Глава вторая

Колючий ветер проникал за шиворот и заставлял Махоркина втягивать голову в плечи. Торопясь на место происшествия, он забыл надеть шарф. Замёрзшая в воздухе взвесь моментально впилась ему в шею иголками, как только он вышел из машины. Подойдя к телу, следователь поёжился, но не от холода. Представшая его взору картина была и ужасна, и прекрасна одновременно. На покрытой изморозью дорожке в неестественной позе лежала девушка. Красивое лицо не было тронуто падением, казалось, что девушка спит и только ярко-красное пятно крови, растекшейся по заснеженному асфальту, свидетельствовало о несчастье.

– Как будто сломанная кукла, – Лена Рязанцева не понимала, почему никак не может оторвать взгляд от этой страшной картины. Но что-то было в этой позе, в этих скрещенных руках, в развевающемся на ветру кринолине, и таком красивом спокойном лице, прикрытым нежной вуалью фаты, завораживающе прекрасное.

Махоркин посмотрел вверх. Окно шестого этажа оставалось открытым.

– Пойдёмте лучше в квартиру, посмотрим, что там, здесь кажется всё ясно.

– Я с вами. А то задубел уже тут крутиться, – судмедэксперт Волков фамильярно подмигнул Рязанцевой и, обогнав Махоркина, демонстративно распахнул перед девушкой дверь подъезда, склонившись в реверансе.

– Позёр, – процедил сквозь зубы следователь, гневно сверкнув глазами в сторону эксперта.

Пропустив Рязанцеву вперёд, Волков заскочил внутрь проёма вслед за ней. Туго натянутая пружина тут же с грохотом захлопнула дверь перед носом Махоркина.

– Вот же гад! – вслух выругался Махоркин и зло дёрнул за ручку.

Лифт долго гудел где-то наверху, нехотя спускаясь и бряцая на каждом этаже всеми своими металлическими внутренностями.

– Словно с того света едет, – Лена нетерпеливо нажимала на кнопку, будто надеясь, что лифт от этого начнёт двигаться быстрее, – пешком бы уже на месте были.

Наконец кабина доехала до первого этажа, и двери распахнулись. Весь пол лифта был усыпан лепестками белых и красных роз и, собравшаяся было войти, девушка замерла на месте. То, что предстало её взору, словно повторяло ту картину, которую она только что видела на улице – растекающейся по снегу крови.

– Нет, не могу, – Лена отступила и направилась к лестнице.

Махоркин всё понял и последовал за помощницей.

– Подумаешь, какие мы нежные, – скривился в ухмылочке Волков и шагнул в кабину.

Площадка шестого этажа была украшена красными шарами в форме сердечек, на стене висел плакат с надписью: «Жених, посмотри налево! Там живёт твоя королева!». Дверь в квартиру, где жила погибшая девушка, была открыта, и из неё доносились приглушённые звуки причитаний.

Предсвадебное убранство квартиры и произошедшая в ней трагедия настолько не соответствовали друг другу, что вызывали у каждого входящего в это помещение внутренний протест. Хотелось сорвать все ленточки, сердечки и цветочки, но никто из присутствующих не решался на это. Народа в квартире было много. В просторной гостиной сидели и стояли какие-то люди, не то гости, не то любопытные соседи.

– Можно мне поговорить с хозяевами квартиры? – не понятно к кому обращаясь, спросил Махоркин.

– А их нет, – тихо произнесла, одетая в длинное коралловое платье, девушка. Её пепельного оттенка волосы были красиво завиты в мелкие кудряшки. Девушка сидела в группе столь же нарядно одетых подружек, лица которых были испачканы размытой слезами косметикой.

– А вы кто? – глядя на неё в упор, спросил следователь.

– Марина. Марина Петрова, – слегка запинаясь, пролепетала девушка и поднялась с дивана. – Я свидетельница.

– Происшествия? – усмехнулся Волков.

– Игорь Ильдарович, пройдите в комнату невесты и постарайтесь там максимально применить ваши профессиональные способности. А мы пока здесь попробуем обойтись своими силами.

– Понятно, – насмешливо глядя на Махоркина, ответил Волков и вышел из гостиной.

– Так где же хозяева? – Александр Васильевич повторил свой вопрос, обращаясь к заплаканной девушке.

