Но все это завтра. А сейчас нужно поесть и постараться выспаться. Одному.

Через час Он решился отключить капельницу, когда Ее бледные губы начали розоветь, а длинные ресницы перестали подрагивать. Вытащил иглу из вены, зажал вату, смоченную в спирте на месте укола, и не удержался, склонился и поцеловал в лоб, с удивлением понимая, что не брезгует. Впервые в жизни он не брезговал, целуя кого-то. Хотел прижаться к губам, но все же не смог – ее рвало, а значит, ей нужно почистить зубы. Потянулся к шее и медленно, осторожно сделал неуверенный вдох. Запах ему понравился. Несмотря на болезнь, пахло от нее едва уловимой сладостью, чем-то знакомым, родным.

Он сделал еще один вдох и улыбнулся, тронув шею губами. Так пахла его мама.

Воспоминания тут же унесли в детство, в мамины объятья, он даже услышал ее тонкий, мелодичный смех. Вот она обнимает его, прижимает к себе сильно, но не больно, целует в щеки, испачканные шоколадом, и говорит, что любит.

– Я тебя люблю, – прошептал он Ей и снова прижался губами к теплой шее, наслаждаясь забытыми из детства ощущениями, когда прикосновения вызывали радость. – Нашел! – прошептал он, укладываясь рядом. – Я тебя нашел! – осторожно положил ее голову себе на грудь и, широко улыбаясь, принялся гладить Ее по плечу. – Моя хорошая, мое Счастье…

Глава 3

С утра для Счастья он приготовил куриный суп и пожарил пару тостов. Разбудил ее от тяжелого сна, раскрошил в стакан легкий наркотик, дал выпить. Счастье послушно ела из его рук, рассеянно гладя в никуда. Из прекрасных глаз исчез этот неповторимый взгляд преданной собаки, а так хотелось увидеть его вновь, но это означало, что Счастье перестанет быть Ею, и станет обычной куклой, которую нельзя выпускать из дома, которую придется запереть в подвале, в темноте и сырости.

Он не мог так поступить. Его внутренний Зверь, полный ненависти и презрения спрятался где-то в подсознании, в самом темном его уголке. Он был рад этому несказанно, наслаждался новыми чувствами тепла и покоя. Тем забытым, что разгонял Зверь.

– Ну, все, короче, – Саша клацнул мышкой, и тут же зашумел принтер.

В то же самое время в кабинет заглянул Шуйский, теребя в руках пачку сигарет.

– Дело для Главка готово?

– Почти, – ответил Вадим, снимая с доски фотографии жертв. – Опознали утром вчерашний труп, почерк один и тот же. Осталось оформить бумаги.

– Не торопитесь, делайте на совесть. – Шуйский ободрительно кивнул и скрылся за дверью.

– В настроении, – заметил Саша, складывая бумаги в папку. – И работать охота сразу.

– Еще бы, – усмехнулся Вадим. – Теперь голова об этом Вампире у других болеть будет. – Я тут еще раз сводки о пропавших запросил. Вроде пока ни одна похожая не высветилась. Может, он залег?

– Можт и залег, – Саша безразлично пожал плечами. – Мне как-то пофигу.

– Жестокий ты человек, – усмехнулся Вадим, помахав перед собой снятыми фотографиями.

– Это я жестокий? Не, я не жестокий, – сморщился Саша. – У меня своих дел куча, а этим маньячиной пусть те занимаются, кто за это деньги получает. Лучше скажи, что там у тебя со Снежкой?

– Да ничего пока, – отмахнулся Вадим, бросая фотографии на стол. – Отойдет.

В кармане брюк завибрировал телефон, Вадим взял трубку и с тяжелым вздохом ответил на вызов.

– Доброе утро, Валентина Ивановна. Снежка? К себе переехала. Поругались немножко, я думал, она вам рассказала. Вчера утром. Нет, не знаю. Не разговаривал. Не заходил. Понял… Я понял, Валентина Ивановна. Разберусь…

Отключил телефон, медленно сунул его обратно в карман брюк, полуобернувшись к Саше, глухо произнес:

– Снежка даже на материнские звонки не отвечает…

– И? – тихо спросил Саша, глядя на стол, где небрежной стопкой лежали фотографии жертв.

– Я к ней в общагу, – Вадим схватил со стола ключи от машины. – Прикрой меня, Сань.

– Ок…

Давно у него не было такого прекрасного утра. Ведя машину, он чуть прикрывал глаза и втягивал носом воздух, вспоминая, как пахнет Счастье. И даже руль старался держать бережно, чтобы сохранить на ладонях прикосновения к ее коже. В голове все еще не укладывалась мысль, что у него теперь есть спасение – женщина, которой он не способен причинить вред, которую приятно трогать и нюхать. Он, конечно, пойдет дальше. Уже сегодня. После работы.

Сердце приятно замерло при одной только мысли о том, что он может позволить себе теперь, когда Зверь успокоился, и не нужно бояться его неудержимой жажды крови.