– За химерами, говоришь? – ухмыльнулся Сен-Жюст. – По-твоему, республика – это химера? Благоденствие, процветание, свобода, счастье народа – химеры?! Отечество, любимое гражданами до самозабвения, – тоже химера?! Нет, друг мой, это реальность, это наше будущее! Но для того, чтобы построить его, мы должны искоренить гидру преступления, окутавшую Францию своими щупальцами. Предательство, шпионаж, коррупция, спекуляция, дезертирство – никогда еще преступление не пользовалось таким простором и такой свободой, как во времена перемен, социальных потрясений, больших опасностей. Если мы не уничтожим преступление, преступление уничтожит все, что мы успели построить. Или то, что мы построили, – тоже химера, Огюстен?

Вопросы, которыми сыпал Сен-Жюст, больше походили на обвинения. Он впился в Лежена жесткими холодными глазами. Казалось, если бы он мог убить взглядом, он, не задумываясь, сделал бы это.

– Разве террор в состоянии искоренить эти болезни? – просто спросил Лежен, опустив голову. – Они неизлечимы, как проказа, и неизбежно будут разъедать человечество изнутри.

– Террор является быстрым решением многих проблем. Ты даже не представляешь, насколько эффективным он может быть. Я неоднократно убеждался в этом. Хотя, – Сен-Жюст вздохнул, – когда его слишком много, к нему привыкаешь – и перестаешь испытывать страх. Как найти золотую середину? Как показать неотвратимость возмездия и в то же время не превратить его в рутину? За этим-то ты мне и нужен, Огюстен, – он ободряюще хлопнул друга по плечу.

– Вы не те преступления караете. Я много думал над тем, что ты рассказал мне о злоупотреблениях Амара, его играх с человеческой жизнью и торговле свободой. Почему он до сих пор не в Трибунале, Антуан? Где твоя карающая десница, которая опустилась на Эро де Сешеля, на Дантона, на Демулена? Почему ты не разоблачишь Амара перед Комитетами и Конвентом, как разоблачил эбертистов и дантонистов? Ты разглагольствуешь о мече правосудия и об искоренении заразы с тела общества, а на болезнь, коренящуюся в самом сердце государства, закрываешь глаза!

– Если бы я закрывал глаза на преступления Амара и других членов Комитетов, мы с тобой сейчас не разговаривали бы, я не создал бы Бюро полиции и не поручил бы тебе управлять им. Ты обвинял меня в спешке, и вот доказательство моей осторожности и моего терпения. Сейчас не время наносить удар по членам Комитета безопасности, особенно по такому влиятельному, как Амар. Сперва надо ослабить Комитет, лишить его возможности защищаться, контратаковать, нападать и только потом раздавить его членов – всех вместе или поодиночке. И начать стоит с головы, Огюстен. Надо отсечь эту голову, после чего тело погибнет, и мы разорвем его по кускам без особых усилий. Ты понимаешь, о чем я? – Сен-Жюст пристально взглянул на бледного Лежена и, улыбнувшись, кивнул: – Да, понимаешь.

– Вадье, – прошептал Лежен и зачем-то оглянулся, словно опасаясь, что их подслушивают.

– Верно, Вадье, – так же тихо повторил Сен-Жюст. – Вот моя главная цель, мой главный враг, враг коварный и опасный. Я знаю, как поразить его, но для этого необходимо время. Не могу сказать, сколько именно.

– Вадье так легко не сдастся, – покачал головой Лежен.

– Знаю. И готов к борьбе, которая началась с образования Бюро полиции. Пока я лидирую, – хохотнул он. – Пойдем, Огюстен, у нас много работы. Я почти не спал прошлой ночью. Не уверен, что продержусь без сна и нынешней.

Сен-Жюст быстро взбежал по мраморной лестнице, перешагивая через ступеньку. Лежен поднимался медленно, привычно прихрамывая, и вошел в комнаты на четвертом, последнем, этаже павильона Равенства, занимаемые Бюро общей полиции, в тот момент, когда Сен-Жюст, стоя в центре довольно просторного зала (бывшей гостиной?), объяснял окружившим его служащим их обязанности.

