Рогнеда подошла к столу и достала всё необходимое: нож, серебряную чашу, цветы чёрного мака, полынь, маленькое зеркало. Измельчила мак и полынь в чаше, ножом срезала немного корки с обуглившейся татуировки и бросила к травам. По животу сбежала струйка крови. Её Рогнеда собрала лезвием и стряхнула туда же. Теперь огня.

Когда содержимое чаши загорелось, она поднесла к дыму зеркало.

– Покажи мне того, чьи чары в моей крови, чей умысел в моих жилах. Покажи, открой, ничего не таи.

Пламя взвилось над чашей, закоптив поверхность зеркала.

– Прячешься, значит?

Такой исход Рогнеду не устраивал, и она добавила крови. На стол упала повязка с ладони. Магия уже успела подлатать порез, который спас Дарену жизнь. Рогнеда помедлила пару мгновений, разглядывая тонкую тёмную полосу. В груди зародилось сожаление, накрепко сплетаясь со злостью. Не давая им разгореться, Рогнеда взмахнула ножом. Лезвие обожгло руку. Пламя зашипело, заметалось. Но зеркало лишь сильнее почернело. Дым заполнил комнату, и Рогнеда, выругавшись, поспешила открыть окно.

Выгнав дым из спальни, Рогнеда накинула на себя ночную сорочку, а сверху – тонкий халат, и упала на кровать. Голова раскалывалась – магия ещё не успела восстановиться, и заклинание отняло у Рогнеды последние силы. Поморщившись, она потёрла виски.

Кто бы ни наложил проклятие, он был очень хорош, очень силён и умел заметать следы. Как его найти, Рогнеда не знала. Чары проклятой крови не сработали, а ведь сильнее и точнее их ничего нет, особенно когда проклятие ещё не успело покинуть тело. А Рогнеда чувствовала этот яд. Он ледяными змейками расползался по венам, заставляя кожу покрываться мурашками, тисками сворачивался вокруг сердца, отчего оно билось быстрее положенного. Рогнеда не знала, как найти убийцу, но в одном не сомневалась – он обязательно попробует снова.

В дверь постучали.

– Войдите.

В комнату, пригнувшись, будто запуганный пёс, вошел Войко. В руках он нёс поднос.

– Люба п‑приготовила твои любимые оладьи, госпожа, – хрипло сказал он, не решаясь переступить порог и опасливо поглядывая на Рогнеду. – Я взял на с‑себя смелость принести.

– Что ты на себя взял? – мрачно усмехнулась Рогнеда и махнула рукой в сторону круглого столика у кровати. Войко послушно поставил на него поднос. Аппетита у Рогнеды не было, а потому на еду она даже не взглянула. Войко потоптался немного, а потом осторожно сел на краешек кровати: он часто делал так, когда Рогнеда была не в духе, а потому возражать она не стала. Её босая нога оказалась в его больших шершавых ладонях, пальцы умело промяли ступню, и головная боль немного отступила. Рогнеда поудобнее устроилась на подушках, продолжая тереть виски.

– Ч‑что с вами стряслось, госпожа? – осторожно спросил Войко. – В‑вы всех нас напугали.

– Кто-то пытался убить меня, Войко, вот что со мной стряслось, – проворчала Рогнеда, не открывая глаз.

Грубые пальцы удивлённо замерли, и Рогнеда пошевелила ногой, призывая Войко продолжить.

– К‑как же так? – пробормотал он.

– Это было проклятие Забвения. По крайней мере, так сказала та Журавлица, я же впервые о таком слышу – упущение с моей стороны. Должно быть, полезное проклятие, – Рогнеда вздохнула и приоткрыла левый глаз. Войко выглядел напуганным, бледным и совершенно растерянным. – Но в любом случае оно не сработало. Смотри в оба, Войко.

– А царевич?

– Оставь его. Сначала надо найти того, кто пытался меня убить. И того, кто ему помогал.

