Почему-то она кружила возле Анастаса с первого дня его появления в «Опоре Жизни». Его диагноз был всем известен, он считался безнадежным, так что никакой практической пользы от него не было. Анастасу казалось, что она просто ищет его одобрения. Без десяти минут врач как-никак. Без десяти минут, да.

– Ты молодец, Майя, – сказал он. – У тебя какой индекс Гофмана?

– Ноль шестьдесят три, – сказала она.

– Ну здорово. До ноль семи додолбишь, и выпишут тебя отсюда.

– Можно? – спросила Ольга, подошедшая со спины.

– Можно, – ответил Анастас.

Она села рядом с ним, достала растрепанный томик без обложки, наколола вилкой кусок тыквы и замерла с открытым ртом – глаза в книгу.

– Жду – не дождусь, – сказала Майя отодвигая тарелку и принимаясь за ягодный морс. – Вообще не понимаю, как можно получать от этого удовольствие? – она посмотрела на Ольгу.

Ольга, не поднимая глаз, сунула в рот тыкву и вжала голову в плечи, делая вид, что вся она поглощена своей книгой без обложки.

– Вот тебе нравится читать? – спросила Майя.

– Я знаю, что без этого у меня вообще никаких шансов, – сказал Анастас.

– Для меня слова «читать» и «чесать» – одинаковые, – сказала Майя. – Почесушка мозга, скажи? Скорее бы до ноль семи да уехать домой. Я логистиком работаю, в Питерском порту – пропускная способность шесть миллионов «ти-ю» в год!

– Ого, – сказал Анастас.

– Ладно, увидимся, у меня процедуры, – сказала Майя, допив морс.

– Почесушка? – спросила Ольга, поднимая глаза.

– Да. А что? – ответила Майя, моментально подобравшись.

– Ты вся такая рациональная, – сказала Ольга. – Чешешь, если чешется. Глотаешь, если полезно…

– И тебе рекомендую так делать, – ответила Майя.

– А еще ты вынюхиваешь и постукиваешь, – сказала Ольга.

Майя поднялась, одернула спортивную мембранку и пошла относить посуду. Анастас заставил себя съесть тефтелю. Его слегка мутило, в зеркале утром он долго рассматривал обложенный язык. Ольга отложила книгу и посмотрела на Анастаса.

– У тебя заколка из вилки? – спросил он.

– Что? – смутилась Ольга, положив руку на волосы.

– Заколка, говорю… Как у тебя получается согнуть? Они же ломкие.

– Да. На ночь оставляешь в воде, а утром гнешь, как тебе надо, – быстро сказала Ольга, обегая глазами лицо Анастаса. – Только тебе ведь не надо.

– Точно. Что читаешь?

– Тебе разве интересно? – спросила Ольга, спрятав книгу под стол.

– Ну… Я лечусь. Надо читать.

– Ага, читать, – она сунула тефтелю в рот и сказала. – Пфо топофы и пилы…

– А что тут такого?

– Ничего.

– Какая разница, что читать?

– Никакой.

Анастас отодвинул тефтели и взялся за витаминный салат. Еда казалась пресной и унылой, словно он жевал какой-то муляж или даже протез еды. Остро захотелось чего-нибудь настоящего, живого. «Играет настой черешен!»

– Мне понравилось то стихотворение, которое ты сегодня пересказывала, – сказал Анастас.

– Да ну? – удивилась Ольга. – Там даже ни одной табуретки нет. Не говоря уже о рамах.

– Ничего этого не было в стихе. Ни Цыганской Невесты в монисто, тыкву в фонтан тоже никто не кидал. Да там и фонтана не было.

– Не говори больше: «в стихе», ладно? – поморщилась Ольга. – Что же до мониста и прочего… Было там всё. Было. Хороший поэт как бы стоит внутри комнаты, где идет сказочное представление. И он открывает нам штору, чтобы мы тоже могли посмотреть.

– Кому это – нам?

– Нам всем. Умникам и дуракам, которые стоят возле окошка на морозе.

