Алиса так удачно притворилась напористой и нагловатой новой русской, что я не был до конца уверен, что теперь она не притворяется, не врет, не преувеличивает. Я еще не знал Алисину историю, Алиса сказала только, что учится в самой дорогой в Петербурге частной школе при Герценовском институте, но вроде бы никакой драмы в Алисином прошлом не проглядывалось. Она не изголодалась по общению, ее не держали взаперти, ей не запрещали приглашать домой подруг… Тогда почему она так хотела дружить, почему была так напористо откровенна с чужим человеком?

…Алиса была толстая. Думаю, причина в этом. Толстая – это ведь не лишний вес, это лишний человек. Толстых не любят, к толстым относятся пренебрежительно, толстым трудно быть в центре внимания, – а Алисе хотелось быть в центре внимания. Психогенетика утверждает, что с генами мы получаем не только физические, но и психические черты, а Алиса уж точно была дочерью своего отца: «мне нет дела до правил», тяга к риску, жажда новизны, стремление очаровать, присвоить и затем манипулировать, – куда ей, «жиртресту», со всем этим букетом? В дорогой частной школе, среди девочек и мальчиков, ориентированных на «самое лучшее», Алиса уж точно не была «самым лучшим», только дома чувствовала себя неплохо и могла развернуться. Ну и, конечно, она так любила отца, что все это – его богатство, успех у женщин – просто выпирало из нее. Из человека всегда прет главное, а он был ее Главное.

Я выключил мультики. Поиграл со Скотиной, сомневаясь, выполняю ли я свои обязанности, ведь, вместо того чтобы учить его быть мужиком, я просто катал с ним машинки (одну машинку Скотина сломал случайно, другую намеренно, посмотреть, прочно ли приделан руль). Потом я сварил на плитке яйца, одно дал Скотине, остальные съела Алиса: она сидела на диете, по которой нельзя было ничего, кроме яиц, но зато яиц можно было съесть сколько угодно. Доев последнее из трех яиц, Алиса съела кусок сыра без хлеба («хлеб мне нельзя»), потом полбуханки хлеба и шоколадку. Бумагу, в которую был завернут сыр, скомкала и положила обратно в холодильник, обертку из-под шоколадки, разгладив, засунула в портфель Скотины, – я еще не знал, что она заметает следы.

… – Звонил папа. Он просил тебя остаться до двенадцати. Нет, не вру!.. Я не вру! Не вру я!.. – кричала Алиса. – …Да, я вру, но ты ведь можешь остаться хотя бы до одиннадцати… Знаешь, как страшно одной в этой вашей квартирище? Ты, небось, тут никогда один не оставался, вас тут жило сто человек… а мне одной знаешь как страшно?.. Скотина? А что Скотина, он вообще не в счет.

Я позвонил маме, сказал «задержусь на работе» (она от изумления не нашлась что сказать), уложил Скотину спать. Он жил в комнате бабы Цили, узкой, как пенал, на полу была расставлена железная дорога невиданной красоты с поездами (там были даже вагоны-рестораны), платформами и семафорами.

А спал Скотина в детской кроватке для годовалых. Очевидно, Роман, когда забрал Скотину у его матери, велел водителю привезти детскую кровать, – и водитель привез детскую кроватку. Я хотел снять переднюю стенку, но Скотина перепрыгнул через переднюю стенку, лег, свернувшись в клубок и выставив ноги сквозь прутья, сказал, не надо, так уютней спать. Наверное, ему в целом было не слишком уютно.

Когда Скотина заснул, мы с Алисой уселись на велосипеды со стаканами (Алиса сказала: «А сейчас мы с тобой тяпнем вискарика, Johnnie Walker Red Lebel c кока-колой»). Алиса опять говорила об отце, подробно о его успехах в бизнесе и подробно о его женщинах («одна до утра простояла на лестнице голая с вещами в руках, другая грозила самоубийством, когда он ее выгнал, третья…»).

Здесь все было мое, от коня за окном до царапины на подоконнике (в четырнадцать лет от злости на маму метнул в подоконник циркуль; мама говорила, что я пережил переходный возраст «как ангел», интересно, каковы были бы ангелы в переходном возрасте, если бы он у них был). Я был в своей комнате, но в чужой жизни. Я спросил, почему Роман всех выгоняет, как будто нельзя просто расстаться. Алиса сказала: «Сами-то они не уйдут, он же лучше всех».

Мы сидели на велосипедах над Аничковым мостом, смотрели на коня (накрапывал дождь, – если кто-то видел коней под дождем, он знает, какие они особенные, гладкие, а если не видел, то нет смысла объяснять), разговаривали о чужой любви. Алиса курила «Моre», и я курил, наслаждаясь чуть печальной взрослостью, – дождь, дым, полумрак, Аничков мост. Johnnie Walker Red Lebel c кока-колой сменился коктейлем Bacardi-Cola, затем опять Johnnie Walker, и когда в комнате зажегся свет, оказалось, что в первый рабочий день я встретил своего работодателя с его сигаретой и его виски в руке и, как говорила баба Сима, «сильно выпимши». Во всяком случае, с велосипеда я встал, не вполне удерживая равновесие.