– Арнольдину Степановну увезла «Скорая», Александр Евгеньевич уехал вместе с ней.

Лена вплотную подошла к Махоркину и шепотом произнесла:

– Александр Васильевич, наверное, нам надо сначала представиться.

Махоркин на секунду смутился, но тут же исправил свой промах:

– Ах да, я забыл представиться. Старший следователь Махоркин Александр Васильевич. А это моя помощница – Рязанцева Елена Аркадьевна. Нам нужно поговорить с теми, кто стал свидетелем этого происшествия или может что-либо сказать по существу дела. Кто был с невестой в момент происшествия?

Казалось, официальный тон следователя привёл собравшихся людей в чувство, они прекратили всхлипывать и утирать носы, их лица стали серьёзными и озабоченными.

– Никого. Вернее, мы с девчонками были в комнате, но Катя вдруг попросила всех выйти и оставить её одну, а через пять минут в квартиру вбежал вот этот мальчик и сказал, что Катя разбилась, – Марина Петрова показала на мальчика, который испуганно прижимался к сидевшей в кресле пожилой женщине, и слёзы вновь чёрными струйками потекли по её лицу.

– А где жених? – удивлённо спросила Лена и огляделась, в комнате не было ни одного подходящего по возрасту мужчины.

– Он там, на кухне, – растеряно пролепетала свидетельница.

– Лена, пообщайтесь с девушкой, а я поговорю с мальчиком, – Махоркин присел рядом с Юркой. Мальчуган дрожал, как лист на осеннем ветру, положение не спасала даже находившаяся рядом с ним бабушка.

– Юра, расскажи, что ты видел?

– Она ша… шагнула из окна и полетела вниз, а потом бах и всё. Я по… подошёл, а она не двигается, – мальчик слегка заикался.

– Она сама шагнула? Ты не видел, может кто-то был рядом с ней в тот момент, когда она сделала этот шаг?

– Кажется, не было никого. Мне плохо было видно.

– Хорошо, а что было дальше?

– Ну, я испугался и побежал наверх. Арноб… Арнольб… – мальчик никак не мог выговорить сложное имя матери погибшей девушки. Сделав последнюю попытку, он выдавил из себя замысловатое имя, смешно исковеркав его: – Арнобльдина Степановна была в коридоре. Я ей сказал, что Катя упала, она побежала в комнату, а я по..пошёл домой. Я только услышал, как она закричала. Больше ничего не знаю. Дома рассказал всё бабушке.

Антонина Петровна прижала к себе внука и произнесла:

– Можно мы пойдём? Напуган мальчонка, разве не видите, да и не кормлен ещё. Мы же сразу сюда пошли, чтоб как-то поддержать, утешить, всё-таки соседи.

– Хорошо, идите, – Махоркин потрепал мальчика по голове и повернулся в сторону помощницы.

Лена закончила беседовать с подругами невесты и вопросительно посмотрела на начальника.

– Ну что, настало время познакомиться с женихом.

Кухня, заставленная банками с соленьями и всякой снедью, казалась малопригодным местом для допроса. В глаза Рязанцевой бросилась смешная рожица отпечатанная на крышках с надписью «Капитан припасов». За покрытым цветной клеёнкой столиком, подперев руками голову, сидел юноша. Сквозь растопыренные пальцы клочьями пробивались чёрные, как смоль волосы. Перед ним стояла бутылка водки и гранёный стакан. То количество содержимого, которое едва покрывало дно бутылки, свидетельствовали о том, что парень основательно пьян. Рядом стояли оперативники. Махоркин пожал обоим руки и, кивнув в сторону парня, спросил:

– Что говорит?

– Да что он может сказать в таком состоянии.

Парень замычал и попытался оторвать руки от головы, но спутавшиеся космы, помешали ему это сделать, и он с силой дёрнул головой. Руки, освободившись, с грохотом стукнулись о стол, следом на них повалилась и голова. Почти в ту же секунду парень захрапел.

– Хорош жених. – В голосе Рязанцевой слышалось отвращение.

– Вообще-то, парня понять можно, у него невеста погибла. Свадебный картеж подъехал к дому почти одновременно с нами. Можно сказать, что мы стали невольными свидетелями его реакции на случившееся. Честно говоря, зрелище было не для слабонервных, – оперативник Олег Ревин с укором посмотрел на молодую женщину.