Ольга захрустела огурцом и снова достала книгу из-под стола. Перед их столом появился рыжий Тикиляйнен с подносом. Не дожидаясь приглашения, он сел напротив Ольги и протянул ей свой стакан морса.

– С праздником, – сказал Тикиляйнен, шумно принимаясь за еду.

– Спасибо, чувак! – улыбнулась Ольга.

– А какой сегодня праздник? – спросил Анастас.

– Молчи, Герман! – сказала Ольга Тикиляйнену. – Сегодня день лечебного стиха.

Анастас встал, собрал тарелки на поднос и пошел к выходу. В своей комнате он принял душ и умылся. Наручный браслет мягко зазвенел и показал закольцованный мультик с детишками, радостно прыгающими вокруг песочницы. Для тех, кто умел читать, ниже было написано крупными буквами: «ПРОГУЛКА».

Миновав внутренний двор, Анастас оказался в большом старом парке. Свободных самокатов не оказалось, так что он пошел прогуливаться пешком. За два месяца своего пребывания в «Опоре Жизни» он так и не исследовал парк до конца. Анастас дошел до небольшого пруда, затянутого тонкой коркой льда. Подо льдом различалось темно-серое дно, усыпанное бронзовыми дубовыми листьями и черными желудями. Над водой с тихим стрекотом висел больничный квадрокоптер, бдительно следя, чтобы никто не полез купаться.

На противоположной стороне расхаживал Пророк. Нога у него не гнулась, походка его была похожа на перемещение циркуля «козья ножка». Рядом с ним послушно шел какой-то низенький толстячок, которому Пророк навешивал свою марсианскую лапшу целыми половниками. Анастас торопливо отошел от пруда и двинулся по садовой дорожке в сторону кирпичной башенки, которую он заприметил еще вчера, но не успел как следует разглядеть.

Башня оказалась высокой, шестигранной, сложенной из замшелого кирпича. Дверь была намертво заколочена, ближайшее круглое окно слепо смотрело на мир с высоты в два человеческих роста. Под крышей виднелась надпись, выложенная из желтого кирпича: «1826». Почти три века башенке. Анастас обошел кругом, пытаясь понять, для чего она предназначена. Ее явно строили не один день и даже не один месяц, вдумчиво поднимая стены, сводя дверной проем крутой кирпичной аркой, выкладывая совершенно ненужные, но красивые ниши.

Пророк вон гоняется то за демонами, то за инопланетянами, а тут вот прямо под носом торчит строение, возведенное совершенно чужим разумом.

Анастас миновал башенку и углубился в парк. Шел он долго, пока не уткнулся в высокую сетчатую ограду, заросшую жесткими кустами с мелкими сиреневыми цветочками. На бетонном парапете ограды стояла банка от пастилы «Нямла Тройной Взрыв Вкуса», в баночке лежали раскисшие окурки. Анастас пошел обратно к корпусу. На подъездной дорожке его догнал Тикиляйнен на самокате. Он сунул Анастасу свернутый клочок бумаги и умчался дальше. За ним тревожно барражировали два квадрокоптера – рыжий обормот был под особым присмотром.

Анастас развернул клочок бумаги и прочитал, с трудом разбирая стремительный почерк:

Анастас! Извини, если обидела тебя на обеде. Приглашаю тебя на мой день рождения. Сегодня в 23:00, после проверки, в библиотеке. Не бойся дежурного – с ним обговорено. Надень фрак. (Шучу). Записку эту съешь. (Тоже шучу).

А может, и нет.

Ольга

Анастас миновал коридор и тихо спустился по двум пролетам лестницы. Библиотека «Опоры Жизни» располагалась в подвале. Дверь оказалась не заперта. Анастас вошел в библиотеку, мысленно радуясь, что разминулся с дежурным. Верхний свет был выключен, горели только маленькие лампы над читальными столами. В библиотеке он был совершенно один. «Шутка!» – рявкнуло в голове у Анастаса. – «Юмористы!»