– Н‑нужно написать твоему батюшке, госпожа.

Рогнеда выдернула ногу из его рук, села и пригрозила Войко пальцем.

– Только попробуй хоть слово ему сказать!

– Н‑но если с‑с тобой что-то случится, госпожа, твой батюшка будет горевать. Он в‑велел мне присматривать за тобой.

Рогнеда не сдержала смешок и снова откинулась на подушки. В том, что отец будет горевать, она не сомневалась, только вот горевать он будет вовсе не о ней.

– Вот и присматривай, а не языком чеши, – она снова сунула ступню в руки Войко. – У тебя одна работа – служить мне. Ты же ищешь любой повод отлынивать.

– Ч‑что ты, госпожа, я весь твой. К‑как принадлежал батюшке твоему, так и тебе т‑теперь принадлежу. Я ж с тобой с самого твоего дитячества, госпожа. В‑вот такой помню, – он ладонью отмерил от пола высоту аршина в полтора. – А уж с‑сестрицу твою с первого её дня п‑помню. В‑ваша добрая матушка так её любила…

– Довольно. Голова трещит от твоей болтовни, – зашипела Рогнеда и спихнула его ногой с кровати. – А уж про мать я и слышать ничего не хочу, убирайся.

Войко неловко поклонился.

– Прости, госпожа, не гневайся.

– Ты не расслышал? Убирайся.

Войко спешно попятился, не разгибаясь. Когда дверь за ним закрылась, Рогнеда упала на спину и уставилась в тёмный потолок. Настроение стало паршивей прежнего.

* * *

Несколько дней всё было тихо. Радомир погряз в государственных делах, Дарен быстро шёл на поправку и на второй день уже даже мог самостоятельно вставать с кровати. Стражи в Палатах стало больше. Радомир не был человеком большого ума, но и дураком его нельзя было назвать. А ещё Радомир очень любил власть, возможно, даже сильнее, чем Рогнеду. Он закономерно предположил, что злоумышленники, отравившие Дарена, вздумали посягать на царский престол. По протоколу следовало обратиться в Вольскую Гвардию и запросить Соколов – магические проклятия и взбесившиеся от чар птицы были их заботой, но Радомир никогда им не доверял, а оттого и звать гвардейцев не торопился. В чарах и в Гвардии он всегда видел угрозу своей власти и без крайней необходимости дел с ней иметь не хотел. По крайней мере, до тех пор, пока Гвардия не окажется под полным его контролем. Но по итогам Великой войны Вольская Гвардия не подчинялась царю, ставя интересы народа выше любой власти. Радомира такое разделение не устраивало, он, как и любой царь, стремился к власти абсолютной.

Радомир, в своё время убивший ради престола двух старших братьев, трепетно относился к своему положению. И, несмотря на внешнюю свою простоту и добродушие, был человеком опасным и подозрительным. С годами эта подозрительность лишь усиливалась, а потому Рогнеда изо всех сил изображала невинную овечку и даже не заикалась о государственных делах в его присутствии, делая вид, что власть её хорошенькую головку совершенно не интересует. Это было сущей мукой, но Рогнеда привыкла терпеть.

На третий день во время завтрака к Рогнеде явился обещанный Аньяной Сокол. Красивый юноша с медными кудрями, в красном кафтане с золотой оторочкой. Зелёные глаза смотрели цепко и хитро, в ушах блестели изумруды. Он был так статен и высок, что небольшая летняя кухня, на которой Рогнеда любила завтракать в солнечные дни, казалась на его фоне крошечной. А на фоне его обворожительной улыбки даже солнечный свет на мгновение перестал казаться Рогнеде таким уж ярким.

Сокол по-хозяйски прошёлся по комнате и остановился напротив стола, накрытого белой скатертью с красными узорами. Рогнеда отметила, как он невзначай осмотрелся, окинул взглядом остывающую печь, задержался на травах, которые над ней сушили кухарки. Рогнеда знала, что там нет ничего подозрительного – все опасные травы она заготавливала не здесь, – но всё равно напряглась.

