– Патрик, милый, но разве же это твоя вина?! – Ваэлья, до той поры тихо сидевшая на краю его постели, даже вскочила со своего места. – Мальчик мой дорогой, ты разве не понял, что она сама накликала на себя беду? Эта твоя маленькая ведьма… прости, но она была глупая. Верней… неопытная. Она дважды подписала себе смертный приговор. Первый раз – когда закрепила заклятье Руальда на свою жизнь. А второй – когда позволила тебе вернуть магическую силу.

– Как это – на свою жизнь? – Шут удивленно уставился на Ваэлью. Нет, он не надеялся найти себе оправдание, но и просто понять, что случилось на самом деле, было для него очень важно.

– А то и значит… – Наставница со вздохом села обратно на кровать. – Эта степнячка рискнула всем. Накладывая чары на Руальда, она взяла за основу собственную жизненную силу. Заклятье нельзя было разрушить иначе как через ее смерть. Именно поэтому королева Нар получила такую власть над своим мужем. Именно поэтому конец ее был предначертан в тот миг, когда она открыла тебя твоему дару. Она сама обрекла себя на гибель.

– Если бы только я знал… – Он зажмурился, пытаясь понять, как совсем иначе могли бы сложиться их судьбы. Но вместо этого снова увидел окровавленные камни и тонкую, почти детскую ладошку, выскальзывающую из его рук.

– И что тогда? – наставница, почуяв неладное, крепко ухватила его за запястья и вернула в реальность. – Ты смотрел бы, как твой король медленно сходит с ума? Как власть прибирает к рукам чужеземная ведьма?

– Не знаю… – Шут качнул головой. Он все еще пытался представить себе, как жил бы сейчас, кабы догадался заранее об истинной сущности Руальдова заклятья. – Быть может, нашел бы способ помочь ей снять свое колдовство. Она ведь и сама уже была ему не рада.

Ведунья лишь усмехнулась горько.

– Полагаешь, эта строптивая девочка стала бы тебя слушать? И ей хватило бы опыта исправить содеянное? Пусть даже с твоей помощью? Патрик… время не воротишь вспять. И что было – то было. Ничего нельзя изменить. Глупо занимать свой ум мыслями о несбыточном. Что толку от твоих терзаний? Разве они что-то исправят? Сделают мир лучше?

Шут пожал плечами и вздохнул.

– Я не могу, матушка. Просто не могу простить себе этого… как бы мудро ни звучали ваши слова. Простите.

Он отвел глаза в сторону и, отгоняя страшные видения того дня, стал пристально разглядывать одинокий сухой лист на голой ветке за окном. А потом тряхнул головой и решительно взглянул на наставницу.

– Вы не думайте, я все понимаю. Конечно, слезы лить толку нет. Но я… я сделаю все, чтобы теперь исправить хоть что-то.

Ваэлья кивнула, будто заранее ждала этих слов.

– Ребенок? Полагаешь, он жив, верно?

– Я надеюсь…

Ведунья помолчала несколько мгновений, а потом промолвила негромко.

– Значит, хочешь искать его… Но как, Патрик?

Он и сам не знал. Однако лелеял надежду, что, вернув силы своему телу, а постепенно и духу, вновь обретя Силу, сумеет почувствовать, где находится его сын.

Нет. Не так.

Не его.

Нельзя больше считать мальчика своим. Даже в мыслях. Это сын Руальда. Наследник Крылатого Трона.

– Пат? Ты в порядке?

– Да… Да. Я не знаю, матушка.

Он опустил голову и уставился на край лоскутного одеяла, которое нервно теребили его пальцы. Они будто жили отдельно, выдавая все мысли и чувства. Прежде, чем Шут осознал это, Ваэлья осторожно накрыла его руку своей теплой ладонью.

– Полно, Патрик. Не терзай себя. Если твердо решил – значит, выход найдется. Ты мне лучше расскажи, что было дальше. После… ее смерти. Кто сотворил с тобой это зло?

Загнав боль поглубже, вновь отводя глаза в сторону, чтобы не выдать свой страх, Шут как мог коротко поведал наставнице про людей в масках.