– Чего стоишь? – спросил его голос из-за спины.

Анастас, вздрогнув, обернулся. На маленьком диване около стены сидел дежурный, сложный и вредный дед, бывший мичман-подводник по прозвищу Мухоморыч. Он сделал сложный жест рукой, вероятно, открывая какую-то программу в нейте, и сказал:

– Я вас по браслетам всех вижу, сукиных детей. Все уже пришли, одного тебя где-то носит.

– Я… просто…

– Я тоже не сложно, – оборвал Мухоморыч. – Иди в подсобку, там они.

В подсобке было тесновато от книжных стеллажей. Кто-то поставил на пол туристический фонарь, который светится после встряхивания, и казалось, что горит маленький костер. Вокруг фонаря, скрестив ноги по-турецки, сидели Ольга, Тикиляйнен и неизвестная Анастасу женщина в одежде персонала. Пророк, у которого одна нога не гнулась, подпирал стеллаж.

– Добрый вечер, – сказал Анастас. – С днем рождения, Ольга.

Он неловко вытащил из кармана пластиковую трубочку от пентазина, внутрь которой ему с большими предосторожностями удалось вложить три сиреневых цветочка, найденных в парке во время прогулки.

– Ой, спасибо тебе! – обрадовалась Ольга, вскочила, переступила через фонарь и поцеловала Анастаса в щеку.

– Ого, ловкач! – уважительно сказал Тикиляйнен. – А я, главное, тоже видел растительность эту, но не смикитил!

– Так. Германа ты знаешь, Пророка тоже. А это – Софья. Она работает в столовой.

– Очень приятно, Анастас.

– Она – жена Мухоморыча. Типа наш агент у свояков, – пояснил Тикиляйнен.

Софья достала из-за спины небольшую коробку, поставила ее рядом с фонарем и открыла. В коробке оказался нарезанный на аккуратные ломти пирог. Рядом с коробкой Софья поставила термос и четыре пластиковые чашки.

– Вот, Ольга, ребята, – сказала Софья. – Это лимонный пирог и кофе. Оленька, дорогая, с днем рождения тебя!

– Спасибо, Софочка! – обрадовалась Ольга. – Налетай, ребята! Этот лимонник стоит того, чтобы съесть его горячим!

Софья разлила кофе по чашкам и протянула куски пирога Анастасу и Пророку, а Тикиляйнен схватил пирог сам. Лимонник действительно оказался очень вкусным, и Анастас подумал, что это первая за месяц еда, которую он съел с аппетитом. Тикиляйнен достал из кармана маленькую пластиковую фляжку и протянул ее Ольге:

– С днюхой еще раз! Будь счастлива!

– Это что? – удивилась Ольга.

– Чистейший медицинский спирт! – с гордостью сообщил Тикиляйнен. – Смиксованный с чистейшей водой из-под крана один к одному!

Фляжка пошла по кругу и каждый сделал из нее маленький глоток. Пророк подошел к Ольге сзади и опустил ей на голову шапочку, сделанную из фольги. Сверху эта шапочка сходилась в длинную пипку, так что вся конструкция была похожа на богатыский шлем.

– С днем рождения, Ольга, – сказал Пророк. – Хотел бы я сказать, что это вот мое личное изобретение, так не скажу – умные люди до меня изобрели. Самая надежная защита от мозговых лучей, самая!

– Спасибо, Пророк, – сказала Ольга, поднялась и поцеловала старика. – Я, конечно, во всю эту херню с мозговыми паразитами не верю, но буду иногда надевать.

– Не верь, – разрешил растроганный Пророк. – Она всё равно сработает как надо.

Глаза привыкли к полутьме, и Анастас понял, что стеллажей тут гораздо больше, чем в основной библиотеке. И все они были плотно забиты книгами. В воздухе витал сладковатый запах бумажной пыли.

– Тут очень много книг, – сказал Анастас. – Почему их не выставляют в библиотеку?

– А зачем? – спросил Пророк.