Олега Махоркин знал давно и испытывал к нему симпатию. Было непонятно, как этому, внешне очень жёсткому, мужчине при его работе удаётся оставаться таким тонко чувствующим и сопереживающим чужому горю человеком.

– Всё равно. Не люблю, когда горе пытаются утопить в алкоголе, – попыталась оправдаться Лена. – Зачем же вы позволили ему напиться до такого состояния?

– Он всё равно ничего не мог сказать, – включился в спор второй оперативник Виктор Котов, – думали, примет на грудь, выйдет из шока, можно будет побеседовать, а он всю бутылку уговорил, а в себя так и не пришёл. Да и теперь непонятно, в каком он состоянии.

– Понятно в каком. В никаком. – Лена чувствовала, что не права, но уступать не хотелось. – И что нам теперь с ним делать?

– Пусть проспится сначала, – Махоркин решил примирить спорящих. – Пойдёмте. Надо осмотреть комнату невесты.

В комнате Кати Огородниковой было холодно и, несмотря на идеальную чистоту, как-то неуютно. У раскрытого настежь окна курил Волков. Его огромные, малинного цвета уши, от мороза казались мраморными. Красная кепочка, которую эксперт носил круглый год независимо от погодных условий, меняя только направление козырька, явно проигрывала им по яркости. Кепку Волков считал своей визитной карточкой. Летом козырёк был повёрнут назад, а сейчас торчал вперёд, и в профиль худощавый парень напоминал дятла. Когда в комнату вошли Махоркин и Рязанцева эксперт выбросил сигарету в окно и изрёк:

И этой белой ночью – к тебе я убегу,

Туда, где небо в звёздах – решит судьбу мою…

– Пушкин? – не удержалась от насмешки Рязанцева, – видимо, что-то из раннего.

– Моё, из позднего, – Волков принялся растирать замёрзшие уши.

– Ваше? Так это не вы ли написали про изумрудный город? Ах, нет, тот Александр. А вы, извиняюсь, под каким псевдонимом печатаетесь?

– Не придумал ещё. Может ты чего подскажешь?

– Коразон, – встрял, до этого молчавший, Махоркин.

– Чего? – опешил Волков. – Какой ещё коразон?

– Не знаю. В рекламе слышал. Слово звучное, непонятное и бессмысленное. По-моему, для псевдонима в самый раз.

– Коразон – это известный косметический бренд, – Рязанцева моментально уловила иронию в словах начальника. – Выпускают лак для ногтей.

– Странное название для косметической фирмы, слово какое-то корявое, таракана напоминает, – Махоркин явно ёрничал.

Лена впервые за весь вечер улыбнулась:

– Вообще-то в переводе с испанского означает, кажется, сердце.

– Тогда не подойдёт, – с деланной грустью резюмировал Махоркин, – давайте вернёмся к делу. – Игорь Ильдарович, вам удалось обнаружить что-нибудь интересное?

– Что тут интересного? Вот окно, вот стул, поднялась, шагнула вниз и полетела. Снял, конечно, отпечатки, где было возможно, но вряд ли это изменит картину случившегося.

– А конфеты? – Лена указала на открытую коробку. На крышке тёмно-красного цвета красивыми буквами было написано «Вишня в шоколаде», внутри в ячейках золотистой формы лежали конфеты. Больше половины ячеек были пустыми.

– Конфеты? – дыхнул эксперт горьким запахом выкуренной сигареты в лицо Рязанцевой, вплотную приблизившись к ней. – Конфеты, наверное, вкусные.

Он вытащил одну из ячейки и быстро отправил её себе в рот.

– Келё уэр! – воскликнула Лена по-французски и, с отвращением взглянув на Волкова, отошла в сторону. – Мародёр!

– Ой, ой, ой, ещё пришейте мне сокрытие улик или уничтожение вещдоков. Я эксперт, провожу исследование, а каким способом я это делаю, пусть вас не волнует. Считайте, что тестирую на себе, – натянув на руку перчатку, он сгрёб оставшиеся конфеты в целлофановый пакет и вложил в свой кейс. Туда же отправилась и коробка.

– Кто не успел, тот опоздал, – подмигнул Волков Рязанцевой. – Как это будет по-французски?