– О, Пат! – Ваэлья не сумела скрыть удивления и тревоги. Она взволнованно поднялась, едва только Шут сказал про тот удар, после которого не помнил уже ничего. А если быть честным, то даже не сказал, а выдохнул еле слышно, обхватив лицо ладонью, отчаянно борясь с черным кошмаром воспоминаний. – Уму не постижимо! Настоящие хранители древнего знания… Они все-таки есть! Верно я подозревала…

Ведунья торопливо мерила шагами маленькую спальню.

– Патрик, – она стремительно подошла к нему и схватила за плечи, – это не колдуны из Диких Земель! Я знаю, я чувствую… – ведунья упала в кресло у кровати, стиснула виски пальцами, недоуменно покачивая головой. – Мальчик мой… да… теперь мне становится понятно, о чем были те знаки… Я прошу тебя, будь осторожен отныне! Эти люди… не знаю, кто они, но им не будет спокойно, покуда ты жив. Ты – свидетель преступления, ты преграда на их пути. Ох, Патрик… сынок… Оставайся на Островах! Здесь тебе будет безопасней!

«Почему бы и нет?» – подумал Шут. Но отрешенно, даже не вникая особо, хочется ли ему этого на самом деле. Страх все еще скручивал тошнотворной судорогой его нутро, и потому спросил Шут о другом:

– Матушка, а что они сделали? Отчего я… попал туда?

– Я не знаю точно… – ведунья смотрела на него с плохо скрытой тревогой. – Могу лишь догадываться. Судя по тому, что ты сказал… они… как бы тебе объяснить… Эти люди сломали твою защиту. Твою оболочку света. И изнутри открыли тебя Потоку. Источнику Силы. Помнишь, я говорила тебе, как это опасно? Трудно выбраться обратно. А ты… ты упал очень глубоко. И это такое чудо, что вернулся.

– Запределье… Это Запределье… – произнес Шут еле слышно. Он сам не знал, откуда у него в голове возникло это слово. Он принес его с собой оттуда.

– Пат, – Ваэлья крепко стиснула его ладонь, – не нужно. Не думай сейчас об этом!

Он кивнул. Мысли о Запределье были слишком… уносящими.

– Матушка, а почему… почему они меня… ну, просто не… убили? – Шут с трудом смог выговорить это слово.

Наставница задумчиво поглядела куда-то вглубь себя, будто искала ответ или просто думала, как его выразить.

– Они не могли, – сказала она наконец. – Это запрет, положенный на заклятье. Маг не может убить подобного себе. Если он это сделает – с ним случится что-нибудь очень скверное. Он может лишиться своего дара. Или просто погибнуть. Нелепо и неожиданно. Никто не знает, отчего так сложилось, но это уже давно доказанная истина. И лишний раз никто не рискнет опровергнуть ее.

– Да? – Шут задумчиво чертил пальцем загогулины на одеяле. – Вот как…

– Да, – кивнула Ваэлья. – Но то, что они сделали с тобой, было равносильно убийству. Ты выжил случайно. Вопреки всему. Хвала богам… Но если те люди забрали ребенка Руальда, а не убили его… Пат, ты понимаешь, что это значит?

Да, он понимал. Нар не ошиблась… Мальчик унаследовал их Силу.

– Вот так, Патрик… – наставница вздохнула. – Я думаю, наследник жив. Жива и надежда.

Она взяла отложенный в сторону пучок травы и протянула Шуту.

– Это семисил, его аромат разгоняет печаль. Только понюхай, как чудесно пахнет! Будто снова лето. – Наставница улыбнулась, и тонкие морщины множеством лучиков разбежались от уголков ее глаз. – Давай положим его на спинку кровати. Прямо здесь. Скоро Кера подаст тебе завтрак. А потом… Как ты смотришь на то, чтобы немного подышать свежим воздухом?

Шуту до смерти надоело валяться в постели, и это приглашение он расценил как отмену указа о лежачем образе жизни. Ему показалось, Ваэлья знает, что он вчера вставал и снова пытался ходить. Знает и не осуждает. Что-то, видать, и впрямь в нем изменилось.

Пока готовились к прогулке и тетушка Кера пыталась сама, точно младенца, обрядить Шута в огромное количество теплых вещей, он впервые за все минувшие дни набрался храбрости узнать, почему же королева так и не навестила его.

