Я включила газ под сковородкой, на которой три дня назад жарила сосиски и не помыла с тех пор. Смешала яйца, хумус, скисающую сливочно-чесночную заправку от какого-то заказанного и съеденного неделю назад блюда, два вида сыра, завалявшихся в холодильнике. Пожарила все это на немытой сковороде. И съела. Тарелку чистую я все-таки достала из посудомойки. А вот лезть за приборами было лень. Поэтому я случайно найденной столовой ложкой размешала кофе и этой же ложкой разбиралась с едой. Я не_хорошая хозяйка.
Очень долго я была хорошей девочкой. Хорошие девочки должны соответствовать определенным критериям. Дружить только с такими же хорошими девочками. Строить только хорошие отношения с хорошими же мальчиками. В моем случае критерии хорошести были определены мамой. В основном это то, что было для нее так или иначе удобно. И то, что было передано ей от ее семьи, с учетом того культурно-временного контекста.
Удобно, когда дочка «любит читать»: все время дома, под контролем, на улице с ней ничего «плохого» не случится, в «плохую» компанию не попадет. Удобно, когда дочка «честная и никогда не обманывает»: на беспощадный контроль у мамы будет уходить меньше сил. Удобно, когда дочка трудолюбивая и тяготеет к домашнему хозяйству. Удобна целомудренная дочка: «не принесет в подоле», не будет «позора семье», не будет «лишних проблем». Хороший мальчик должен как минимум «не пить, не курить, цветы дарить, зарплату отдавать» и строить только серьезные отношения – так, чтоб сразу замуж, на всю жизнь. Тоже в общем-то удобно – все спокойно, все под контролем.
Так я себя и презентовала – хорошая девочка – честная, верная, целомудренная, замуж на всю жизнь, хорошая хозяйка, люблю готовить и заниматься уборкой, люблю читать, не пью, не курю.
Но это все не правда. Я не_хорошая. Я совсем другая. И сейчас кусочек за кусочком отваливаются навешенные рамки хорошести и открываются мои настоящие качества и проявления.
Шоком для меня было, когда я вдруг осознала, что читать-то я не люблю. Вообще. Совсем. Но я использую чтение как инструмент – читаю профессиональную литературу по мере необходимости. Хотя раньше чтение было основным «развлечением».
Хозяйка из меня тоже не очень. Уборку я не люблю. Готовку тоже. Могу не мыть пол несколько месяцев. Но зато когда навожу порядок – для меня это ценно. Это то, что для меня важно в тот момент, и я это делаю. А в остальное время, значит, не важно, значит, важнее что-то другое, а не пыль и посуда.
С трудолюбием тоже какой-то косяк вышел. Не люблю я работать. Люблю заниматься тем, что мне нравится, что интересно, что важно и значимо, на что сейчас есть силы и желание, от чего огонь внутри или наоборот текучая расслабленность. А работать – нет, не люблю.
Замуж на всю жизнь тоже оказалось мифом. Иногда хочется просто потрахаться.
Абсолютная честность в отношениях со всеми оказалась вредной для жизни. Теперь я предпочитаю честность в отношениях с самой собой.
Я не_хорошая. Но я живая и настоящая.
Я люблю и делаю то, от чего я испытываю радость и удовольствие, то, что важно для меня. А не то, что вписывается в рамки хорошести. И я могу быть искренней и открытой в этой своей не_хорошести и естественности, а не прятаться за маску искусственной «хорошести». А еще «что такое хорошо» можно определять для себя самостоятельно – это внутренняя система ценностей.
В этом направлении еще есть куда двигаться. Есть трудности – бывает сложно различить, где маска, а где кожа, где мое, а где чужое, что действительно выросло изнутри, а что наросло извне. Бывает сложно не сломаться, не пойти по старому пути, не стать снова удобной, мертвой царевной в гробике хорошести, а остаться собой, живой, настоящей. Особенно сложно с близкими, которые привыкли к гробику и не готовы видеть живое и настоящее. Кажется, что я их, этих близких, разрушу, если вылезу из гробика и покажусь живой, а не «хорошей». Но это их выбор – разрушаться им или разрушать свои иллюзии и принимать реальность.
Октябрь, 2016
Впервые за свои почти 32 года я испытала переживание, что моя жизнь действительно МОЯ и ничья больше. И что ответственна за нее Я и никто больше.
И тогда сами собой растворились всяческие оценки типа хорошо-плохо, правильно-неправильно, можно-нельзя, морально-аморально и т. д. Всё, некому это оценивать и некому судить.
Если я пересплю вон с тем парнем, будет ли это хорошо-правильно-можно-морально или плохо-неправильно-нельзя-аморально? Такая формулировка вопроса исчезла как категория. Теперь вопрос формулируется иначе: «Действительно ли я хочу переспать с тем парнем? Для чего мне это? Какие последствия это может иметь? Готова ли я справиться с такими последствиями?».
