В жизни моей не случился дом,
Крыша кирпичная, белые ставни.
А впрочем, я плачу совсем не о том,
А может быть, именно плачу о том,
О детстве моем стародавнем.
В жизни моей не случился дом,
В детстве и юности не было дома.
И даже в зрелые годы, потом,
Ни яхты не было, ни парома.
Ни братьев не было, ни сестёр,
И даже двоюродных не было тоже.
Ни шумных застолий семейных, ни ссор.
А впрочем, всё это, наверное, вздор,
Который режет ножом по коже.
В жизни моей не случился дом,
Только квартиры, и много соседей.
Пили коньяк и кубинский ром,
И песни пели про глупого Фредди.
В маленькой тесной квартирке моей
Вечно толпились чужие люди.
Тосты, заветное слово «налей»,
Полчища самых безумных идей.
Гонимых жалели, ругали судей.
В жизни моей не случился дом.
И все же грущу я о нем, не бывшем.
Начальство его не послало на слом,
И на войне он не стал пепелищем.
Так что же плачу который год,
О доме, который не существует?
И вместе со мною грустит небосвод,
И музыкант из минорных нот
Чудную музыку нарисует.
Как-то, гуляя по парижскому кладбищу, я позавидовала людям у которых 200 лет родные находят свой покой в семейном склепе. У моих родных могилы разбросаны по разным странам, а по большому счёту – и нету у них никаких могил. Попытку найти могилу моей бабушки Белы и её дочерей я предприняла в 70-е годы. Мы поехали в Чаусы, маленький городок под Могилевом. Белоруссия…
Шёл мелкий дождь, я слонялась по местному кладбищу, пытаясь найти хоть какой-то след погребения близких, но мои попытки были безуспешны. Навстречу шла старая, грузная женщина, она тяжело дышала и опиралась на палку. Я подошла к ней и спросила, не жила ли она здесь во время войны. Как оказалась жила, более того, её дочь училась в одном классе с моим дядей Самуилом, который погиб под Сталинградом. Она видела как увозили евреев, в том числе мою бабушку и её дочерей, на смерть…
Памятник убиенным евреям был поставлен вне кладбища. Она показала где. Тропинка к памятнику заросла и надо было продираться по мокрой траве, которая была выше колена. Я поняла, что к памятнику давно никто не подходил. Да и кому же подходить к этой символической могиле 1200 евреев. Евреи давно покинули эти места, и не было принято в те годы вспоминать о своих корнях, да и зачем?
Потомки убиенных были заняты строительством новой жизни, построением коммунизма, который должен был состояться в 1980 году, но почему-то не пришёл; наверное, потому что строительство нового человека, достойного жить при коммунизме, не произошло. Человек остался таким же, как был тысячелетия назад, ну, может быть, немного похуже.
Нашла дом своего деда, довольно приличный двухэтажный дом, в котором разместилась кулинария. У меня нет ни одной фотографии моей бабушки…
Через много лет родилось стихотворение, посвященное моим убиенным родным.
На стене в рамках фотографии.
Тридцатые годы.
Местечко тихое, Белоруссия.
Уютный домик у Сары и Рафы.
Одеты по моде
Дети, у главы семейства усики.
Из вещей ничего не осталось.
Тех фотографий нет.
Пришли и все выбросили чужаки.
Вместо Сары красуется Гала.
По прошествии лет
Серебро поменяли на куль муки.
Обитателям дома повезло.
Расстреляны во рву.
Не испытали скученности гетто.
Мгновенная смерть – не большое зло.
Превратились в траву.
И дети бегают по траве летом.
Тех самых молчаливых соседей,
Что живут в их доме,
Не зажигая свечей по субботам,
Дочка станет настоящей леди.
Живёт в Оклахоме
И на рояле играет по нотам.
Семьдесят, но вспоминает рояль,
Он стоял в гостиной.
И что-то было предательски странным.
Мамаша чужую мерила шаль
Из парчи старинной.
Книжный шкаф полон французских романов.
Отец в расстегнутой телогрейке
И мама с мороза.
Вся раскраснелась, беременна братиком.
В клетке тихо поют канарейки.
Чужая мимоза.
Немецкая речь, автомат, свастика.
Восторги, из нищенской хибары
Ушли в дом прекрасный
Где много детских игрушек, одежды.
Разбил свадебные снимки Сары
Фрол – деверь мордастый.