– Матушка, – обратился он к Ваэлье, отбирая у Керы шерстяные чулки и натягивая их на тощие ноги, – отчего Элея не приходит?

Ваэлья, стоявшая с его новым камзолом наготове, вздохнула и призналась:

– Не хотела тебя огорчать, но раз уж спросил… Приболела наша наследница. Слишком много всего на нее свалилось.

Ведунья развернула камзол и, подобно тетушке Кере, попыталась натянуть на Шута. Все новые вещи для него купили пару дней назад в обычной портняжной лавке, где их подогнали под размеры Шута в соответствии с описанием, что дала служанка. Сидела эта одежда не слишком ладно, к тому же имела какой-то неприятный болотный оттенок, якобы модный нынче на Островах. Шут, впрочем, оставался почти безразличен к подобным глупостям, а Ваэлья и вовсе была озадачена совсем другим.

– Ох и исхудал же ты, парень! Долго придется тебя откармливать. Дай-ка…

Не обращая внимания на протесты, наставница все-таки сама надела на него теплый камзол и принялась застегивать многочисленные пуговицы. Шут сердито сморщил переносицу. Ему нравилась забота, но быть в роли беспомощного дитяти отнюдь не хотелось. Он мягко, но решительно отстранил руки ведуньи.

– Я сам могу, матушка. Правда. А что с Элеей? – спросил он, по-прежнему думая про королеву.

– Да ничего серьезного. Не бери в голову, – Ваэлья усмехнулась, но суетиться над его костюмом перестала. Она окинула Шута критическим взглядом и вздохнула. – Ладно, на первое время сойдет. А там Элея тебя к их дворцовым швеям сводит. Да все с ней в порядке, не смотри на меня так.

И наставница как-то очень странно и хитро подмигнула ему.

– Соскучился, да?

Шут почему-то смутился, промычав в ответ невнятное «ну…».

Когда его, точно девицу, вывели под локоток на крыльцо, он в первый миг даже зажмурился от яркого солнечного света, что искрился, отражаясь от снега, укрывшего все вокруг. Холодный воздух обжег лицо и руки, наполнил легкие живительной свежестью. Шут замер, изумившись переменам, постигшим мир за время его болезни. Конечно, он видел из окна, что на улице давно царствует холод, но вот так столкнуться с ним наяву было вовсе не то же самое, что наблюдать через толстые оконные стекла.

– Как красиво, – выдохнул он в ответ на озабоченный взгляд наставницы, которая решила, будто Шуту опять поплохело. – В Золотой никогда не бывает столько снега. И он не такой… чистый.

– Ну так не даром – Белые Острова. – Ваэлья быстро кивнула стоявшему рядом Перу, и тот помог Шуту спуститься к открытому экипажу, который по велению хозяйки заботливо устелил теплыми одеялами. Ноги все еще были слабы, а потому Шут, хоть и стыдился ужасно, но был рад этой помощи. Сев в коляску, он невольно вспомнил, как когда-то очень давно катался по улицам Тауры вместе с Элеей. То был день, когда он познакомился с наставницей, когда узнал про себя столько нового… Когда жизнь казалась ему восхитительным праздником, который только начался.

– А ведь еще неделю назад шел дождь… – сказала Ваэлья, едва Пер пустил лошадей по главной улице и подковы звонко застучали о мостовую. Шуту же при взгляде на высокие снежные сугробы, лежащие вдоль дороги, казалось, что зима была здесь всегда. Он не помнил этого места иным. Город вокруг, как и год назад, был прекрасен: ажурные карнизы домов и арки, высокие окна, башенки, мосты, заметенные снегом чаши фонтанов… Конечно, Шут понимал, что в бедняцких районах его глазам предстали бы совсем другие картины, но все же… Все же он чувствовал, как проникается любовью к Тауре.

Какое-то время ехали молча. Шут просто смотрел по сторонам, вглядывался в фигуры людей, в окна домов. Сотни различных судеб… Сотни радостей, печалей, желаний и надежд. Мириады мыслей… Жизнь текла своим чередом, вне зависимости от того, был ли в ней Шут или не был.

– Патрик, – голос Ваэльи показался ему странно напряженным, – скажи мне, ты видел лицо того человека, что приходил вернуть тебя?