Обернувшись к вошедшему, он показал на него рукой и представил:

– Гражданин Лежен, шеф Бюро и ваш непосредственный начальник.

Несколько десятков пар глаз уставились на Огюстена. Не привыкший к такому вниманию, он почувствовал, что краснеет.

– Позже познакомитесь поближе, – спас его Сен-Жюст, снова привлекая внимание к себе.

Он говорил о цели создания Бюро и об ответственности, которая ложится на его членов в связи с важностью миссии, которую Бюро призвано выполнять. Лежен, стоя в стороне, смог спокойно оглядеть своих подчиненных. Все молоды, даже очень молоды. Старшему, должно быть, не больше тридцати. Все хорошо одеты, некоторые даже щегольски. По всему видно, Сен-Жюст лично подбирал каждого из них. Узнал он и посыльного, дважды являвшегося к нему сегодня. Тот стоял, сохраняя на лице все то же высокомерное выражение, но, встретившись взглядом с шефом, с которым обошелся так непочтительно, поспешно отвернулся.

«С этим придется туго», – мелькнуло в голове Лежена.

Тем временем Сен-Жюст подошел к главному.

– Мне нужна четкая классификация каждого дела, – говорил он. – Имя, возраст, происхождение, состав преступления, откуда доставлен. Я уже отдал распоряжение, чтобы доносы, поступающие в Комитет общественного спасения, незамедлительно направлялись в Бюро полиции. Сюда же будут стекаться дела из департаментов. Что до Комитета общей безопасности… – он замялся, но лишь на короткое мгновение. – На данный момент они там сами будут разбираться со своими доносами, но скоро и их дела перейдут в Бюро. – При этих словах Лежен еле заметно усмехнулся. – Каждое досье, – продолжал Сен-Жюст, – должно быть классифицировано на основании этих сведений по трем категориям: спекулянт, роялист, аристократ. Опираясь на вашу классификацию, я или другой член Комитета общественного спасения, если меня не окажется на месте, – тут Лежен нахмурился, – будем выносить решение и отправлять досье либо на дополнительное расследование в Комитет общей безопасности, либо непосредственно в Революционный трибунал. Все ясно?

– Не совсем, гражданин, – возвысил голос молодой человек, сидевший прямо напротив Сен-Жюста.

Все взгляды – удивленные и настороженные – устремились на него. Сен-Жюст сдвинул брови и слегка кивнул молодому человеку, призывая его продолжать.

– Ты говоришь, что в нашем распоряжении всего три слова, чтобы вынести суждение по делу, и это суждение станет для тебя основанием для окончательного вердикта, – проговорил смельчак, ничуть не тушуясь.

– Все так, – подтвердил Сен-Жюст.

– Как же нам быть, если дело выходит за рамки этих трех слов, которые сами по себе являются приговором? Как нам быть с теми, чья невиновность вопиюща, кто стал жертвой клеветы и заслуживает освобождения?

Повисла тяжелая пауза. Лежен улыбнулся, стараясь показать смельчаку, что он полностью поддерживает его возмущение и преисполнен радости работать вместе с этим честным и справедливым патриотом. Но тот не смотрел ни на кого вокруг. Его глаза были подняты на стоявшего перед ним депутата, на того, кто отдавал приказы и чьего ответа он ждал. Сен-Жюст молчал, и с каждой секундой его молчание становилось все более угрожающим. Чтобы положить этому конец, Лежен громко кашлянул – и сам удивился, как короткий, резкий звук эхом разнесся среди напряженной тишины. Сен-Жюст встряхнул головой и обернулся к другу.

