Тогда, как и сейчас, стоял конец лета, и весь город с восторженным замиранием ожидал свадьбы короля Руальда с принцессой Белых Островов. Она должна была прибыть в первых днях осени, но боги щедро посылали попутный ветер парусам судна, несущего принцессу из родного дома к берегам чужбины. В Золотую Гавань Элея прибыла аж на три дня раньше предполагаемого срока. Руальд, уверенный, что время у него еще есть, эти последние дни свободы проводил на охоте. Без дам, без кучи прихвостней, только с самыми близкими друзьями он забрался в лесные дебри и там наслаждался этим мужским делом. А Шут, который терпеть не мог вида крови, в то время слонялся по дворцу, как обычно слегка скучая без Его Величества. Отношения у них с королем тогда уже были совсем братскими, и поэтому, когда Руальд уезжал, дворец неизменно пустел для Шута. Он развлекался тем, что дразнил придворных дам, таскал на кухне сладкие пирожки, с высокой крыши кидал в заезжих рыцарей перезрелыми яблоками, играл с ребятней… А потом прискакал гонец с вестью, что корабль Белых Островов показался на горизонте.

Шут всегда со смехом вспоминал, какой переполох начался тогда во дворце. В считаные минуты покои принцессы были доведены до блеска, равно как и комнаты других почетных гостей из ее свиты. На кухне разом поставили на огонь все котлы, главный управляющий бегал по дворцу как ошпаренный, раздавая указания направо и налево. В тронном зале накрывали длинные столы и украшали его цветами. Потом была пышная встреча, опять цветы, везде цветы, горожане кидали их на дорогу перед кортежем принцессы. Когда почетная процессия добралась до дворца, Шут не преминул подойти поближе, чтобы составить свое мнение о невесте монарха. Он с любопытством разглядывал Элею из-за спин придворных дам, рыцарей, министров и прочих обитателей двора.

Принцесса не была яркой красавицей, но то, что она очень даже хорошенькая, отметили все. Волосы цвета осенней листвы, нежно-белая кожа, высокие скулы, медовые глаза – такая типичная для женщин ее земель внешность. Но при этом было в Элее что-то неуловимое, отличающее ее от тысяч других обычных девушек – в повороте головы, в улыбке, взгляде…

Ей отвели самые большие, после королевских, апартаменты с чудесным видом на гавань и тем же вечером дали роскошный прием в тронном зале. Приветствовать принцессу собралась знать со всего города. Как водится – музыка и песни до утра, вино рекой… Только пожилой советник короля господин Пелья – мешковатый и будто присыпанный от старости легким слоем пыли – тихо ворчал: дескать, «какое позорище, невеста приехала, а встретить ее некому!». Слыша это, Шут понимал: ситуация в самом деле не очень красивая и Руальду влетит от советника по первое число. Даром что король. Принцесса же ни словом, ни взглядом не выказала обиды. Наверняка старик сделал все возможное, лишь бы Элея не подумала, будто ее не ждали. Шут и сам старался изо всех сил: делал умопомрачительные сальто прямо на столах, жонглировал посудой, пел смешные песенки и за весь вечер не обронил ни единой колкости в адрес вельмож. Лицо его было выкрашено черной и золотой краской в тон наряду, а приметные волосы убраны под колпак с бубенцами. Он был безлик и безымянен для принцессы, но жадно ловил каждый ее взгляд.

В глубине души Шут надеялся, что будущая жена Руальда, как и сам король, найдет его общество приятным и, может быть, тоже захочет играть с ним в «Престолы» или беседовать о книгах. Но поговорить с ней и понять, возможно ли это, Шуту никак не удавалось: вокруг принцессы постоянно вились придворные дамы, служанки, портнихи и ее собственные фрейлины с Островов.

На вторые сутки Элее были переданы цветистые извинения короля и его любимый медальон с изображением крылатого коня, вставшего на дыбы. Более десяти лет назад королева Далия собственноручно надела медальон сыну на шею незадолго до своей смерти, и Руальд никогда не расставался с подарком матушки. До сего момента. Гонец сообщил также, что Его Величество будет в Золотой не позже чем к обеду следующего дня.

Шут, изведшийся от ожидания, возликовал.