– Водку пьянствуете?.. А-а, виски?.. Молодец, Алиса, взяла самый дорогой. И воду в бутылки не налила, не то что я в детстве, я в папашкин коньяк чай наливал, в вино компот, в водку воду… а в самогон тоже воду, – сказал Роман без тени неодобрения.

«Папашка» Романа был не алкоголиком, как можно было подумать, а известным в городе актером. Роман получил в детстве полный интеллигентский набор: английскую школу, эрмитажный кружок, бальные танцы и музыкальную школу по классу фортепьяно. Музыкальную школу он бросил в третьем классе (если первая женщина была у него в седьмом классе, то в третьем классе он уже начал взрослеть?). Слух у него был идеальный, он все время что-то насвистывал и двигался ритмично и четко, как будто пританцовывал.

Роман пришел не один, с ним была девушка, необыкновенная, казалось, она вся состояла из длинных шелковых нитей – длинные шелковые ноги, длинные шелковые волосы, не шла на высоких шпильках, а струилась, – очень красивая, но как-то в целом, как предмет в пространстве, без возможности выделить элементы; я влюбился в нее сразу, но дома не мог вспомнить ее лицо.

– …Я в лужу наступила, – серебряным голосом феи прозвенела девушка. – Алиса, у вас нет лишних чулок?

– Носки могу дать, – мрачно предложила Алиса.

– Я не ношу носки… и колготки тоже.

– У вас вообще нет носков, ни одной пары? И колготок нет? Что же вы носите под брюки?

– Я не ношу брюки, – прозвенела фея.

Когда мы сидели с Алисой на велосипедах и смотрели на Аничков мост, было по-взрослому печально и прекрасно, а когда пришел Роман, стало интересно. Как будто в нашу бывшую комнату вошла жизнь и немедленно начала бить ключом (в его присутствии всегда возникало ощущение, как будто по всем пустили ток и все задергались).

Алисе Роман бросил пакет со словами: «Это тебе за вчера». (Из пакета вывалились цветные тряпочки. «О-о, какие фирмы…» – на лету рассмотрев ярлыки, заметила фея.) Мне, смешно сложив губы трубочкой, сказал: «Расслабься, чего ты так нервничаешь, ну, выпил, пей спокойно дальше. Если ты на чем-то попался, просто продолжай это делать. …Тебя что, мама заругает за то, что выпил? А ты ей скажи: те, кому родители разрешают приходить домой пьяными, имеют больше шансов…»

Девушку усадил на самое удобное место, налил вина (феи не носят носки и не пьют виски). Я боялся, что Роман, соответствуя Алисиным рассказам, будет груб (возможно, прямо сейчас начнет фею выгонять), но он был с ней подчеркнуто любезен, раскладывал на столе принесенные из магазина «Толстый папа» ветчину, сыр, шоколад, в общем, вел себя как должен вести себя нормальный человек, в гости к которому зашла фея.

… – Ты понял, почему она носит только чулки? Ты что, правда, не понял, кто она?.. Она проститутка, – улучив момент, прошептала мне Алиса. – Он снял ее на Невском или еще где-нибудь…

– С ума сошла?! Проститутка?! Она не может быть проституткой… Я знаю, и всё! Я в проститутках разбираюсь, – прошептал я в ответ.

В чем-чем, а в проститутках я разбирался. На чем зиждились мои знания?.. На «Яме» Куприна.

«Яма» стояла на верхней полке книжного шкафа, именно этот том, остальные тома Куприна стояли на нижней: мама решила, что я буду брать книги снизу, поленюсь тащить стремянку и лезть на верхние полки, но я не поленился. Наверху кроме «Ямы» стояли «Малая советская энциклопедия» (я прочитал в ней все, что там было про роды, половой акт и гениталии, и глупейшим образом прокололся: стремянку убрал на место, а книгу нет, пришлось врать, что искал там сведения для доклада по географии), потрепанный том Мопассана, «Медицинская сексопатология» (прочитал не всё, только главу о мастурбации, пример мастурбации в ванной при льющейся воде был довольно жизненным) и несколько разрозненных томов «Тысячи и одной ночи». Из этого набора и составились мои знания о сексе, сугубо технические, приправленные восточным колоритом (я считал, что восточный секс отличается от западного изысканным сопровождением: игрой на флейте, фруктами, благовониями, коврами, – «Гайде приподнялась на локте, не выпуская кальян, и с улыбкой протянула графу свободную руку»). Ну, как-то так.