– Ну не знаю… Их же зачем-то печатали?

– Тех уж нет, для кого их печатали, – грустно сказал Пророк. – Как в тридцать восьмом мозгового паразита придумали, так и стали вымирать…

– Таких, как мы, на Земле осталось чуть больше половины процента, – сказала Ольга и потрясла фонарь, чтобы горел поярче. – Раньше слепых было больше.

– Зато теперь нет слепых, – сказал Анастас. – С помощью TALCH могут видеть даже слепые от рождения.

– Зато теперь есть мы, – мягко сказала Софья.

– Не скажу за всех, но лично мне было очень хорошо в том мире, где меня теперь нет, – сказал Анастас, почувствовав, что у него покраснели от злости уши. – Я общался, развлекался… Да и черт бы с ними, с развлечениями этими! Я учился на врача! Хочу быть врачом, хочу спасать людей! И я прорвусь обратно, мне тут плохо!

– А я хочу удалбываться нейт-стаффом, – сказал Тикиляйнен. – Человек рожден для счастья, мне в прошлый раз даже Марфа говорила.

– Мозговые паразиты! С Марса ли, из ада ли… Вот я сейчас расскажу…

– Подожди, Пророк, постой! – сказала Ольга.

Она подошла к Анастасу близко-близко и посмотрела на него снизу глубокими черными глазами. Ни одна девушка не приближалась к нему так. Ни одна девушка не смотрела на него так. Он чувствовал ее дыхание, запах, даже тепло ее тела. У него, конечно, были виртуальные подружки, с которыми он пынькался в нейте, но именно так, именно пынькался, забавлялся. В Ольге было что-то исконное, от Евы. Что-то от той кирпичной башни, которую складывают на столетия. Совсем некрасивая, не его типа, шапочка эта идиотская из фольги, брови такие густые, что едва не срастаются… Но желанная до дрожи, до искр из глаз, до собачьего скулежа…

– Анастас, есть только человек, – прошептала Ольга. – Остальное – наносное, финтифлюшки. Вы пьете стихи, как витаминки, улучшающие мозговую перистальтику, а ими воскрешают мертвых.

– Столько пафоса, – пробормотал Анастас. – Меня сейчас стошнит.

Ольга встала на цыпочки и поцеловала его в губы, долго, жарко.

– А теперь? – спросила она.

– Этот новенький просто жжот! – возмутился Тикиляйнен. – Только апнулся, а уже обрисовали!

– Он придет к нам, придет, – сказал Пророк. – Да будет проклят прогресс!

– Прогресс не остановить, – сказал Анастас.

– А вот и нифига! Остановить! – вскочил Тикиляйнен. Он выхватил из кармана пластмассовую вилку и взмахнул ей, как волшебной палочкой. – Налагаю на прогресс заклятие мороженой улитки! Пынь!

Фонарь едва тлел, так что можно было и не закрывать глаза. Ольга читала стихи тихо-тихо, едва слышным шепотом, но от ее голоса приподнималась штора в той самой комнате, за окнами которой шел праздник. Анастас видел высокий холм, заросший оливковыми деревьями, но вытоптанный на плоской вершине. Деревья клонились ветвям к поверхности небольшого пруда, рядом с которым была выстроена башенка с цифрами «1826» под деревянной крышей. Окончилась похоронная служба, из часовни расходились люди, одетые в длинные плащи. А на крыше часовни, равнодушный к суете людей вращался флюгер. Вращался денно, вращался нощно, вращался вечно…

Он проводил ее до комнаты и поймал за руку, когда она открыла дверь. Ольга обняла его, потом оттолкнула:

– Завтра, – сказала она. – Завтра…

Ольга не появилась на завтраке и не пришла на занятия. Ее не было на обеде и на прогулке. Она не появлялась в библиотеке и на ужине. Ее комната стояла пустой и открытой нараспашку, как при обыске. Тикиляйнен ничего не знал. Пророк ничего не знал. Софья рассказала, что за ней приезжала полиция.