А на следующий день он с огорчением понял, что его черно-золотой костюм с бубенцами требует немедленной стирки, и решил для разнообразия надеть обычный дублет. Впрочем… не совсем обычный. Это был подарок с королевского плеча, вещь, особенно дорогая Шуту: мягкая темно-синяя ткань, изысканная вышивка золотой нитью и знак короля на груди – такой же крылатый конь, что и на медальоне Руальда. Только члены королевской семьи имели право на этот знак, для остальных династический символ имел иное начертание: конь на плащах стражников и мантиях служителей дворца всегда изображался со сложенными крыльями. Но, когда Шут намекнул королю на это, Руальд лишь отмахнулся: «Ты же шут, все это знают. Ты мой смешной двойник. Тебе можно».

К дублету Шут выбрал белую рубашку с пышным кружевным воротом, над которым не один день трудились мастерицы. Он осмотрел себя в зеркале и решил, что выглядит если уж не королем, то принцем точно. От этой мысли ему стало смешно и грустно, ибо Шут понимал: благородных кровей в нем не больше, чем в бродячей собаке.

В ожидании, когда трубный глас возвестит о появлении Руальда, он гулял по дворцу и забрел в тронный зал. Огромные столы были сдвинуты к стенам, увядшие цветы выброшены, зал вновь стал торжественно-строгим и величественным. До следующего пиршества. Маясь от безделья, Шут бесстыдно залез на трон и стал выдумывать разные новые прозвища для особенно неприятных обитателей двора. Дело это было непростое, ибо требовало тщательного осмысления каждой персоны. Шут увлекся и не заметил, как боковая дверь недалеко от трона со скрипом отворилась. Послышалось испуганное «Ах!», и он, вздрогнув от неожиданности, увидел принцессу…

Элея смотрела на него во все глаза, растерянная и смущенная.

– Ваше Величество?.. Как?! Вы уже вернулись! Никто не доложил мне! Я так ждала нашей встречи… – она путалась в словах и стремительно краснела, тонкие светлые брови жалобно изогнулись острыми уголками.

Шут онемел. То, над чем он посмеялся утром, обернулось нелепой правдой для юной принцессы, которая ни разу не видела короля вживую, а уж придворного шута и вовсе не узнала без маски. Он хотел было представиться ей и познакомиться наконец, но зачем-то сделал совсем другое…

Шут встал и отвесил церемонный поклон:

– Рад видеть вас, Ваше Высочество! Большая честь для меня!

Зачем он произнес эти безумные слова? Шут не знал… Но они стали той точкой, от которой течение судьбы навсегда поменяло направление.

Принцесса все-таки взяла себя в руки и также поклонилась ему по всем правилам этикета. Шут засмотрелся на нее: такое нежное, почти детское лицо, изящные кисти рук… Фигурой Элея была под стать Руальду – стройная, высокая, уж точно выше его самого на пару пальцев. Шут откровенно любовался принцессой.

Впрочем, Элея тоже успела изучить «короля».

– Ваше Величество, вы не очень походите на свой портрет… – она вновь смутилась. – В жизни вы… как будто моложе.

Еще бы он походил на Руальда, обладателя гордого профиля и мудрого взгляда! Он… шут, мальчишка из бродячего балагана.

И тут бы опомниться ему, закончить это представление, но судьба уже несла Шута, и он не мог остановиться.

– Нет, это вы прекрасны, принцесса! Я совершенно очарован вами!..

Конечно, она была мила, и Шут не врал, но на самом деле он вовсе не желал очаровать невесту короля. Нет… Шут играл. И эта безумная игра была пьяней вина, слаще поцелуя… Ибо ему не нужны были нежные губы принцессы, он жаждал чего-то иного, что и сам не смог бы выразить словами.

– Ваша Светлость, но как вы оказались здесь? Глашатаи не трубили… Я ничего не понимаю!..

– А у меня есть свои секреты! И тайные ходы, – он улыбнулся ей так, будто распахнул всю душу настежь, и принцесса вдруг звонко рассмеялась, отбросив смущение.

– Знаете, а я боялась, что вы окажетесь… скучным! И… слишком серьезным! А вы такой… удивительный…

Шут тоже рассмеялся и подхватил ее, закружил в танце под мелодию, которая звучала у него в душе. Это было так весело, так легко и так естественно, что Шут забыл, кто она… и кто он. Опомнился только, когда Элея вдруг обвила его своими тонкими руками и горячо шепнула в самое ухо: «Ваше Величество, как я рада, как рада, что мы будем вместе!»