Дальнейшие события показали, что фея действительно была проституткой. Я узнал это самым простым образом – от Романа, он не раз мельком говорил: «…Нравится? Ну, давай, зарплату получишь и вперед», но чего не хочешь, того не слышишь, и я считал, что это шутка, означает: чтобы приблизиться к фее, нужно быть миллионером, а не получать пять долларов в день.

О чем мы говорили? Ни о чем умном не говорили. Алиса попросила Романа рассказать, как он женился на ее матери (это было копье, брошенное в сторону феи). Роман удивился, но рассказал: пришли в ЗАГС, зашли в комнату, там тетка семечки лузгает, на столе пепельница с очистками, тетка говорит: «Молодые, выйдите», они вышли, через минуту тетка позвала: «Молодые, войдите», они вошли, а в пепельнице кольца… Алиса смеялась, подхрюкивая детским баском, фея звенела серебряным голосом: «Вы живете с двумя детьми, один, как романтично» (жить с Алисой и Скотиной, ломающим все, к чему прикасался, что угодно, только не романтично), смотрела на Романа застенчиво и жадно, между ними шла откровенно сексуальная игра, между Алисой и феей шла своя игра, Алиса всеми силами старалась не допустить ее до отца, то трогая его за рукав, то поглаживая по плечу с видом «мое!»… А фея так и сидела с мокрыми ногами.

О чем еще говорили? Роман говорил о своих планах – построить дом, это будет первое частное строительство в Петербурге, первый клубный дом, но дом – это мелочь, главное – он хочет строить на Ваське Город Солнца: огромный комплекс с собственным стадионом, теннисными кортами, спортивной школой с лучшими тренерами, он уже придумал имя для комплекса (он так и сказал, не «название», а «имя», как для ребенка) – Город Солнца. Это его мечта – построить Город Солнца, раньше была мечта стать миллионером, а теперь Город Солнца. Главная проблема: часть территории, где будет Город Солнца, занимает военный завод. Роман с партнерами уже все сделали, чтобы завод сдох окончательно, теперь завод снесут, и можно начинать строить… Предстоят встречи с архитекторами, выбор проекта.

– Этот завод единственный в стране производит радиовзрыватели для установки «Град». Мой папа говорит, даже если сейчас нет военных заказов, необходимо сохранить производственные мощности, оборудование и кадры.

– Ну, и кому нужна установка «Град», может, твоему отцу или тебе?.. Кто он такой, твой отец? – напрягся Роман.

– Инженер. Он работал на этом заводе… пока всех не уволили.

– А-а… тогда понятно… Смешно совпало. Но ты не думай, что я лишил твоего отца работы: это не я, а ход истории. Зато у тебя все шансы: хочешь – станешь инженером, как отец, хочешь – хозяином жизни, как я. Если решишь построить свой Город Солнца, имей в виду: активы всегда должны быть больше пассивов, в любой момент времени… А если твоему отцу что-нибудь нужно, совет там или что, пусть обращается.

Я кивнул, обещая никогда не путать активы с пассивами, я и не думал, что Роман мой враг: ход истории, ничего не попишешь. И чтобы показать ему, что не собирался выходить на тропу войны, как индеец, чьи земли заняли белые, сказал, что отец озабочен ситуацией с курсом доллара и хочет на все свои деньги купить доллары.

– Ну да, скажи ему, что нужно купить, сейчас будет правильно купить… – одобрительно сказал Роман и вернулся к активам и пассивам, все не мог отпустить понравившуюся ему мысль.

– Алиса, представь, что я дал тебе деньги, – это твой актив, так? Ты начала строить дом, так? Незаконченное строительство – это актив или пассив? Правильно, пассив. Что ты должна сделать, чтобы у тебя не было пассива?.. Так, правильно, не платить строителям, пока не достроят. Что еще? Построить дом не на свои деньги, а на чужие. Молодец, ты моя дочь.

Алиса довольно улыбнулась, потянулась за куском ветчины, Роман смотрел на нее тяжелеющим взглядом, по лицу внезапно заходили желваки.

– Ключи от машины ему не отдавай, – прошептала мне Алиса. – Не знаешь, где ключи?.. В кармане у себя посмотри.

Оказывается, Алиса украдкой схватила со стола ключи от машины и положила мне в карман.

– А как твоя диета? – спросил Роман. Это был странный вопрос при посторонних, лучше, чем спросить подростка «был ли у тебя секс?», но хуже, чем «какие отметки в школе?». – Ты сегодня взвешивалась? Сколько?.. Понятно. Твое сегодняшнее взвешивание показало, что вчерашнее было лучше. Вчера тебе, видите ли, было грустно, так грустно, что ты все, что было, сожрала… А сегодня что?! Времени мало, ври кратко! …Что ты сегодня ела? Яйца? Сколько?