– Позволь представиться, госпожа, – Сокол отвесил небрежный поклон, в который не вложил ни капли уважения. – Финист, к твоим услугам.

– Я думала, гвардейцы работают в парах, – Рогнеда окинула Финиста равнодушным взглядом и подлила молока в чай, целую бочку которого Радомиру подарил посол из Империи Хэ. Радомир предпочитал любым напиткам мёд, а от одного запаха чая его лицо кривилось в жутких гримасах, зато Рогнеда чай очень полюбила.

– Госпожа хорошо осведомлена, – Финист расплылся в кривой улыбке, отчего скулы его сделались острыми, а на щеках появились очаровательные ямочки. – Обычно мы действительно работаем в паре: чародей и воин. Но сейчас обстоятельства вынуждают…

Рогнеде было неинтересно.

– И ты, Финист, чародей или воин?

– Чародей, госпожа, но предпочитаю орудовать клинком, – он похлопал по большому охотничьему ножу в перевязи на поясе. – Ты мне лучше расскажи, что стряслось. Нужно как можно скорее найти преступника и наказать по всей строгости закона.

– Ты садись, – Рогнеда кивнула на свободную лавку за столом. – Выпей чаю, пока будешь слушать.

Финист с аппетитом жевал горячие блины со сметаной и мёдом, пока Рогнеда пересказывала ему, как потеряла память. Говорила честно, умолчав лишь о птицах и о том, что сама она пыталась выследить убийцу. Не хватало ещё оказаться в тюрьме за тёмные чары. Не все из них запрещены законом, но Рогнеде было о чём беспокоиться, один только знак Чернобога на её груди, пусть и скрытый за линиями узоров, – прямая дорога в темницу, если не на плаху.

– А как же птички, которые напали на вас с царевичем? – протянул Финист, когда Рогнеда замолчала, и отодвинулся, позволяя служанке поставить перед ним ещё стопку блинов.

Рогнеда постаралась скрыть удивление и сказать как можно более небрежно:

– Насколько мне известно, царь хотел сохранить этот… эпизод в тайне.

– Понимаю, старик Радомир не любит, когда Гвардия лезет в Царские Палаты, – весело цокнул языком Финист, заворачивая мёд в очередной блин. – Но такая уж у нас работа – узнавать обо всем и вмешиваться в чужие дела. Тем более, что время сейчас неспокойное, нечисть из всех щелей лезет, чернокнижники, – изумрудные глаза царапнули Рогнеду, – заговоры плетут. Приходится быть начеку, оттого и скрыть от нас ничего невозмо…

– Тебе Аньяна разболтала? – перебила его Рогнеда, без труда протянув ниточку от Дарена до молоденькой целительницы, не умеющей держать язык за зубами.

Финист поджал губы, недовольный, что его прервали, но кивнул.

– Ясно, – Рогнеда сделала глоток, отставила чашку и посмотрела на Финиста. – Полагаю, от твоей помощи я отказаться не могу?

Финист поймал её взгляд, ухмыльнулся, поставил локоть на стол и положил голову на кулак.

– Совершенно верно, госпожа. Попытка применения смертельного проклятия, контроль разума животных и попытка убийства царевича, – Финист загибал пальцы свободной руки. – Тянет на смертную казнь. Преступник опасен и я, как честный гвардеец, не могу этого так оставить. Поэтому предлагаю перейти к поиску подозреваемых. Есть мысли, кто тебя так не любит?

– Я чародейка из богами забытого княжества, невеста царя Вольского. Меня никто не любит, – настала очередь Рогнеды ухмыляться. Немного горько, чтобы убедительно изобразить скрытую печаль от такого своего положения. И не забыть добавить щепотку глубочайшей оскорблённости. – Люди даже шепчутся, что я царя околдовала.