– Декутон. Жё не мар де туа.

Махоркин удивлённо посмотрел на помощницу:

– Ваш французский пополнился новыми словами?

– Уи. Се ля ви.

Волков закрыл кейс и, перебросив через плечо фотоаппарат, отрапортовал:

– Ну ладно, мне тут больше делать нечего. Всё сфотографировал, отпечатки снял, поеду в лабораторию, посмотрю, что в этих конфетках, может отрава какая. Доложу. Бывайте.

– Ну что, давайте осмотрим помещение и представим, что здесь могло произойти. У вас есть какие-нибудь версии? – обратился Махоркин к помощнице после того, как дверь за судмедэкспертом закрылась.

– Даже не знаю, – Лена огляделась, – если девушка совершила суицид по доброй воле, значит, на то должны быть причины.

– Какие причины могут быть у молодой красивой девушки? Что-то не верится. Сдали нервы перед свадьбой?

– Подруга говорит, что Катя была весёлой. Даже традиционный плач перед зеркалом после неудачной попытки закончился взрывом смеха. Затем она сказала, что хочет побыть одна и попросила всех выйти.

– Весёлой? За минуту до самоубийства? Разве так может быть?

– Может, – лицо Лены стало строгим, – у нас в классе училась девочка Ира Позднякова, которая дружила с мальчиком из соседней школы, фамилию не помню, звали Ромкой. Мальчишка красивый был, а Ирка – она такая… Со странностями, в общем. Но он почему-то выбрал её. Если честно, все мы удивлялись, уж больно разные они были. Повстречались они месяц где-то, и вдруг этот Ромка стал избегать свою подругу. На звонки не отвечал, школу нашу обходил стороной. Ирка с ума сходила. Караулила его после уроков, обрывала телефон, но всё безрезультатно. Однажды на дискотеке она бросилась к его ногам и при всех стала рыдать и объясняться в любви, умолять, чтоб он её не бросал. Это было ужасное зрелище, я тогда впервые подумала, что любовь может быть уничижительной. Мы с ребятами стояли рядом и не знали, как реагировать. Тогда Ромка сжалился над ней. На какое-то время отношения их возобновились, но насиловать себя, притворяясь влюблённым, долго не смог и вскоре вновь дал ей отставку.

Лена замолчала и как будто погрузилась в себя. Махоркин с интересом наблюдал за выражением лица девушки, пытаясь угадать ход её мыслей:

– Интересная история, но какое отношение она имеет к нашему случаю?

– Я встретила её. В тот день у меня были занятия по музыке. Когда я выходила из подъёзда, она шла мне навстречу, вся воздушная, счастливая, такой я её давно не видела. Быстро бросив в мою сторону: «Привет», она проскользнула в подъезд. Больше я её не видела. Никогда. После занятий с репетитором, я пошла к подруге и пробыла у неё допоздна. Когда вернулась домой, мама сказала мне, что какая-то девушка выбросилась с крыши нашего дома. Я сразу поняла, кто это.

– Несчастная любовь? – задумчиво произнёс Махоркин. – Надо бы поговорить с этим горе-женихом, когда в себя придёт, конечно. Хотя состава преступления нет и оснований для возбуждения уголовного дела тоже.

В ту же секунду он почувствовал, как внутри начала подниматься тревожная волна. Он знал, что это. Внутреннее чутьё подсказывало – что-то здесь не так.

– А доведение до самоубийства? Разве не основание?

– Пока что фактов кого-то в чём-то подозревать у нас нет. Надо собрать больше информации о том, что происходило в этом доме в последнее время, а, в особенности, в последние часы. Как складывались отношения девушки с женихом, подругами, родителями, соседями. Кстати, почему у неё фамилия не Теличкина, как у родителей, а Огородникова?

– Это не настоящий её отец, это отчим.

– Значит надо разыскать настоящего и поговорить с ним. Заодно выяснить, не было ли у них в роду людей страдающих психическими заболеваниями. Это огромная и кропотливая работа, как видите.

– Ну и что? Человек погиб, и мы должны найти виновного.

– Я в вас не сомневался, партнёр. А ещё хотела уволиться? Вот, что бы я без тебя делал? – Махоркин осёкся. – Без вас…