Шут внезапно очнулся. Попятился, глядя на нее испуганно. И в этот момент, наконец, запели фанфары, возвещая о прибытии короля. А спустя пару мгновений распахнулась дверь в тронный зал:

– Ваше Высочество, вот вы где! Король будет во дворце через несколько минут! – пожилой советник низко поклонился ей, сверкнув лысеющей макушкой, по краям которой свисали длинные пегие пряди, а потом небрежно кивнул Шуту, который не знал, куда прятать глаза. – Вижу, вы уже познакомились с нашим придворным шутом. Надеюсь, он поднял вам настроение. Патрик, ты был мил с Ее Высочеством?

– О да, господин Пелья, он очень забавен, – по голосу принцессы невозможно было понять, что она чувствует на самом деле, и Шут восхитился выдержкой Элеи. Больше всего на свете ему хотелось упасть перед ней на колени и вымолить прощение – он уже понимал, что сделал нечто непоправимое. Но принцесса уходила, о чем-то вежливо беседуя с советником…

Навсегда уходила из его жизни.

После он неоднократно пытался найти в себе решимость извиниться. И каждый раз что-то его останавливало. Шут сомневался. Он то вспыхивал страстным желанием покаяться и уже почти добегал до ее покоев с цветами, то вдруг решал, будто королеве не нужны его глупые слова. И убеждал себя, что для нее же будет лучше не трогать прошлое…

Но теперь больше не было выбора. И не было времени на сомнения. Только ее холодная ладонь в его руках.

Шут понял, что дрожит. Воспоминания комом подступили к горлу, сердце стучало где-то в самой голове. Он выдохнул, глядя Элее в глаза:

– Ваше Величество… Простите меня! Молю вас… Поверьте, я не желал вам зла, я не хотел над вами посмеяться… – И он сбивчиво, боясь не успеть, боясь не суметь, стал рассказывать ей, как все было на самом деле. Рассказывать о своей радости от ее появления, об одиночестве, о наваждении, которое овладело им на троне короля Руальда. О том, что он всегда был ей предан. Он мог бы рассказать и больше. Он мог вывернуть всего себя, лишь бы она поверила ему… Даже отдать ей свое имя…

Но не пришлось.

Шут увидел, как лицо королевы постепенно утратило каменную непроницаемость, как наполнились слезами медовые глаза. Краешки ее бровей изогнулись кверху, а скулы резко выступили под кожей, когда Элея, стиснув губы, попыталась удержать эти слезы внутри. Но в этот момент она выглядела не слабой, как наверняка думала про себя, а напротив, более сильной, чем когда-либо приходилось видеть Шуту. Сердце у него сжалось в комок при мысли, что именно его жестокость, его глупый проступок стал причиной этой боли.

– Почему, Пат? – в ее взгляде отразилась мука. – Почему сейчас? Ты два года молчал, я была уверена – смеялся надо мной… Ты хоть понимаешь, что ты сделал тогда? Ты… – уголки губ королевы предательски задрожали, когда она захотела добавить что-то еще, но в последний момент передумала и лишь махнула рукою. А потом и вовсе отвернулась, прикрыв лицо ладонью, чтобы он не заметил ее слез, которые все-таки сорвались с ресниц хрустальными бусинами. Шут впервые видел королеву плачущей, и зрелище это было хуже любых ее самых жестоких насмешек.

– Я… Простите меня… Молю вас! – он вновь ступил на шаткий мост, где так трудно подобрать слова. Не ранить еще больше, не оттолкнуть… – Я не смел… Пытался, но… мне всякий раз казалось, сделаю лишь хуже. А сегодня… я просто понял, что не могу больше быть недругом для вас! Только не сейчас… – Шуту вдруг вспомнилась та девица в саду и ее холодные слова. Гнев накатил волной. – Ведь те, кого вы считаете друзьями… им же всем нет до вас никакого дела! Они думают только о себе! – Шута понесло. – И даже Дени нельзя доверять, он верен, как собака, но сам не знает, кому теперь служит. Возможно, лишь советник еще способен думать не только о своей шкуре, – Шут смотрел прямо в глаза королевы, всей своей душой стараясь дотянуться до нее, докричаться. Ведь если она не поймет сейчас, что ей грозит опасность, – все пропало. – У меня плохое предчувствие, Ваше Величество, ужасно плохое, мне аж дышать тяжело от него… А мое чутье никогда меня не подводило. Я боюсь за вас… Прошу, позвольте мне быть рядом с вами! Все время. Я буду спать у вас под кроватью. Я буду доедать из вашей миски. Я лишь дурак, но, если вы позволите, я найду способ защитить вас… хотя бы от насмешек. И от внезапного нападения.

