– Это правило. Студенты училища могут жить где угодно: дома, у родственников, снимать комнаты. Но ученики академии – только в общежитии. Поймите, это не блажь, это связано с организацией занятий. Профессора могут приехать в любое время, может подвернуться интересный клинический случай, может быть, поездка. Зачастую подготовиться нужно в течение часа… А обзвонить всех студентов, да еще собрать их, например, ночью…

– И куда же вы возите учеников ночью?

Слава богу, мамулечка сообразила! Никто не отдаст меня в эту непонятную академию, а может, и в училище не отдаст!

Но нам все-таки сунули какие-то документы: аккредитацию, правила, что-то там еще…

Директор не торопил, а я дышать боялась: к подобного рода вещам мама относилась очень серьезно, помешаю – прибьет. Зато и разбиралась во всем досконально. Недаром работала в юридической конторе!

Оставалось только молиться, чтобы хоть что-то оказалось не в порядке. Я даже пальцы скрестила… И тут увидела, как на полке за спиной директора сидит тот самый колобок!

Черная шерсть топорщилась, словно от статического электричества, а зеленые глазки любопытно поблескивали. Заметив, что за ним наблюдают, мохнатый шарик подмигнул и улыбнулся. Ну, я предпочла подумать, что это не оскал, иначе спать мне в ближайшую неделю со светом.

– Все в порядке, – мама отложила документы. – Тоня переедет в общежитие.

– Вот и отлично, – директор просиял так, словно ему сообщили, что в его стенах будет учиться дочь наследника Британской короны! – Всю необходимую информацию вам предоставят в деканате, там же возьмете направление в общежитие и не забудьте об отработке!

О какой еще отработке?

Оказалось, он говорил о полезной деятельности на пользу alma mater, то есть о банальной уборке территории.

В назначенный день бывшие абитуриенты, которые еще не успели стать студентами, собрались во дворе, вокруг клумбы. Нам раздали лопаты, грабли, веники и отвели фронт работ, предупредив, что если будем сачковать, ничего не засчитают.

Парням – на весь курс их оказалось трое – вручили топоры и отправили выкорчевывать проросшие вдоль забора кусты.

Мне же досталась клумба. Та самая, огромная, в которой спряталась напугавшая маму «крыса».

Как же я боялась, что она еще там! Даже хотела попроситься на другую работу, но преподаватель уже исчез. Оставалось только надеяться, что хоть в одном мне действительно повезет – зверька там не окажется.

Но на всякий случай я сначала трясла кустики бархатцев за листья, чтобы спугнуть, а потом уже раздвигала их для прополки.

– Они не кусаются.

Разворачиваться, сидя на корточках неудобно, а я не гимнастка, так что просто с размаху села на асфальт. И, сдерживая слезы, пробурчала:

– Кто – они?

– Мелкие такие. С зубами. Не кусаются.

Сообщив мне это архиважную новость, Кирилл засунул в рот леденец и скрылся в здании. Мимо других абитуриентов прошел, как мимо пустого места. Восхищенных девчонок даже взгляда не удостоил!

А я еще долго сидела на земле, переваривая новость: этих тварей здесь много!

Мамочка! Забери меня отсюда!

Но проще поезд голыми руками остановить, чем маму, увидевшую цель.

Остаток лета я, вместо того, чтобы бегать на речку, купаться, загорать и просто набираться сил перед новым учебным годом, провела в сборах. Мама устроила ревизию моего гардероба, запрещая брать «лишнее»:

– Пяти футболок хватит, шорты оставь – нечего мальчиков дразнить, родителей рядом не будет, проследить некому.

– Но жарко же!

– Не разжареешь! Вот, штанишки: и прилично, и удобно!

Спорить с ней – что вставать против ледокола на тонком льду.

А еще пришлось учиться стирать и крахмалить халаты и шапочки. Почему-то это нужно было делать на руках, да еще кипятить в тазу на плите, с добавлением синьки.

– Учись, пока я жива! После машинки белые вещи становятся сероватыми, так что кипячение – наше все!

– А крахмалить-то зачем? – взмолилась я, представляя выходные, проведенные на кухне, в облаке пара и стирального порошка.

– А затем, что с крахмального грязь лучше отстирывается! Да и аккуратно. Отпаришь, гладенько все будет, красивенько.

– Очень, – пробурчала я, представляя, во что превратится халат, пролежав какое-то время в пакете.

– Утюг! – спохватилась мама, – Утюг купить забыли.

– И фен! – крикнула я вдогонку.

Ближайшее будущее теперь рисовалось в очень мрачном свете.

Похоже, мама решила лишить меня не только свободы, но и любимых вещей!

Так, дома остались все шорты, зато в гардероб добавились платья и юбки: девушка должна быть женственной! Удобные кроссовки, в которых я собиралась появляться на занятиях, забраковали. Вместо них купили туфли на невысоком каблучке-рюмочке.

– Мам, да перед кем мне красоваться?

– Ты уже взрослая, вот и веди себя соответственно! Кстати, не смей ярко краситься, туши и блеска для губ хватит.