– Нет… – Шут немного растерялся. Он вообще ничего не помнил о своем возвращении. О чем и сообщил наставнице. Ведунья со вздохом покачала головой.

– Я так и знала… Жаль. Мне кажется, в нем – ключ к твоим поискам. Этот человек знал тебя прежде. И Элею знал. Не спрашивай меня, почему я так решила. Объяснить не смогу. Просто чувствую.

Шут прикрыл глаза. Сверкающий город внезапно поблек, хотя на небе не было ни облака. Темень заполнила самую Шутову душу, когда он вновь вспомнил о ребенке, клятых колдунах, которые его забрали, и беспросветном пути, что лежал впереди.

– Пат…

– А?.. – Он вернулся в реальность. Тряхнул головой… – Нет, все в порядке. Все в порядке.

– Патрик, не позволяй этому владеть тобой! – Ваэлья схватила его за плечи и тряхнула со всей силы, у Шута аж голова дернулась. – Не смей! Мне теперь что же, еще и тебя учить самообладанию?

Шут виновато улыбнулся.

– А кого еще вы учили? Элею?

– Элею. Пат, не заговаривай мне зубы. Я ведь серьезно. Прекрати думать о плохом. Это опасно, ты как маг должен и сам понимать.

– Да какой я маг… – Шут вздохнул, криво усмехнувшись. – Летом – да, я чувствовал в себе Силу. Это было удивительно. Мне казалось, я стал… легче света. Казалось, мог все, чего пожелал бы. Но я желал лишь одного – сделать Руальда прежним. И сейчас мне кажется, вся моя Сила ушла в это намерение. И покинула меня, когда чары были разрушены.

– Дурень, – наставница закатила глаза, – твоя сила никуда не делась! Ты даже не отделен от ее источника, как это было раньше. У тебя всего лишь не хватает сил обычных, телесных. Без них невозможно почувствовать что-либо! Ты сначала ходить толком научись, чашку в руках держать, чтоб не дрожала.

Шут еще ниже опустил голову и почувствовал вдруг, что действительно еще невыносимо слаб. Он прислонился затылком к мягкой стенке экипажа и прикрыл глаза.

– Вот видишь, – издалека донесся до него голос Ваэльи, – уже хватило тебе… Пер, поворачивай домой.

4

На следующий день Шут доплелся до кухни и стащил у Ваэльиной стряпухи три луковицы. Вернувшись к себе в комнату, он долго глядел на них, перекладывал из одной руки в другую.

Навряд ли еще когда-нибудь ему придется снова быть придворным шутом, но жонглирование давно уже стало неотъемлемой частью его жизни – подобно молитве или пристрастию курить трубку для других людей. Шут не мыслил себя без этого.

Он вспомнил, как бесконечно давно большие грубые пальцы Виртуоза придерживали его маленькие неумелые ладони, направляли, ловя ими крепкий кожаный мячик. Сначала один. Потом два. Три… Шут не сразу научился. Набитые зерном мешочки размером с крупную сливу постоянно летели не туда и падали в разные стороны. Но главное было понять принцип, остальное пришло со временем. С четырьмя предметами оказалось сложнее, но он освоил и этот трюк. А вот пять… ему понадобился почти год, чтобы овладеть пятью мячами, не говоря уже о булавах или вовсе каких-нибудь кружках и кувшинах.

Шут подбросил луковицу, пытаясь определить, насколько руки послушны ему. Увы, луковица полетела криво, как будто он снова только учился. Что ж, за первой попыткой всегда следует вторая, третья… и так, пока не получится.

Одна луковица.

Две.

Три.

На четвертом обмене они столкнулись и разлетелись в разные углы комнаты. Первая укатилась под кровать, а вторая – за кресло. Третья осталась у него в руке. Шут со вздохом положил ее на столик у изголовья и устало откинулся на подушки.

Желание подбрасывать и ловить было сильнее жажды. Сильней отчаяния. Желание владеть своим телом. Это умение всегда было для него сродни пению, внутренней музыке, которая наполняла существование смыслом и радостью. Но теперь он оказался лишен этой магии. И знал, что со второго раза не сделает даже трех обменов.

Шут натянул на себя одеяло и, привычно уже свернувшись клубком, закрыл глаза.