– А ты околдовала? – Финист с интересом заглянул ей в глаза.

Рогнеда не отвела взгляд.

– Смею тебя заверить, у нас с Радомиром всё по любви.

– Разумеется, – Финист пригубил чай. – Может быть, у тебя всё же есть предположения, госпожа? Кто бы это мог быть?

Рогнеда вздохнула, стараясь сохранять спокойствие.

– Нет, у меня нет предположений, – она сдержанно улыбнулась. – Строить предположения и ловить преступников – твоя работа, не моя. Я предпочла бы в ближайшее время остаться живой. И будь уверен, в случае успеха царь тебя щедро отблагодарит.

– Будь уверена, госпожа, я сделаю всё, что в моих силах, – Финист кивнул, снова расплылся в очаровательной улыбке и поднялся на ноги. – Могу я осмотреть место, где ты была, когда потеряла память? Ты упомянула, что это случилось в светлице?

Рогнеда кивнула.

– Конечно. Войко проводит.

Как Рогнеда и предполагала, в светлице Финист ничего не нашёл. Если уж её сила не помогла, то слабенькие потуги того, что в Гвардии называли чарами, тем более не могли увенчаться успехом.

– Тот, кто на тебя напал, хорошо заметает следы, – сказал Финист, вернувшись к столу. – Думаю, лучше мне быть рядом и всюду тебя сопровождать, госпожа.

– Это лишнее, благодарю. Веди расследование, а со своей защитой я справлюсь самостоятельно.

– Боюсь, я вынужден настаивать.

– Ты не слышал, что я сказала? – в голосе Рогнеды появилось раздражение.

– Слышал.

– Ты не можешь охранять меня против воли.

– Вообще-то могу, – Финист склонил голову набок, и изумруды в ушах заблестели, поймав солнечные лучи. – Особенно когда вопрос касается судьбы всего Вольского царства. Кто знает, возможно, конечная цель убийцы не ты, а царь Радомир.

Рогнеда хмыкнула и скрестила руки на груди.

– И что, будешь ходить за мной хвостом день и ночь? А в ответственный момент закроешь от смертельного удара своим телом?

Финист кивнул, изумруды в ушах снова сверкнули.

– Если потребуется.

* * *

В комнате царил полумрак – её освещали лишь несколько свечей в центре большого круглого стола. Их свет едва доставал до краёв столешницы и тут же тонул в темноте за её пределами. Откуда-то издалека доносились приглушённые голоса, смех и музыка. На стол легли две руки с длинными тонкими пальцами.

– Ты провалился! – прошипел высокий голос, и пальцы буквально впились в поверхность. – Я всё подготовила, но ты всё равно ни черта не смог!

– П‑прости, – прозвучал из темноты тихий голос. – Я всё сделал, как ты велела! Я не понимаю, что пошло не так! Она выпила чай, клянусь, я сам видел! Должно быть, она сильнее, чем ты думала.

Руки сжались в кулаки.

– Или ты где-то напортачил, Войко, – голос дрожал от раздражения.

– Нет, клянусь! Я сделал всё в точности, как ты велела. И птиц выпустил…

– Ты же понимаешь, как это важно? – на свету появилась скрытая капюшоном голова. – Мы должны защитить царя и престол от этой ведьмы. Или ты не хочешь получить помилование после её смерти? Не хочешь начать новую жизнь? Свободную жизнь?

– Может, просто расскажем царю? Как-то всё сложно, всё… сложно, – пробормотал Войко. – Т‑тебя он послушает.

– Этот старый дурак не видит ничего дальше своего носа. Слышать ничего плохого про невесту свою не хочет. Эта шлюха позаботилась о его чувствах, – руки ударили по столу.

– А ц‑царевич? Госпожа просила его убить. Ч‑что мне делать?

– Ничего не делай, у тебя это лучше всего получается. Я за царевичем присмотрю. А теперь вон отсюда. У тебя есть работа.