Королева, несмотря на ее железную выдержку, выглядела изумленной до глубины души.

– Патрик… ты ведь даже драться не умеешь, не то что меч в руках держать. Да и… неужели ты думаешь, кто-то посмеет поднять руку на королеву?

– Не знаю, Ваше Величество. Ничего не знаю… Только мои предчувствия всегда сбываются.

Шут говорил истинную правду, ему даже не нужно было приукрашивать свои слова. Так уж повелось еще с детства: грядущие опасности частенько давали о себе знать странным, физически ощутимым предчувствием тревоги. И сейчас ему в самом деле было очень, очень скверно.

Элея вздохнула. Осторожно освободила свою руку из его ладоней, но, увидев умоляющий взгляд Шута, вымученно улыбнулась и вдруг порывисто взъерошила его непослушные волосы.

– Я не сержусь, Патрик… Я верю тебе. Но, полагаю, пока рано трубить в рога. Я дождусь Руальда. Что бы там ни говорил Дени, надо увидеть своими глазами, так ли все плохо. Если да – я сама обращусь к первосвященнику и потребую расторгнуть брак. Не желаю быть фигуркой на чьей-то игровой доске.

Шут с радостью наблюдал, как неуловимо, но совершенно очевидно она с каждым мгновением становится сильнее.

«Все-таки я сделал это… и давно мог бы. Всем было бы лучше… А в тяжелые дни так важно знать, что ты не один. Она теперь знает… Не сломается. Не дождутся!»

Шут почувствовал, как легко ему стало, и даже тревога немного отступила. Он почти взлетел с колен и ослепительно улыбнулся.

– Вы не фигура, вы – Королева! – Легко кувыркнувшись назад, он приземлился на ноги, обернулся и поклонился ей так, что длинные волосы смахнули пылинки с пола. Элея кивнула:

– Спасибо, Пат. Спасибо… А теперь ступай. Мне нужно побыть одной.

Покинув библиотеку, Шут вернулся к себе.

У него было странное чувство, как будто с души сняли тяжелые оковы и она стала легкой, точно перышко…

9

На следующий день он, наконец, почувствовал голод и спустился на кухню – лучшее место, чтобы послушать свежие сплетни.

Одна из кухарок, совсем молоденькая рыжая проказница по прозвищу Перепелка, подала Шуту теплый хлеб и большую миску с кашей, как он любил: в золотистую овсянку, залитую медом, были щедро насыпаны орехи и кусочки сушеных фруктов. Шут с неожиданным для себя аппетитом съел все, не забывая держать уши открытыми. Но в это утро кухарки говорили мало: они тоже были встревожены и не знали, чего ждать от завтрашнего дня. До возвращения короля счет шел уже на часы. Впрочем, кое-что Шут таки услышал – свежие сплетни о Тодрике. Как оказалось, минувшую ночь принц провел в каком-то загородном монастыре. Наивные поварихи набожно закатывали глаза, плетя какую-то ерунду о проснувшемся в наследнике благочестии. Шут едва не подавился кашей, пытаясь не рассмеяться их богатому воображению – это Тодрик-то благочестивый?! Только главная хозяйка кухни, дородная матушка Тарна, хмуро покачивала седеющей головой: она, как и Шут, понимала, что все эти домыслы имеют мало общего с действительностью, но помалкивала, предпочитая держать свое мнение при себе.