Вопросов стало в разы больше. Стало как будто «сложнее». Такое простое и однозначное родительское «можно» или «нельзя», «хорошо» или «плохо» превратилось в собственный выбор и собственную ответственность. Теперь нет внешней оценки. Зато есть «Чего Хочу Я? Что Важно для Меня? Готова ли Я к этому?» И тогда невозможно сделать что-то жизненное плохо или неправильно. Тогда каждое действие, каждое решение – мой собственный выбор, МОЯ жизнь, моя ответственность. Здесь как раз и приходит чувство, что я Живу, и что живу именно Я. Не мама живет через меня, не родина, не партия, не весь мой род со своими установки. А я, именно я. Я хочу, я выбираю, я чувствую, я проживаю свою жизнь. Мое решение про мою жизнь – только мое. И никто не может его оценить как правильное или аморальное.
Могу переспать с тем парнем, могу не переспать, могу забеременеть от случайной связи, могу не забеременеть, могу сделать аборт, могу не сделать, могу выйти замуж, могу не выйти, могу развестись, могу не развестись, могу рожать, могу не рожать, могу даже заразиться чем-то и умереть, а могу этого не делать, могу работать программистом, психологом, проституткой – кем захочу. Это только моё. Если кто-то оскорбится моими действиями или испытает стыд – это его глубоко личные проблемы, меня это не касается. Потому что моя жизнь – она моя, я в ней хозяйка и я выбираю, как мне жить, даже если для кого-то другого это неправильно и аморально, – для меня сейчас так важно, это мой выбор, я выбираю получить такой опыт.
Это поразительно красивый и чувственный процесс. Взросление. Сепарация (от родителей, от партии, от всех). Обретение своей жизни. Обретение чувства жизни. Обретение вкуса жизни. Обретение удовольствия от жизни. И даже создание собственного смысла жизни.
Приходит свобода. Вместе со свободой приходит ответственность. Но ответственность только за себя и за свою жизнь. Она – моя и ничья больше, поэтому с ней легко.
Чего я хочу? Что для меня важно? Что я выбираю сейчас? А сейчас? А вот в этот момент? И как мне от этого выбора? Что я чувствую? А сейчас чего я хочу и что я выбираю? А теперь что я чувствую? Каковы последствия моего выбора? Как мне с этим? Что я хочу поменять? Что для меня сейчас важно? С кем для меня сейчас важно? Что я чувствую? Куда я двигаюсь? Что внутри меня? Куда я хочу двигаться? Куда для меня важно двигаться? А сейчас что со мной происходит? Интересно, а что я выберу сейчас?
Вся эта вереница вопросов пришла на смену четкого и понятного «можно-нельзя», «хорошо-плохо», «дóлжно-недóлжно». Но именно с этой большой вереницей вопросов приходит чувство жизни, чувство проживания своей собственной жизни, а не существования за кого-то другого. То самое авторство жизни. И в этом моменте приходит благодарность. Благодарность за жизнь, за данность, за весь опыт, за все возможности…
Август, 2016
Мишка стеклянным взглядом провожал солнечный луч, случайно провалившийся в дыру на крыше. Сколько времени он провел один на чердаке? Он уже не помнил.
***
Алиса звонила Мише снова и снова. Когда бесконечно-тревожные гудки сменились механическим посланием “Абонент не отвечает или временно недоступен”, она рухнула на пол, выронила телефон и разрыдалась.
Она не знала, какая мысль ее пугала сильнее: что он ее разлюбил или что он умер. Но она чувствовала, что он уже не вернется.
***
Алиса очнулась от громкого противного дребезжания. Закатные лучи больно резали глаза, а голова раскалывалась. “Миша!” – екнуло у нее в сердце, когда она поняла, что это недавно выскользнувший из рук телефон от виброзвонка съехал с ковра на паркет и сейчас колотится о ножку дивана.
Звонила мама. Дедушка заболел. Нужно было ехать в деревню.
***
В поезде Алиса все еще пыталась дозвониться до Миши. Тщетно.
Летняя духота давила. Неопределенность давила еще сильнее.
Вдруг за полночь она получила сообщение “Привет, лисенок. Звонила?”
Дрожащими руками она набрала мишин номер. Он сбросил. “Я тут затусил с друзьями на выходные. Я тебе завтра перезвоню”.
Алиса чуть не швырнула телефон на пол. Ее трясло. От обиды и от злости одновременно. Два дня! Два чертовых дня она сходила с ума, а он затусил с друзьями и забыл о ней!
***
Алиса вскарабкалась на чердак и у нее закружилась голова от запаха. Он не был резким или неприятным. Он был… таким знакомым и вместе с тем неузнаваемым. Да, там пахло пылью и ветошью. А еще – теплой гнилью: крыша давно прохудилась и деревянный пол местами промокал под дождем. Но это было не то. Было что-то еще…
Алиса остановилась. Немного отдышалась. Сколько лет она не была здесь? Десять? Больше? Последний раз они приходили сюда с бабушкой, когда Алисе не было и восьми. Потом бабушка умерла. А Алиса… А что Алиса? Она не помнила.