Этот приказ я выполнять и не думала: девчонок в училище полна коробочка! Быть серой мышью? Вот еще!

Все оставшееся от сборов время я проводила в огороде: переехав в деревню, мама как с ума сошла. На участке росли огурцы, помидоры, баклажаны и перцы в промышленных масштабах! Разумеется, ухаживала за ними вся семья, но мне теперь доставалось больше всего:

– Зимой спасибо скажешь! Накручу банок, так тебе в общежитии всегда что поесть будет.

Папа, которого тоже впрягли в работу, только посмеивался:

– Вот такая она взрослая жизнь, Антонина.

Он всегда называл меня полным именем, баловал, но не заступался, когда я попадала маме под горячую руку:

– Пойми, жизнь у неё была тяжелая, она как в шестнадцать лет из дома уехала, так и маялась по чужим углам, пока я квартиру не получил. Так что слушайся её, она плохого не посоветует: и сестрам помогала, и тебя подняла, и выучилась, вон какой специалист, даже здесь нарасхват.

Я в ответ только вздыхала и мечтала о речке. Выбраться туда удалось всего несколько раз, но я надеялась на теплый сентябрь – в городе тоже был стихийный пляж. Даже купальник тайком в сумку кинула. Правда, потом вытащила – все же до переезда еще далеко. Да и комнату следовало вначале получить.

В день заезда родители были сами не свои. Папа отпросился с работы, чтобы отвезти нас в город и терпеливо дождался в машине, пока мы с мамой заполняли документы, стояли в очереди в бухгалтерию, получали ключи. Я не понимала, зачем для этого вся семья, но мама отмалчивалась, а пару раз словно слезу смахнула. Плачет, что ли?

Наконец, мне выдали пропуск, ключ с биркой, на которой маркером была выведена цифра шесть, и велели заселяться.

Девочки жили на втором этаже, третий отводили мальчишкам. На первом располагались бухгалтерия, душевые, помещение охраны и комендантская. Жилых комнат не было. Но моя явно находилась на первом этаже!

Вот честно – не подсказали бы, ни за что бы не догадалась, что надо войти в невзрачную дверь. За ней обнаружилась рекреация, заставленная цветочными горшками и офисными креслами. На стене висел список студентов. Несмотря на то что комнат здесь было восемь, жильцов, кроме меня, оказалось четверо. И судя по всему, все со старших курсов.

Положеньице!

– Открывай скорее, – мама уже стояла возле двери с металлической цифрой шесть. Обычная такая межкомнатная дверь, только с замком.

Когда вставляла ключ в скважину, руки заметно дрожали.

Ого!

Нет, ничего особенного, но по общему состоянию общежития я ожидала худшего, а здесь и приличный письменный стол, и платяной шкаф, и книжные полки, и кровать с хорошим, непродавленным матрасом.

– Ничего так, чистенько, – мама критически окинула взглядом бумажные обои – желтовато-бежевые, в мелкий цветочек. – И линолеум крепкий. Надо только настольную лампу докупить, а микроволновку нашу заберешь.

Но та нашлась на кухне – оказалось, у студентов академии есть своя, собственная. Небольшое помещение с двумя большими раковинами, плитой, электрическим чайником и даже кофеваркой! Вдоль одной из стен тянулся металлический кухонный стол.

– Смотрю, тут заботятся об учениках, – мама выглядела довольной. А я решила обследовать остальные двери – кто знает, может, за ними еще что-то полезное есть!

Одна душевая и один туалет. На восьмерых вполне достаточно. В принципе, жить можно, даже с комфортом. А рекреацию использовать как гостиную – не зря же там диваны. И полки с цветами. Может, стащить росток хлорофитума? Вон какой «паучок» разросся.

Но когда я протянула руку, чтобы отщипнуть с длинного уса розетку, из-за кашпо на меня уставились два зеленых глаза. Я смотрела на оскалившийся рот, темную шерсть и понимала, что схожу с ума.

– Какая прелесть! – мама протянула руку и сняла с полки мягкую игрушку. – А мордочка-то вручную сделана!

Да блин! Так и заикой можно стать! Я ведь решила, что опять мерещится. А это всего лишь игрушка! Но как живая!

Стоп!

Раньше я видела не игрушку! В прошлый раз этот черт-те что и с боку бантик живьем являлся!

Значит, не одной мне? Раз его в кукле повторили!

Значит, он действительно существует?

Мамочки!

Рекреация тут же перестала быть уютной. Цветы напомнили о джунглях, где за каждой травинкой прячется если не леопард, то какая-нибудь жутко опасная муха це-це. Или ядовитый паук. Или…

Меня передернуло.

– Мам, осмотрелись… пошли отсюда? Там папа ждет.

– Да, пойдем. – Она посадила игрушку на место.

Надо бы убрать куда-нибудь, чтобы на глаза не попадался. О чем я думаю? И так здесь спать не смогу!

И уже в машине решила, что нужно найти того, кто сшил эту игрушку. Найти и серьезно поговорить.