Он коммунистами будет повешен.
Отец был не глуп, бежал с немцами.
Попал в Америку.
Сохранил семью, и дети все живы.
Выучил немного коммерцию.
Очень любил уху.
В саду посадил берёзы и иву.
Странно, теперь нарядная Сара
И гордый мужчина —
Лишь в памяти старой американки.
Непристойно красивая пара,
Улыбка раввина…
Где покоятся ваши останки?
Памятник своим убиенным родным я поставила на Беэршевском кладбище. Теперь и у них есть свой, личный памятник, где указаны их имена. Да будет благословенна их память…
Елена Ханина
Поэты ходят пятками по лезвию ножа
и режут в кровь свои босые души.
Владимир Высоцкий
О том, что она родилась поэтом, Елена Ханина знала с детства. Не секрет, что в детстве каждый из нас пребывает в особом душевном состоянии – поэтическом восприятии жизни. Первые шаги по пути поэзии хорошо описаны автором в рассказе-воспоминании «Мой роман с литературой», где во множестве автобиографических подробностей отражены и первые уроки разочарования в столкновении с непониманием и недоверием сначала учителей русского языка и литературы в школе, а дальше, уже во взрослой жизни, и уроки неискренности первых литературных редакторов. По словам поэтессы, это был «не взаимный роман с русской словесностью», и все же, вопреки «страшной боли» от множества «непереносимых» обманов, Елена упорно продолжает следовать по пути своего предназначения. Гораздо позже, уже имея несколько изданных авторских книг стихов, Елена поделится со своим читателем отзвуками этой детской боли в стихотворении «Мое представление о жизни в 10 лет – хочу стать поэтом». Вызывает интерес работа «Это было давненько», где в форме аллегории через «чуть заметную дверь» в Домском соборе, в которую «бездумно вошла» поэтесса, когда была маленькой девочкой, она неожиданно оказалась на доселе неведомом для нее пути поэзии. Следуя дальше по этому пути, поэтический талант Елены Ханиной с годами всё возрастал, набирал силу, радуя ценителей поэтического слова своей неподражаемостью и оригинальностью, даря на мгновение читательскому сердцу передышку в бесконечной суете.
Мое знакомство с поэзией Елены Ханиной началось с книг стихов «По кривым переулкам судьбы» и «Избранное». С обложки на меня смотрит красивая, залитая солнечными лучами, счастливо улыбающаяся, обаятельная женщина. Вся атмосфера, окружающая поэтессу, пронизана радостью её смеющихся глаз, теплом и умиротворением летнего дня, что настраивает на внутреннюю безмятежность. Это состояние длится ровно до того момента, пока я не прочитала строки первого открывшегося мне стихотворения из книги:
Море слов не спасёт,
Море слёз не спасёт,
И куда-то лавина упрямо несёт.
Раздвигают миры,
Раздувают моря,
Я живу, словно настежь глаза отворя.
Ожиданье чудес,
Откровенье небес,
И отказ подчиниться судьбе наотрез…
Мощь и сила этих строк буквально перевернули в душе все мои состояния безмятежности, и открыли мне Елену Ханину, ту Ханину, которая смотрит на мир и на жизнь под совершенно неожиданным, собственным углом зрения поэта. Этот контраст внешнего восприятия и внутреннего содержания книги – ошеломил. Особый авторский почерк, ритмический рисунок стиха с оригинальным строем художественных средств и приёмов, явили ярко выраженную поэтическую индивидуальность автора.
В литературном творчестве Елены Ханиной поэзия и проза тесно переплетёны между собой. Автобиографические рассказы, преломленные через призму сознания автора, притягивают, прежде всего, своей правдивостью и мельчайшими подробностями тех важных моментов жизни – «кривых переулков судьбы», которые оставили свой неизгладимый след в сердце Елены навсегда. Каждый такой рассказ – это срез своего времени, жизненного пути и своего рода, и своего поколения. Одним из примеров такого переплетения прозы и поэзии служит повествование «С памятью на Вы», об истории семьи отца поэтессы, отраженной затем в пронзительном стихотворении «В жизни моей не случился дом…» и истории поиска могил своих родных, которые разбросаны по разным странам. «А по большому счёту – и нету у них никаких могил», – с горечью признается поэтесса. Попытки отыскать эти могилы, предпринятые Еленой в семидесятые
О проекте
О подписке