Сейчас дедушка решил, что ему уже не выкарабкаться, и попросил принести бабушкиных вещей, чтобы проще было найти дорогу к ней.
Алиса вдруг вспомнила, зачем она пришла, и пошла к сундуку – мама сказала, что бабушкины вещи в нем.
***
Алиса вздрогнула. “Аааа! Миииишка!..” – вскрикнула она и бросилась в угол, подняла лежавшего в углу плюшевого мишку и крепко прижала его к себе. Она заулыбалась и одновременно зажмурилась от накативших слез. Она кружила по чердаку в каком-то диком танце, потом запнулась, села, прижала мишку еще крепче и в голос зарыдала.
***
Мишка долго был ее любимой игрушкой в деревне. Забрать его в город ей почему-то не разрешали. Но как только она приезжала летом в деревню, она бежала сразу в комнатку со старой кроватью, заваленной подушками, на которой обычно оставался мишка на время ее отсутствия, хватала его, прижимала к себе, а потом уже шла по своим деревенским делам. Везде, где было можно, она ходила с мишкой под мышкой.
Но однажды она приехала и не побежала к нему. И не брала его с собой везде. А когда дедушка спросил, что же она забросила своего мишку, она фыркнула и ушла.
“Я затусила с друзьями и забыла о тебе…” вдруг выдохнула Алиса, сквозь слезы глядя на мишку. “Прости меня, мишка, прости…” Алиса разрыдалась еще сильнее.
***
Алиса, заплаканная, но как будто посвежевшая, спустилась вниз с бабушкиными вещами и мишкой под мышкой.
***
Снова сводил с ума запах чердака. И казалось, что она вот-вот разгадает его тайну. Алиса села на крышку сундука и стала ждать. Чего она ждала – она и сама не понимала. Но откуда-то она знала, что если долго слушать тишину внутри себя, то тишина заговорит.
Ее стало нестерпимо клонить в сон. Но вдруг она увидела перед собой девочку лет десяти в сиреневом сарафанчике. Девочка выглядела одинокой и напуганной.
Алиса вспомнила…
В шестом классе у них появилась новенькая. Она была такой крутой и стильной. Все хотели с ней дружить. И Алиса тоже. Одна из одноклассниц позвала всех на пижамную вечеринку. Когда Алиса пришла, оказалось, что все девочки в кружевных сорочках – как взрослые. А Алиса была в обычном сиреневом сарафане. Девчонки засмеяли ее. А лучшая подруга вдобавок подколола, что она еще и в игрушки играет, совсем как ребенок.
Алиса “случайно” испачкала свой любимый сарафан так, чтобы его было не отстирать, чтобы у мамы не возникло вопросов, почему она перестала его носить. И как-то незаметно спрятала все игрушки. И стала какой-то раздражительной и замкнутой. “Подросток” – пожали плечами родители и сами от нее отстранились.
Вот так она “повзрослела”. Вроде и не произошло ничего страшного, но сейчас было очень больно вспоминать об этом.
"Я ушла тусить с друзьями и забыла о себе…"
***
Дедушка выздоровел.
С мишкой под мышкой Алиса возвращалась в город.
Она думала о том, что сошьет себе сиреневый сарафан, и что больше не будет забывать о самой себе, даже если кто-то другой о ней забудет.
Июнь, 2020
Я бродила по торговому центру: посмотреть на образы, собранные на манекенах, и попытаться уловить, что несут эти образы. Если бы я встретила такого человека на улице, то какое впечатление он на меня произвел бы? Я планировала не смотреть на цены и не присматриваться вблизи к качеству материала и пошива, но не всегда удавалось.
Вот бунтующий подросток. Кажется, еще не определившийся, какого он пола. Помнится, меня привлекали подобные магазины в 24. Но с тех пор незаметно прошло 10 лет. Я по-прежнему люблю протестный стиль. Но не в подростковом формате. Магазин, однако, рассчитан на взрослых, а не на подростков.
Вот сильно запутавшийся и потерянный подросток. С каким-то глубоким смятением и болью внутри. Это тоже «взрослый» магазин.
Вот молодая офисная служащая. С искусственной жизнью. Красивое издалека платье, транслирующее «у меня все прекрасно, я очень френдли и фанни и я могу помочь вам решить ваши проблемы», из искусственной, как оказывается вблизи, ткани, под которой все чешется.
Вот красивая зрелая женщина. Гордо несущая свою женственность и зрелость, а не отбрыкивающаяся «я девушка, а не женщина!». Радуюсь. Смотрю поближе. Материал и качество пошива вызывают желание уйти и не возвращаться.
Вот претензия на оригинальность, от которой рябит в глазах.
Вот что-то действительно похожее на индивидуальность и глубину. Но образ не собран до конца. Интересно было бы увидеть образ целиком.
Вот люди из американского фильма в уютных свитерах с американской улыбкой – я прям вижу американское рождество из кинематографа, камин, семейный ужин…
О проекте
О подписке