Главная повариха была личностью приметной. «Я на кухне родилась, – бывало, с усмешкой говорила матушка Тарна, – на кухне и помру». И почему-то никто в ее словах не сомневался. Лет пятьдесят назад она появилась на свет – и правда едва ли не среди котлов. При них же и выросла, во всем помогая матери, а потом и сама получила место на кухне. Прошла весь путь от чистильщицы овощей до главной поварихи. Ее любили. За разумную строгость, за умение втолковать, что к чему, а главное – за доброту.

После завтрака Шут еще пару часов погулял по Внутреннему городу, но так и не узнал ничего нового. Все говорили только о скором возвращении Руальда да пересказывали сплетни про принцессу тайкуров. Он понял, что большего в этот день не добьется и возвратился к себе. Настроение было скверное, тревога внутри все нарастала, и ничего хорошего он уже не ждал.

Однако на этот раз Шут ошибся.

Едва открыв дверь в свои покои, он увидел на кресле новый костюм. Штаны и куртка были кем-то аккуратно развешены, и одного взгляда хватило, чтобы понять: мадам Сирень в очередной раз создала для него чудо.

Шут снял простой зеленый дублет и ополоснул лицо в умывальнике. Холодная вода освежила его и сделала мир чуточку лучше.

Он подошел к открытому окну и с наслаждением глотнул из бутылки ягодного вина, глядя в густую зелень старого клена, который задевал своими ветвями карниз. Среди листвы были густо разбросаны солнечные блики – словно кто-то усыпал темную крону яркими лоскутками цвета крыльев бабочки-медовницы. Шут любил это дерево и, когда был младше, частенько предавался мечтам, сидя в удобной развилке меж ветвей.

Вздохнув, он поставил бутылку и медленно снял со спинки кресла обнову. Костюм был сшит именно так, как Шуту нравилось: красивый и изысканный, почти похожий на обычную одежду. Если бы только не золотые и алые вставки, придающие наряду нужное настроение, делающие его именно шутовским. И бубенцы. Совсем немного маленьких золотых горошин на рукавах и вороте. Кто их делал, Шут не знал, но эти бубенчики из запасов мадам Сирень больше походили на частицы музыкального инструмента – так они были мелодичны. Шут не спеша переоделся и, сделав сальто назад, с удовольствием отметил, что на первый взгляд узкие и плотно облегающие штаны совершенно не стесняют движений, равно как и куртка с длинными рукавами. Он поглядел на себя в зеркало. Госпожа Иголка была права: выбранный ею цвет ткани и впрямь смотрелся недурно. Шут осторожно поднял левую руку, и бубенчики тихо зазвенели. Он состроил своему отражению смешную гримасу, однако двойник из зеркала не показался ему забавным. Да, женщины находили господина Патрика милым, но сам он так не считал. Шут обладал тонкими чертами лица, едва заметно вздернутым носом и губами, про которые баронесса Летти говорила: «будто всегда ждут поцелуя». Не Руальд, чего уж там… А так хотелось бы иметь более мужественный вид. Особенно теперь, когда в серых его глазах так отчетливо плескалась тревога.

«Я слишком насторожен, это заметит кто угодно. Нужно успокоиться, – он устало сел на кровать и обхватил голову руками. Чувство тревоги вновь накатило с удвоенной силой. – Скорей бы уже Руальд приехал!»

Шут всегда ждал короля с нетерпением, но в этот раз ожидание было приправлено горечью и страхом. Он понимал, что новая их встреча навряд ли закончится дружеской попойкой в королевском кабинете. И не будет Элея, как обычно, обзывать мужа винным кувшином, не будет внимательно слушать его рассказ о путешествии, подперев подбородок изящной ладонью, не попытается выставить Шута из кабинета…

«А что будет? Что нас ждет?»

В коридоре послышались шаги, и кто-то тихо постучал в его покои. Шут встал и решительно распахнул дверь, как будто за ней в самом деле мог оказаться пророк.

– Господин Патрик, велено передать вам послание от леди Ваппа, – мальчик-паж учтиво склонился и вручил ему небольшой конверт, запечатанный каплей воска.

Шут понятия не имел, кто такая эта леди Ваппа, хотя вообще-то знал всех обитателях дворца. Покрутил конверт в руках – странно тяжелый, пахнущий цветочными духами – и ничего не понял. Отпустив мальчика, он закрыл дверь и, опершись на нее спиной, сорвал печать. Внутри был тонкий лист, сложенный вчетверо… и ключ.