Целый месяц Анастас читал стихи и до боли в голове пытался заглянуть в то окошко, которое Ольга открывала не только для себя, но и для других. Иногда ему удавалось ухватить сказку за пестрый хвост, но чаще он видел что-то вроде запыленного склада, забитого никому не нужным хламом.

Через месяц он прошел тестирование и набрал ноль целых тринадцать сотых балла. Он был признан абсолютной и неисправимой бестолочью.

Парни из новеньких поставили пластмассовую кадку посреди столовой. Мухоморыч притащил мешок модифицированной почвы и засыпал кадку до половины. Явилась предпраздничная Марфа, посадила в кадку шишку и наложила на нее заклинание Гулливера. Ёлка проклюнулась через минуту и пошла в рост с такой скоростью, что хруст стоял. Вылили шесть ведер воды, пока она не уперлась в потолок.

Анастас сидел в кресле и смотрел за окно, где сеялся с неба ледяной дождь, под которым раскисали дорожки и медленно, но верно умирал снеговик. Где-то там, в сыром парке, стояла непонятно для чего сделанная башенка. И она будет стоять так еще три сотни лет. И никакой флюгер ей не нужен.

На его коленях лежали пять конвертов.

Первое письмо извещало уважаемого г-на Клиента(тку) о том, что Страховая Компания (далее CK) предлагает Клиенту(тке) перейти на самостоятельную оплату своего пребывания в реабилитационном центре «Опора Жизни», поскольку долг CK перед Клиентом(ткой) будет окончательно погашен 10 января следующего года. С уважением, здоровья Вам и счастья!

Второе письмо было от мамы. Анастас решил открыть его последним, потому что прекрасно понимал, что в нем увидит.

Третье письмо было от Тикиляйнена. Даже не письмо, а открытка с изображением угрюмого здания и припиской: «Колония «Новый Путь». Мы перековываем людей!»

Четвертое письмо было от доктора Н. Э. Вокина.

Добрый день, Анастас.

Я наводил о тебе справки и выяснил две вещи. Первую – что ты упорствуешь в своем безумии. Вторую – что денег у тебя больше нет. Поэтому делаю предложение, на которое согласишься только ты. Мой коллега, доктор Мотидзуки, разработал методику, позволяющую провести операцию полной замены TALCH. На моделях всё отработано отлично, но на живом человеке – сам понимаешь…

Если всё получится – получишь назад свой трансмиттер, а Мотидзуки получит мировую славу. Если же не получится, то терять тебе всё равно больше нечего. Билеты заказаны, приезжай.

Н.Э.В.

Пятое письмо было от Ольги. Анастас не открыл его в этот Новый Год, не открыл его в тот день, когда сел в поезд до Владивостока. Не открыл его, сидя в самолете, летящем в Токио. И в Токио, перед операцией, он не открыл его тоже, решив для себя прочитать письмо, когда всё закончится. Или не прочитать вовсе.

Она сидит на лавочке в жидкой тени масличного дерева, ствол которого больше похож на порождение животного, а не растительного мира. Раздолбанный автобус приезжает сюда трижды в день. Выходят редкие пассажиры, которых она выучила наизусть. Водитель в белоснежной рубашке отправляется пить кофе, а его автобус еще долго кряхтит, фыркает и поскрипывает.

Приходит рыжая собака, вываливает язык, ложится неподалеку от нее. Она снимает туфли и гладит собаку ногами. Им обоим это нравится.

Она смотрит на часы, висящие над автобусной остановкой, такие же старые, как и всё вокруг. В колышущемся мареве показывается синяя морда автобуса с надписью «ALSA» на лбу. Он доезжает, останавливается и открывает двери.

Из него выходят две старушки в черном. Юная девушка в огромных наушниках. Прямой как жердь дед с маленькой собачкой в руках.

И когда она встает, понимая, что день опять прошел впустую, из автобуса выходит парень, слишком бледный для местного климата.

От горной часовни доносится полуденный звон.

В полном безветрии начинает вращаться флюгер.