– Тебе должны быть по душе слова твоего подчиненного, Лежен, – язвительно заметил он. – Вернее, бывшего подчиненного, – обернулся он к молодому человеку. – Еще декаду назад, гражданин, я не колеблясь отправил бы тебя в Трибунал как покровителя врагов республики, – он выдержал значительную паузу и продолжил: – И очень пожалел бы об этом полгода спустя. – Вздохи облегчения раздались со всех сторон. – Ты станешь прекрасным слугой республики, когда мы покончим с врагами внутри и вне страны. Но в положении, в котором сейчас находится отечество, твои идеи опасны для свободы.

– Сен-Жюст… – начал было молодой человек, но депутат жестом руки велел ему молчать.

– Твоя любовь к отечеству несомненна, – проговорил он, – иначе ты не был бы сейчас среди нас. Но я вижу, что ошибся, определив тебя в Бюро полиции. Здесь ты не можешь послужить Франции. Уверен, в армии твое рвение найдет лучшее применение. Я займусь твоим переводом сегодня же.

Смельчак опустил голову. Лежен, бледный от негодования, которое не в силах был сдержать, но и не находил в себе силы выпустить на свободу перед этими людьми, молчаливыми и робеющими или решительными и ревностными, сжал кулаки. Он должен что-то сделать, должен вступиться за смелого юношу или хотя бы отомстить за него!

– Ты не ответил на вопрос, Сен-Жюст, – его тихий, но твердый голос прозвучал непривычно громко среди тишины зала.

Сен-Жюст медленно повернул к нему голову, взглянул так, как смотрят на расшалившегося ребенка – строго, но снисходительно, и проговорил устало:

– Мой ответ прост, Лежен: досье, оказавшееся в Бюро полиции, не может касаться невиновного.

– То есть ты заранее обязуешь нас выносить смертные приговоры? – робко спросил еще один служащий, некрасивый, тощий человечек, со следами оспы на вытянутом лице. – Кто мы такие, чтобы брать на себя столь тяжкий груз? По какому праву ты наделяешь нас властью над жизнью и смертью?

– По праву, данному мне революционным правительством, которое одно смогло предотвратить катастрофу, на грани которой стояла республика меньше года назад, – отрезал Сен-Жюст. – Вы здесь не для того, чтобы заниматься благодеяниями, а чтобы защищать республику от гадины, жаждущей ее погибели.

– Почему бы нам не готовить более детальные отчеты по каждому делу? – раздался голос из дальнего угла. Лежен с интересом взглянул в сторону говорившего. – А ты на их основании будешь выносить решение. Это потребует от нас больше работы и времени, но зато вероятность совершить несправедливость уменьшится.

– А потому, Потье, – снисходительно ответил Сен-Жюст, ничуть не разозлившись, как ожидал Огюстен, – что читать ваши доклады и от меня потребует больше времени, а времени у меня как раз и нет. И у вас не будет, – пообещал он. – Похоже, вы не совсем представляете себе количество досье, с которым нам придется работать. Тысячи, десятки тысяч. Я достаточно ясно ответил на ваши вопросы? – он почему-то обернулся именно к Лежену. – Мы можем продолжать? Или кто-то еще желает выступить в защиту врагов народа?

Молчание было ответом на его вызов.

– Хорошо, – удовлетворенно проговорил Сен-Жюст. – Если общее направление ясно, займемся деталями.

«Деталями» они занимались до часу ночи, пока Лежен, освоившись с ролью начальника, не заявил, что время позднее и всем им необходим отдых.

– Добро пожаловать в Тюильри, Огюстен, – проговорил, спускаясь по лестнице, Сен-Жюст и взглянул на друга, потиравшего воспаленные от усталости глаза. – Тут ты без дела не останешься.

– И ты еще сетовал, что не продержишься допоздна после бессонной ночи! – покачал головой Лежен.

– Дело тренировки, друг мой. Привыкнешь. Здесь мы простимся, – Сен-Жюст остановился на площадке, ведущей в Зеленую комнату. – Я зайду в Комитет. Там и подкреплюсь заодно: Бийо, наверняка, послал за провизией в преддверии долгой ночи. Кстати, не стесняйся делать то же самое. Все текущие расходы оплачивает Комитет спасения. Завтра займемся твоим жалованьем.

На том они и расстались.